Группа козаков окружила дом, где засели штабные офицеры 41-го и 46-го полков и егерского батальона. Началась перестрелка. Прячась за оконные косяки большого кулацкого дома, осажденные вели интенсивный огонь. Надо было что-то предпринять. Брошенная ловкой рукой граната заставила их замолчать.
Спастись во время восстания удалось немногим офицерам.
Бежал, как заяц, и пан Халчевский. Бунчужный Кургузов, пронюхав каким-то образом настроение солдат и предчувствуя недоброе, «заболел» лихоманкой и остался в Сарай-Гире.
К восставшему куреню примкнули остатки двух изрядно потрепанных в боях белых полков и часть егерского батальона. Более ярые каппелевцы были уничтожены вместе с офицерами.
Выстрелы начали утихать. Неожиданно с колокольни по восставшим застрочил пулемет и прижал взвод второй сотни к стене полуразрушенного церковного амбара. Ликвидировать колчаковского пулеметчика вызвался Прохор.
Проникнув на лестничную клетку, он стал подниматься по узким каменным ступеням. Увлеченный стрельбой колчаковец не заметил появления Черепанова, который, обойдя осторожно большой колокол, резким броском опрокинул пулеметчика на спину. Противник не растерялся и отбросил Прохора от себя. Завязалась борьба. Оба они незаметно откатывались к невысоким перилам колокольни. Не давая дотянуться колчаковцу до револьвера, Прохор плотно прижал его руку, пытаясь второй дотянуться до перил, чтобы столкнуть пулеметчика с колокольни. Но тот, как железными клещами обхватив его туловище, не давал подняться на ноги. Еще одно усилие. Прохор напружинился, и голова противника оказалась за перилами. «Как оторвать его от себя? Падая, он может потянуть и меня».
Почуяв неладное, один из повстанцев бросился на выручку Прохору. Он вбежал на верхнюю площадку колокольни в момент, когда борющиеся свисали с перил, готовые вот-вот сорваться. Удар кинжала, и Черепанов скорее почувствовал, чем увидел, как пальцы колчаковца разжались, и он полетел с колокольни. Тяжело дыша, Прохор опустился возле пулемета и посмотрел вниз. Сельская площадь все еще кишела солдатами, отдельные группы их начали строиться повзводно, создавая стройные ряды и квадраты. Кое-где слышались выстрелы. Восставшие вылавливали прятавшихся по огородам и дворам офицеров.
Черепанов с помощью своего товарища спустил пулемет на площадь. Там уже шел митинг. Говорил Степан Пацик — первый красный командир полка имени Шевченко:
— Товарищи! Сейчас мы с вами стоим на небольшом клочке великой советской земли. Это надо понять, прочувствовать. Где бы она ни была — в Сибири, Башкирии, на берегах Волги, Дону, Украине — это наша земля, и мы должны очистить ее от белогвардейской скверны. Это главная задача, которую поставил перед нами вождь Всероссийского пролетариата Владимир Ильич Ленин.
Как мощный поток, прорвавшийся через плотину, над сельской площадью прозвучало солдатское «ура!».
— Да здравствует наша родная Коммунистическая партия! — Пацик энергично потряс фуражкой над головой. — Да здравствует Ленин!
Запели медные трубы полкового оркестра.
На душе Прохора было светло и радостно.
После митинга конная сотня устремилась на юго-западную окраину села снимать колчаковские заставы. Впереди мчался Степан Пацик. Увидев скачущих во весь опор всадников с тыла, крупные заставы белых растерялись и, бросая оружие, стали прятаться в ближайших кустах ракитника. Справа от застав, на возвышенности, покрытой мелким березняком, стояла батарея из трех орудий со значительным запасом снарядов. Смелым обходным рейдом Пацик со своими кавалеристами принудил батарею сдаться без выстрела. Путь к частям Красной Армии был открыт.
В ночь на второе мая восставшие вышли на Кузькино и на рассвете прибыли в село Бакирово, где находились красноармейские части бригады Ивана Каширина. Отдых. Совещание командиров, митинг. Под дружные возгласы, крики «ура» принимается решение: переименовать полк имени Шевченко в стрелковый полк имени В. И. Ленина и присоединиться к славному отряду Каширина.
Возвращаясь с митинга, Прохор заметил человека в солдатской шинели, который, прижимаясь к палисадникам, пробирался к околице. Черепанов снял винтовку с плеча и ускорил шаг. Незнакомец юркнул в узкий переулок между огородами, пытаясь скрыться в мелколесье. На крик «стой!» человек поднял руки и повернулся лицом к Прохору. От изумления Черепанов забыл поставить винтовку на боевой взвод: перед ним стоял пан Халчевский. Без головного убора, в запачканной грязью шинели, с огромным синяком под глазом, он умоляюще смотрел на бывшего козака.
— У меня есть золото. Я отдам все, только отпусти. — Его глаза ничего не выражали, кроме животного страха.
— Поворачивай, гад! — зло скомандовал Черепанов.
В штабе полка у Халчевского нашли список козаков для передачи контрразведке. В нем были бунчужный Пацик, Орловский, в числе многих других были Прохор и Лебединский. По приговору военного трибунала Халчевский был расстрелян.
Полк отвели в резерв и летом 1919 года включили в состав Чапаевской ударной группы и отправили под Уральск. С ним ушел на фронт и Прохор Черепанов.
В один из июльских дней, рано утром, когда еще не всходило солнце и над полями висел легкий туман, с винокуренного завода братьев Покровских вышел на дорогу человек. Оглянулся последний раз на ветхие домишки заводских рабочих и, забросив через плечо узелок, висевший на батожке, бодро зашагал в сторону Челябинска.
Это был Александр Зыков.
Неожиданно за спиной путника послышался стук колес. Оглянувшись, Александр увидел возчика, ехавшего на порожней телеге.
— Дядя, подвези. Я заплачу, — когда подвода поравнялась с ним, попросил Зыков.
— Садись. Ты что, на заработки идешь? — оглядев пешехода, спросил он.
— Ага.
— Пожалуй, не скоро, паря, найдешь теперь работу. Чуял, будто наши управители сматываются дальше от Челябы — в Сибирь. — И, посмотрев по сторонам дороги, сказал вполголоса: — Бают, красные уже Златоуст заняли. То и гляди, что нагрянут сюда.
— А как мужики? Ждут? — спросил Зыков.
— Как тебе сказать? Кто ждет, а кто и анафему шлет. У каждого свое на уме. — Возчик задергал вожжами.
Когда показались городские постройки, Зыков поблагодарил его, слез с телеги и зашагал к окраине города. Вышел на Горшечную улицу, постоял на углу, наблюдая за домом, где была квартира сапожника Шмакова. Зайти побоялся. «А может, там засада? Нет, лучше подожду до вечера, а когда стемнеет, посмотрю за домом еще раз». Зыков вышел на окраину города и углубился в лес. Пролежал до сумерек, вновь направился в город. Вот и знакомый дом. Огней не видно. Александр подошел вплотную и встал за угол. Тишина. Только в конце улицы пролаяла собака, и снова тихо. Не заметив ничего подозрительного, Александр с короткими перерывами стукнул три раза в окно. «Если Ивана Васильевича взяли, то Поля должна знать, что стучат свои».
Увидев Зыкова, дочь Шмакова, не зажигая огня, провела неожиданного гостя в комнату.
— Александр Николаевич! Вы живы?! Даже глазам не верится, — заговорила она тихо.
— Посторонних дома нет? — перебил ее Александр.
— Нет. Только вчера сняли засаду с нашей квартиры. День и ночь дежурили шпики. Папу арестовали в первый же день облавы. Где он сейчас, не знаем. — На какое-то время Поля замолчала. — Слышала, что арестовали около шестидесяти человек и отправили в Уфу. Мы все думали, что и вас забрали.
— Нет, я успел выбраться из города к сестре.
— Вот и хорошо. Ведь вы единственный оставшийся на свободе член подпольного комитета. Теперь будем продолжать работу.
Поговорив еще немного с Полей, Зыков взялся за кепку.
— Пожалуй, мне пора идти. Ночевать у вас опасно. Беляки еще могут заглянуть. Передай привет матери и Васе.
Зыков вышел. Дома на Горшечной, казалось, потонули во мгле. Только в центре на улицах Челябинска было светло и людно. Но это была не празднично настроенная толпа беспечно дефилирующих людей, как. год тому назад. Наоборот, лица нарядно одетых прохожих были озабочены. Изредка, громыхая колесами, по булыжной мостовой проходила артиллерия, поспешно двигались какие то воинские части. Из открытых дверей ресторана неслись пьяные голоса колчаковцев. Зыков прошел виадук и остановился в раздумье. Куда идти? К отцу? Там, наверное, все еще шпики. Решил зайти к Марии Андреевне Антроповой, у которой иногда собирались подпольщики.
Она оказалась дома. Контрразведка, к счастью, не знала о квартире Антроповой. Александр Николаевич решил собрать на ее квартире оставшихся на свободе подпольщиков. От них и узнал тяжелую весть о гибели Лобкова, Сони Кривой и других товарищей. Рита Костяновская была арестована в Омске, куда она приехала по заданию подпольного комитета РКП(б). Она погибла после страшных пыток в колчаковском застенке. Каждый из собравшихся у Антроповой мысленно дал себе клятву продолжать борьбу за правое дело. Зыков посмотрел поочередно на своих товарищей и сказал:
