Самые верные друзья - немцы. Верным друзьям нужно знать положение англичан в Индии, количество
войск.
В выполнении задания должны помочь люди Махмуд-бека, находящиеся в Калькутте. Махмуд-бек дал
адреса дервишей и пароль.
Разговор происходил в присутствии капитана Дейнца и произвел на гитлеровца большое впечатление.
Далеко заползли туркестанцы. Осмотрительные люди.
Махмуд-бек представил, как к английским агентам заявятся нежданные гости с поручением от
«верного друга» великой Германии.
Самый старший, тридцатипятилетний купчишка, впервые встретившийся с иностранцем, неловко
крутил в толстых пальцах сигарету, которой его угостил капитан. Два молодых джигита, потерявшие на
чужбине и состояние, и отцов, были злы, готовы идти хоть на край света.
Ушли эти люди в Индию в скромной одежде паломников, каких много на дорогах Востока. Никто не
заметил их исчезновения. И никто никогда не вспомнит о них.
Назим не понимал всего, что происходит вокруг. Он знал только одно: ему желают добра. Юноша
повзрослел, вытянулся. Над губой легла черная полоска. Только плечи были узкими да слегка
ссутулилась спина. Всерьез Назим не работал. Аскарали не хотел привлекать внимания к способному
юноше. Местные ювелиры как с цепи сорвутся, затянут юношу в свои сверкающие лавчонки, тогда
исчезновение Назима может вызвать лишние разговоры.
Юноша был вроде мальчика на побегушках у Аскарали.
Салим уже несколько раз побывал в конторе оптового купца: присматривался к юноше, с которым
предстояло пройти нелегкий путь. С трудом скрывал радость. Ему было как-то не по себе в присутствии
Аскарали и Махмуд-бека. Он пытался как бы вознаградить их - рассказывал им веселые истории о
94
последних чудачествах муфтия Садретдин-хана. Аскарали и Махмуд-бек искренне смеялись. Но им-то
еще оставаться здесь.
Салим чувствовал, как накаляется обстановка в городе. Он заучивал имена курбаши, цифры,
показывающие подлинное количество воинов ислама, расположение становищ, эмигрантских аулов,
имена немецких разведчиков, военных специалистов - короткий, обстоятельный доклад в Центр.
- Не бросай парня, - сказал Аскарали. - Ему нужно во многом разобраться, многое понять.
- Он будет учиться.
- И ты будешь, - твердо сказал Аскарали.
- Мне уже под тридцать, - вздохнул Салим.
- Все равно. Кончится война - пойдешь учиться. Кстати, перстень возьми. Сберегите его.
- Может, оставите... На всякий случай!
- Нет. - Аскарали повертел перстень, в который раз посмотрел на верхушки тонких тополей.
Колышутся веточки под заходящими лучами солнца. Где-то далеко-далеко - снежные горы.
Махмуд-беку приснились золотые тополя. Но даже сон этот не дали досмотреть. Стучался сосед
Суэто-Ахмаджан. Ночной визит мог быть вызван исключительным событием.
- У меня гость, - сообщил Ахмаджан.
В комнате сидел местный чиновник. Ахмаджан не стал его представлять, а коротко сказал:
- Послушайте, господин Махмуд-бек.
Чиновник рассказал, что два часа назад состоялось первое заседание нового правительства
Туркестана. Заседание проходило на квартире Саида Мубошира. В числе присутствующих находился
толстоватый немецкий офицер в очках.
- Капитан Дейнц, - пояснил Суэто-Ахмаджан.
- Что бы это значило? - растерянно спросил Махмуд-бек.
- Ему нужно заплатить, - японец глазами показал на чиновника.
- Сейчас, сейчас, - заторопился Махмуд-бек.
Он не мог прийти в себя.
Когда чиновник, кланяясь, вышел из комнаты, Суэто зло сказал:
- Немцы путают все карты. Они слишком рано затеяли опасную игру. - Сдержанный Суэто выругался.
Приближался рассвет. Перед домом, надрываясь, выла собака.
Из рукописи Махмуд-бека Садыкова
Девятого мая, в Праздник Победы, людьми владеет и радость, и печаль. Пожилая женщина идет с
цветами, а в кулаке мнет платочек, мокрый от слез.
Знакомый фронтовик пожаловался мне, что утром дала о себе знать рана. Давным-давно
зарубцевалась. Вдруг через четверть века - острая боль.
Тревожат раны, и кинокадры, и звуки фронтовых песен, и даже бодрый походный марш.
Девятого мая к могилам солдат приходят тысячи людей.
У пионера между бровей появляется строгая морщинка. Рядом я слышу едва сдерживаемое глухое
рыдание. Кого на войне потеряла эта женщина?
Склоняет голову ветеран. По его медалям нетрудно определить боевой путь: Москва - Вена - Прага.
Сколько осталось на этом пути холмиков со скромными пятиконечными звездами...
Тогда, прощаясь с друзьями, солдаты не плакали.
Легкий звон орденов и медалей. Ветеран поднимает руку и неловко, по-мальчишески, кулаком
проводит по щекам.
Он замечает меня.
- Вот как получается, - смущенно говорит фронтовик. Взглянув на мой орден Красного Знамени, он
замечает: - Редко носишь, а зря.
Орден я получил пять лет назад: в связи с двадцатилетием победы над фашистской Германией.
- На каком пришлось, браток?
- Пришлось, - неопределенно отвечаю я.
Мы смотрим на ровный строй пионеров. Над ними у ограды поднимаются тополя. Утреннее солнце
осветило верхушки.
- Золотые тополя, - невольно говорю я.
- Какие? - удивляется фронтовик.
- Да так...
Он больше не стал задавать вопросов.
Здесь, возле солдатских могил, у каждого свои воспоминания.
СЧИТАННЫЕ МИНУТЫ
За подобным дастарханом эмигранты не сидели давно. От горячих лепешек, сдобных и слоеных, с
тмином, с кунжутным семенем, шел неповторимый запах, напоминая о далеких днях.
95
На блюдечках лежали куски халвы - ореховой, медовой; зульбия - из тонких слоев теста; занжибал - с
примесью кофе; парварда - во вкусе которой вместе с сахаром давал себя знать и перец. Матово
поблескивал нават - твердый комковый сахар, лежали в ярких бумажках чужеземные конфеты.
Чайники то и дело поднимались над дастарханом, чтобы через минуту тяжело, степенно опуститься
со свежим ароматным напитком на с трудом отыскиваемое свободное место, потому что уже появилась
еще одна тарелка с пирожками, с колечками казы - конской колбасы.
За дастарханом сидели члены только что сформированного правительства Туркестана. Премьер-
министр Саид Мубошир угощал своих верных друзей. Самый молодой член правительства - министр
просвещения Рустам Джумабаев разливал чай и, как приближенный к главе, к его дому, приглашал,
протягивая руку к дастархану:
- Пожалуйста, уважаемые, пожалуйста.
Пальцы мелькали над дастарханом. Сухие и скрюченные, толстые и жирные. Все они жадно, цепко
хватали колбасу, пирожки, куски холодной баранины. Нетронутыми оставались орехи и фисташки.
Пожелтевшие, гнилые зубы напрасно пытались разгрызть крепкую скорлупу. Даже фисташки с
трещинкой на бочку не поддавались таким зубам. Вспомнив молодость, гости брали по два ореха,
сжимали в кулаке. Орехи соскальзывали, вырывались.
Рустам подносил чай, разливал, подавал пиалы, улыбался старшим. Не догадывался, что старшие, не
сговариваясь, пришли к выводу: выскочка, интриган.
- Уважаемые господа! - торжественно произнес Саид Мубошир. - Пожалуйста, угощайтесь.
И все наперебой стали протягивать руки к широким блюдам, приглашая друг друга.
- Пожалуйста!
- Пожалуйста!
Тонкий серпантин нарына заскользил из пальцев в бульон. Пошли по кругу чашечки с приправами -
гранатовым соком и уксусом.
Угощение затягивалось.
Деловая часть сегодняшнего собрания была более краткой. Распределяли портфели министров
легко. Для каждого вроде нашлась подходящая должность в новом правительстве. Человек, получивший
должность, принимал поздравления, но нередко в то же время думал: «Обидели! Самые жирные куски -
казна, земледелие, вода, хлопковая промышленность, железная дорога - себе захватили!..»
Должности поменьше, менее доходные, вроде министерства просвещения, достались молодым и
промотавшимся людям.
Саид Мубошир произнес речь, призвал к сплочению.
В деловой разговор не ввязывался большой немецкий гость. Рустам переводил речи, представлял
новых министров. Капитан Дейнц протягивал руку, пожимал ладони. Слабые, крепкие - всякие.
С обеда, сославшись на дела, Дейнц ушел. Его присутствие немного сковывало курбаши, баев,
