— Шишигин вышел, сейчас придет! — сказал кто-то из гостей, толпившихся у вешалки.
Пока гости раздевались, осматривали комнату, в дверях показался Шишигин. В руках у него был богдановский облезлый сундучок, черный жестяной котелок, а за плечом на ремне гармония.
— Ты где пропадаешь? — крикнул на него Березин. — Приступай к своим обязанностям, угощай людей.
— Гы, угощай! Надо сначала женихово приданое притащить, потом гулять. Что я, порядка разве не знаю?
Он поставил сундучок среди пола и откинул крышку. В нем наверху лежали стоптанные сапоги.
— Вот это жениховы скороходы, — начал он, выкладывая на пол из сундучка, для смеху, разное имущество. — Это мыльница и кисточка для бритья, а это новые портянки, пригодятся потом на подгузки.
Богданов вдруг вскипел:
— Шишигин, убери! — прорычал он.
К нему подошла Дарья, взяла за руку.
— Не трожь, Харитоша! Пускай. Чем больше смеху, тем лучше.
Богданов сразу обмяк.
— Ты сама, Даша, командуй. Сади гостей за стол.
— Обожди, Харитоша. Еще не все готово.
Пришел Чибисов с женой, сухой, высокой женщиной, закутавшейся в лисий воротник. В руках у начальника лесопункта была корзинка, накрытая газетой.
— Можно? — спросил он.
Богданов снова было начал хмуриться. Дарья заметила это.
— Будь ласков, будь вежлив, принимай гостей, Харитоша! — шепнула она ему и пошла навстречу Чибисову.
— Пожалуйте, пожалуйте, дорогие гостеньки! Раздевайтесь.
Евгений Тарасович подошел к Богданову.
— Харитон Клавдиевич, прошу извинить незваного гостя. Между нами и кошки и собаки бегали. Забудем старое. У всех у нас должна быть только одна забота — о деле, на которое мы поставлены. Это самое главное. У всех у нас есть свой гонор, свои недостатки. Надо ломать себя, если это в наших общих интересах… Поздравляю вас, Харитон Клавдиевич, с законным браком! Желаю счастья в семейной жизни, в труде. А это примите от меня скромный подарок.
Он поставил корзинку возле стола.
На Богданова будто напал столбняк, он стоял точно ошеломленный: что-то хотел сказать — и не мог, хотел сорваться с места — и не мог. Потом качнулся, кинулся к Чибисову, взял его руку и сколько было силы сжал в своих ладонях.
— Евгений Тарасович, зачем вы извиняетесь? Ведь я тоже был виноватый в дрязгах. Раздевайтесь, пожалуйста!.. Даша, сади гостя на почетное место и угощай!
Потом появились ряженые с подведенными сажей бровями и усами, в вывернутых шубах, в бумажных колпаках, верхом на коромыслах, с тазами, ведрами. Тут были и клоун, и гадалка, и цыган, разыскивающий с уздечкой чужую лошадь, и охотник с берданкой, который носил в руке медвежье ухо и рассказывал, как он тянул из берлоги медведя — ухо оборвал, а медведя вытянуть так и не смог. Ряженые начали петь, плясать, названивая в тазы… И все пошли крутиться возле молодых.
За праздники, пока люди отсиживались в домах, выпало столько снега, что он завалил все дороги в лес, тропки в делянки, похоронил под собой электрические станции, кабели, лебедки, эстакады. Вышедшие из гаража автомашины тут же забуксовали и не могли пробраться к трассе лежневой дороги. Подвязанные к колесам цепи яростно шлепали по снегу, выбивали под скатами ямины. Машины сердито урчали, дергались вперед, назад, а с места — никуда. Электропильщики, сучкорубы, рабочие эстакад, выстроившись гуськом, прокладывали себе путь в лесосеки ногами: передние шли прямо по пояс в снегу, скоро выбивались из сил и уступали место другим. Это был утомительный переход через бесконечные заснеженные пространства, каждый метр которых приходилось преодолевать с неимоверным трудом.
Из Чаруса на Новинку поступила телефонограмма:
«Срочно доставить к железной дороге полторы тысячи кубометров рудничной стойки и столько же деловой древесины для каменноугольных копей. Мобилизовать все и безоговорочно выполнить приказ министра».
Желтая бумажка лежала перед Чибисовым. Опершись локтями о стол и обхватив голову руками, он глядел на нее с отчаянием. Вокруг стола, переминаясь с ноги на ногу, молча стояли шоферы.
— Возить надо, возить! — наконец сказал он.
— Мы знаем, что надо возить! — заговорили шоферы. — Но как? Идите посмотрите, что делается с машинами. Горючее сжигаем, а с места не сдвинемся. При такой работе без порток останешься.
— А что вы предлагаете?
— Расчищать дорогу надо.
— Но снегоочиститель, треугольник, к гаражу не пройдет, пеньки мешают. Значит, вручную разгребать снег?
— Только так, разгребать до твердого грунта.
— А где взять людей? У меня на прямых работах нехватка рабочих.
— Домохозяйкам надо в ножки поклониться.
— Ох, уж эти домохозяйки! Не успеешь рта раскрыть, как начнется: не могу, больная, мне детей не с кем оставить, у меня стирка, я обед готовлю. Известно, домоседы, разве их из тепла пошлешь на мороз работать?
— Их надо собрать, потолковать, разъяснить положение.
— Некогда митинговать. Пока соберутся да что — день-то и пройдет.
— Вы, товарищ Чибисов, молодушку попросите, она вам мигом женский батальон выведет.
— Какую молодушку?
— Дарью, Цветкову бывшую. Весной она целую армию на сплав леса вывела.
— А ну, сбегайте за ней, позовите сюда! — распорядился Чибисов.
Шофер Полуденнов, стоявший возле стола, точно на ходулях, обернулся назад и сказал сыну, о чем-то переговаривавшемуся с матерью:
— Степашка, сходи-ка за Дарьей.
Степан Полуденнов, большой, неуклюжий, как и родители, чем-то напоминавший молодого лося, тотчас же вышел.
Когда в кабинет явилась Дарья Богданова, шоферы расступились. В запах бензина она внесла запах духов.
— Зачем я понадобилась, Евгений Тарасович?
— Ты все еще, Дарья Семеновна, празднуешь? — спросил Чибисов.
— Почему мне не праздновать? У меня ведь, как говорят, медовый месяц. Я свои обязанности по работе справляю.
— А мы отпраздновали. Бумажку получили, вот прочти. Министр приказал немедленно отгрузить шахтерам три тысячи кубометров леса. У них на складах хоть шаром покати, крепиться и строиться нечем.
— Ну, понимаю.
— Вот эти мужики, Дарья Семеновна, посоветовали тебе в ножки поклониться. Ты мастер организовывать домохозяек. У нас машины у гаража сгрудились. Надо дорогу разгребать.
— А они сами? — Она окинула взглядом шоферов. — Вон их сколько!
— Одни они до вечера прокопаются. Да и нехорошо, механики будут дорогу расчищать, а домохозяйки на них в окна смотреть. Сможешь нам помочь?
— Попробую!
— Расшевели, пожалуйста, свободный народ в Новинке.
— А лопаты деревянные будут?
— Лопаты на складе, я распоряжусь. Были бы люди, а этого добра хватает, в лесу живем.
— Всяко бывает. Были когда-то леспромхозы треста «Древмет», а их называли «дров нет». Люди сидели в лесу в общежитиях и замерзали.
Вскоре на дороге появились первые домохозяйки, в полушубках, в фуфайках, головы замотаны шалями, в руках — деревянные лопаты. К ним одна за другой стали подходить женщины со всего поселка. Пришла и жена Чибисова с лисьей шкурой на шее, в больших мужских валенках. На всей дороге от гаража до лежневки закипела работа, в воздухе мелькали лопаты, вихрящийся снег, из которого постепенно образовывались высокие насыпи. Слышались крики, смех, шутки. В Новинке стало весело, как на празднике. А Дарья Богданова, работавшая со всеми, только покрикивала:
— Бабоньки, поживей, поживей! Там на лежневке кувшин с водкой стоит. Чибисов поставил.
— Держи карман шире, поставит!
Закончив работу, женщины толпились на лежневке, по которой уже прошел гусеничный трактор с треугольником. Стояли с лопатами на плечах, балагурили, подсмеивались друг над дружкой, и никому не хотелось уходить домой. Только разгорелись на работе, вошли в азарт, а она уже кончилась.
— Дарья, давай еще работы! — кричали Богдановой.
— Нету, бабоньки! Можете расходиться по домам.
— А нам неохота. Ты бы хоть нас лес заставила рубить, что ли?
— Идите в контору, нанимайтесь.
— С радостью бы нанялись. Работать с артелью куда веселее, чем возле горшков да пеленок жизнь коротать.
— Погодите, бабы, придет время — избавимся от горшков, от ухватов. Теперь к тому дело пошло; круто теперь берутся за это. А раз берутся — сделают.
По прорытой снежной траншее, непрерывно гудя, громыхая прицепами, точно артиллерийскими лафетами, одна за другой шли автомашины. Впереди вел свой лесовоз шофер Антон Полуденнов. Над радиатором горел красный флажок — вымпел, на стекле кабины была надпись: «100 тысяч километров пробега без капитального ремонта». Вырвавшись на транспортную магистраль, Полуденнов дал полный газ и помчался к лесной бирже. Но не проехал он и полсотни метров, как машина снова забуксовала, зарылась в рыхлом, приглаженном треугольником снегу. Женщины пошли за машиной, вытолкнули ее из сугроба, она рванулась вперед, потом опять застряла, и опять, и опять. Открылась дверка кабины, вышел Полуденнов, заглянул под скаты, покачал головой, сплюнул в то место, куда зарылись колеса, и сказал, словно злясь на медленно падающие с неба снежинки:
