— Да откуда ты знаешь, что они начнутся?
— Партия об этом говорит нам, Маша.
И вот когда сказал он о партии, тут из зарослей лопухов появился вдруг лобастый мальчишка и сказал:
— Дядя Иван, расскажите вы нам, мальчишкам, про партию, очень этим делом ребята интересуются. Откуда она взялась?
Встрепенулся Иван, слетела с него грусть. Поглядел он в глаза ребят, широко раскрытые, и потеплело у него на сердце.
И рассказал он про партию так, что и Маша заслушалась. Рассказал он о том, как из маленькой-маленькой кучки, в которой было всего несколько рабочих, образовалась вокруг молодого Ленина партийная организация первых коммунистов.
Как было им трудно, как было им тяжело! Боролись они против власти царя, помещиков и буржуев тайно, в подполье, мало-помалу создавая ячейки партии на фабриках и заводах, организуя для борьбы рабочий класс.
Как издавали подпольную газету «Искру», потом «Правду». Боролись против предателей. Против нытиков, маловеров. Не страшились ни тюрем, ни пыток, ни смерти за рабочее дело.
Сидел на троне царь, словно Кащей Бессмертный. Вокруг стража, вокруг войско. Графы, князья, буржуи его трон золотом подпирают. Деньги ведь тоже сила.
А на стороне большевиков одна-единственная народная правда. Но в ней-то и скрывалась великая сила.
Как грянула в октябре семнадцатого года революция, так и рассыпалось все царство Кащея Бессмертного, как в сказке!
И очутились графы, князья, буржуи — все внизу, а рабочий с крестьянином — наверху!
Ребята слушали затаив дыхание.
— Вот за то народ-то партию-то и любит! — воскликнул Степан. — Она ему помогла верх взять!
— И ведь какая же малая вначале-то была? — сказал Сережка. — Небольшая кучка! А царь-то ее уже боялся.
И жандармы трусили. Если действовать втайне, подпольно, врагам будет страшней!
Тогда Кочетков не обратил внимания на эти слова мальчишки, но теперь догадался, что они были неспроста!
Действия подпольной партии вскоре привели семейство жадного попа в великий страх и трепет. Что бы ни делал поп, попадья, все его чады и домочадцы, все время случались в доме и в хозяйстве ужасные происшествия.
Поп охранял свой дом и имущество с дубинкой, попадья с кочергой, церковный служка — с метлой, сын Анатолий — с двухствольным ружьем, поповна Ангелина — с электрическим фонарем. Ложась спать, обследовали все закоулки, чуланы, заглядывали и в подпечье и под кровать.
Жившая в поповском доме старая барыня, последняя владелица сожженного имения, и та вооружилась зонтиком — во все темные углы тыкала и крепче прижимала к груди клубок синей шерсти, единственное имущество, с которым она выбежала когда-то из горевшего дома.
Девочка на побегушках, Дуняшка, со страху металась без толку и всем мешала, всем попадалась под ноги, как бестолковая кошка.
Каждый день, каждую ночь приключались какие-нибудь беды.
То самовар утром распаялся. Загудел, засвистел вдруг как сумасшедший, пар из него пошел и потекло олово.
И весь он скорежился, как бес на картинке Страшного суда.
То коровы с пастбища как бешеные прибежали, хвосты вверх, рогами трясут, бьют копытами, ревут, словно им под хвостами скипидаром смазали. Вокруг двора носятся, через заборы перепрыгивают, капусту топчут…
То вдруг пчелы с утра не вылетали. Самый взяток — липа зацвела, а они гудят в ульях, в воздухе над пчельником ни одной. Бросился поп-пчеловод и вместо божьего слова пустил такое ругательство, что попова дочка, бежавшая за ним, споткнулась и об дымарь нос расквасила.
Оказалось, у всех пчелиных домиков летки глиной замазаны!
Когда попадья побежала в сельсовет жаловаться, Тимофей только руками развел.
— Ну, — говорит, — матушка, это не иначе в вашем быту завелись бесовские шутки!
Не выдержало поповское семейство такой осады и выслало Дуняшку парламентером с наказом найти этого скверного Данилку. Пусть получит для своей болезной бабки Агафьи злополучного меду.
Данилка пришел как ни в чем не бывало, такой же, как всегда, вялый, робкий, бледный, но чашку для меда принес большущую деревянную, из каких в деревне квас хлебают.
И пока ее медом не наполнили, с места не стронулся.
А когда ушел своей валкой походочкой, бесовские проделки как рукой сняло.
Все в поповском доме успокоились, и даже трусливая Дуняшка больше не взвизгивала, напуганной кошкой не металась и не попадалась под ноги.
— Ну и как же вам удалось устроить попу такую катавасию? — спросил Иван Кочетков, встретив спешащего куда-то лобастого Степку.
Мальчишка посмотрел на него серьезно и ответил:
— Это, дядя Ваня, партийная тайна.
— Ну мне-то можно сказать! Не бойся — я умею хранить партийные тайны. Так, значит, если действовать из подполья, врагам страшней?
— Ого, еще как! — засмеялся Степан.
— А ты знаешь, что в Москве уже есть такая ребячья партия, которая действует открыто, никого не боится, даже издает свой журнал. Смотри, вот какой!
Иван Кочетков вынул из кармана журнал с красивой обложкой, на которой был изображен босой мальчишка в красном галстуке, с барабаном на ремне. Назывался журнал необыкновенно — «Барабан».
— Это я в Сасове по делам нашего комбеда был, узнавал насчет организации артели и нечаянно на станции купил, — пояснил Иван.
— Так вот, всем кому хочешь и продают? — подивился Степан, не в силах оторваться от красивой обложки.
— Да ты почитай, что там про ребячью партию написано, — улыбнулся Иван. — Возьми вот!
Забыв даже поблагодарить, Степан с журналом помчался собирать свою партию на экстренное собрание.
Собрались в старом овине, на краю села, за оврагом.
Читали по старой привычке тайно, чтобы кулацкие дети не подсмотрели.
Каждую статью перечитывали по нескольку раз.
И разными глазами, разными голосами. Прочтет Степан — шумят: «Дай Павлушке-побаснику, у него получается с выражением!» Прочтет Павлушка опять шумят: у него вроде сказки выходит. Иван-бесштан засучивает рукава: «А ну, давайте-ка я прочту, у меня голос громкий».
И начинает бубнить, как из бочки. «Непонятно, отдай Данилке — у него голос ясней!» Читает Данилка. Уж так читали, так читали — журнал в двух местах порвали.
И на всех страницах отпечатались все пальцы ребят из партии свободных.
А когда насытились чтением, как голодные хлебом, начали рассуждать.
— Теперь к нам не подступись! — сказал Сережка-урван. — Поднимем знамя и выйдем на улицу открыто — теперь нас не тронь, мы под красным знаменем!
— Если мы в пионерскую партию вступим, — расхрабрился робкий Антошка-лутошка, — чуть что — за нас все пионеры заступятся, а их — вон смотри-ка, что пишут, по всей Расеи — тыщи!
— За нас и коммунисты будут заступаться — читай, какая это организация — детская коммунистическая! — указал Данилка. Он хоть и болезный был, зато сильно грамотный. Это его бабушка образовала, старуха ученая была, читать-писать умела.
— И комсомольцы в обиду не дадут — ведь пионеры комсомолу смена! добавил Иван-бесштан.
— Да мы и сами за себя постоим! — заявил Степан важно. — Мы, сельская пролетария, тоже сила!
— Главное, чтоб у нас было знамя!
— Поскорей надо красные галстуки навязать, чтобы все видели, какая у нас сила!
— Ну, так что же, ребята, подходящая это для нас партия? Голоснем. Кто за то, чтобы вступить в пионеры?
— Мы-то хоть сейчас, да примут ли нас? — сказал осторожный Антошка-лутошка. — Наверное, не так просто в эту партию вступить? Видали, у пионеров все какие чистенькие, как на картинке.
— Да это и мы такие будем, когда с мылом умоемся.
— Они все в красных галстуках, а где их взять?
— Достанем и такие, у моей бабушки в сундуке широченная старинная юбка, ну, как пожар, красная. И вся так чудно переливается, потому что, говорит, мумуаровая. Сумасшедшая старая барыня ей подарила, когда возненавидела красный цвет.
— Большущая юбка-то? Хватит на всех?
— А где мы возьмем барабан?
— Возьмем да из старого ведра сделаем!
— Опять же горн полагается, сигналы подавать.
— А это обыкновенная дудка. Только медная…
У пастуха рожок попросим, а ему для коров в деревянную дудку велим играть!
— Ладно.
— А смотри-ка, все пионеры в коротких штанах!
— Вот таких у нас нету.
— Да это ничего, не по одежке там встречают, а по делу. Ты смотри, чего здесь написано, какие правила жизни у пионеров. Какой закон!
— Закон вроде подходящий. Вот написано: пионер трудолюбив, а мы все трудовики. У нас мозоли — во!
Все ребята протянули руки и посмотрели, у кого такие мозоли.
— Первый закон у них: пионер верен делу Ильича — вот что главное-то!
