глазами Степана Игнашова. Эх, дурень, к чему зажегся тогда, чуть с кулаками на Степана не набросился? Игнашов на собраниях не любит отмалчиваться. «Надо заболтать его, чтобы не сердился, — думает Пахом, высматривая, где Степан. — По натуре-то он добрый, покайся перед ним и отмякнет сразу…». Но Степана Игнашова среди ребят нет. «Не иначе — к Лушке своей подался, — разочарованно вздыхает Пахом. — Ладно, на работе подберу момент…»
У водоразборной колонки пусто. Знойно жарит солнечный полдень. Словно из тяжелого малахита, не шелохнутся зеленые листья тополей и черемух, и аромат от них идет густо и устойчиво — нет малейшего ветерка.
Все живое попряталось в тени. Валентина уже и не рада, что пошла за водой. В кадушке наберется для обеда и ужина, да и козе хватит вечером. Единственное, что заставило идти за водой, — это то, что знала: Константин любит вот в такую застоялую жару хватануть подряд кружки две-три ледяной воды. Сегодня ему в вечернюю, с восьми, сейчас он спит, но должен где-то вот-вот проснуться.
И Валентина спешит. Она ополаскивает ведро и ставит его под хрустально блестящую струю воды, с шипеньем ударившую из крана.
Пузырится, клокочет в ведре вода. Не только о Константине думы у Валентины. Привычное, вжитое с годами, не ушло из ее сердца — потянуло ее снова в церковь, в празднично-торжественное окружение подружек, степенно перебрасывающихся словами перед началом службы на церковном дворе.
Ольга, соседка, подогрела ее желание. Недавно вошла во двор, поболтала о разных пустяках, а потом будто ненароком спросила:
— Так и не вернул он иконы, мужик-то? В церкви, небось, тоже с тех пор не бывала?
Неуютно стало на душе у Валентины. Показалось ей, что рябенькая быстроглазая соседка стала за эти дни, как не ходит в церковь Валентина, в чем-то выше, углядчивей ее.
А та не унимается:
— Дьякон, Валя, знаешь какой новый приехал — молодой, красавец! Чернявый весь, бородка такая свежая, кудрявая, а голосина!.. Наши бабы глаза на него пялят — страсть…
— Ну, нам с тобой это ни к чему, — со вздохом замечает Валентина: — У нас свои собственные дьяконы не хуже.
Это шутка.
И все же ей хочется посмотреть на нового дьякона, редко меняются здесь священнослужители. Приезд нового дьякона, конечно, событие. Валентина раздумывает о том, сколько шепотков, пересудов, разговоров было среди верующих после первой же службы…
— Идем сегодня на обедню? — неожиданно приглашает Ольга. — Твой-то, кажись, в вечернюю уйдет на шахту, знать ничего не будет. Скушно мне одной-то с этого краю улицы идти, а вдвоем-то повеселее…
— Не знаю, право, — не сразу отзывается Валентина.
— Чего не знать? Не убьет он тебя, если даже и узнает. Тоже должен понимать, что дома вечерами-то не сладко. У меня вот Григорий сам не ходит, а мне не запрещает.
— Ладно, видно потом будет, — кивает Валентина.
Нет, она еще ничего не решила для себя. Знает, что не убьет ее Константин, но понимает и еще одно: он перестанет ей доверять, а это уже и будет первой трещиной в их семейной жизни, и кто знает, к чему она приведет? А ссориться с Костей Валентине ох как не хочется! Другие мужья, если нет детей, чего только над своими женами не вытворяют, а Костя очень жалеет ее…
— Я забегу вечерком, — уходя, говорит Ольга, и Валентина молча кивает: что ж, забеги…
Знает, что Ольга действительно придет вечером, и об этом и размышляет сейчас, наблюдая, как пузырится, клокочет в ведре вода.
— Через край бежит! — слышит она чей-то торопливый голос, вздрагивает, оттаскивает полное ведро и ставит второе. И только тогда оглядывается. Рядом с коромыслом на плече стоит Татьяна Ивановна.
— Задумалась о чем-то крепко? — кивает она Валентине.
— Так я… — смущается Валентина. — Даже и не пойму, о чем… Мужика вот надо на работу скоро провожать, ну и размышляю, что сготовить…
И непривычная лгать даже постороннему человеку, краснеет и склоняется, забирая второе ведро.
— Завтра опять лектор должен прийти, — говорит, подставляя ведро под кран, Татьяна Ивановна. — В прошлый-то раз понравилось тебе?
— Ничего, — опускает глаза Валентина, хотя ей и впрямь понравилась прошлая лекция. И даже не удивляется, что Татьяна Ивановна заговорила именно о лекциях: о Челпановой, словно помолодевшей за последнее время, теперь в поселке заговорили: активная общественница. Женщины видели, сколько энергии отдает она устройству лекций, успевая справляться и дома по хозяйству — все же четверо детей — и даже те, кто с неприязнью относится к лекциям, втайне уважают эту всегда спокойную, невозмутимую и ласковую женщину — энергия всегда покоряет.
— Приходи завтра, — оборачивается Татьяна Ивановна к Валентине. — А сегодня твой-то когда? В вечернюю? Заходи ко мне, скукота сидеть мне одной с ребятишками-то.
Странный день. В течение часа Валентина, до этого всю жизнь словно никому и не нужная, получила два приглашения от совершенно разных людей. И оба предложения не были для нее безынтересны, но это лишь усиливало ее смятение.
«Идти или не надо?» — с тревогой думает Валентина, шагая домой с ведрами. Вопрос попеременно обращается то к Ольге, то к Татьяне Ивановне.
Но ясное решение в голову не приходит. Вот уже и Костя шагнул за ворота, направляясь на шахту, и вечерняя пустота опахнула дремотным дыханием тихие комнаты. Все это было так привычно, но сегодня… Вот-вот зайдет за Валентиной приодетая Ольга, и надо решать, решать, решать…
«Господи, что же делать?» — мучительно раздумывает Валентина и, поймав себя на том, что подумала о боге, торопливо и радостно отбрасывает сомнения: надо пойти с Ольгой! Ничего страшного не будет, если и побывает она в церкви…
Но Ольга заглянула к ней на минутку.
— Нельзя мне сегодня. Свадьба у матери, Любку замуж выдает. Ты пойди одна или еще с кем-нибудь, а?
— Ладно, — кивает Валентина и почему-то облегченно вздыхает. Нет, сегодня в церковь она не пойдет, и совесть ее перед Константином будет чиста.
Едва за Ольгой хлопнули ворота, Валентина стала собирать вязанье. И впрямь, конечно, скучно Татьяне Ивановне вечерами. У всех мужики есть, словом и советом перекинуться можно, а ей судьба нелегкая выпала.
«Повечеряем с ней», — решает Валентина, и на душе у нее становится спокойно.
Сержант Москалев разыскал Лушку на работе и прямо оттуда доставил ее на мотоцикле к следователю. Уже одно то, что все это произошло на глазах притихших подружек, удручающе подействовало на нее. В какой-то момент с неожиданным тоскливым ощущением подумала, что не подпиши она
