Юрий Рытхэу - Путешествие в молодость, или Время красной морошки

Сам он до последнего времени считал себя человеком до некоторой степени передовым и был к этой мысли приучен с детства. Не только тем, что отлично освоил русский язык, но и образом своей жизни, умением пользоваться даже такими на первый взгляд мелочами, как ложкой, вилкой, зубной щеткой, правильно носить костюм, завязывать галстук, слушать современные музыкальные ансамбли вместо бубна и тоскливого завывания своих национальных певцов. Так его воспитали родители, в особенности отец, который с тех пор как переселился в прибрежное село, стал человеком на виду. Его избирали в разные Советы и комитеты, и он так привык ко всему этому, что когда случалось какое-нибудь собрание, то шел прямым ходом в президиум, привычно занимая за торжественным столом главенствующее место.

Андрей предназначал себя тоже для такой жизни и собрался поступать после школы в юридический институт. Считал, что это совсем просто, тем более что для поступления северян в высшие учебные заведения существовали особые льготы. Экзамены можно было сдавать прямо в Анадыре. Вот тут-то Андрея и подстерегала беда, о которой он и не подозревал. Оказалось, что на место, выделенное для внеконкурсного поступления, претендовал еще один человек, паренек из дальнего села Энмыкай. Он превзошел по всем статьям Андрея и улетел на самолете в Иркутск. Пришлось искать работу. Андрей некоторое время проработал инструктором по физкультуре в районном доме пионеров и школьников, а потом перешел в рабочие. В летнее время, ближе к началу сезонного хода рыбы, он устраивался вот в такие экспедиции и под их прикрытием занимался ловом, солил рыбу, а более заготавливал красную икру. Он даже обзавелся необходимым оборудованием — грохотками, некоторыми химикалиями, с помощью которых дорогой деликатес мог сохраняться долгое время.

Он очень рассчитывал на это лето, надеялся как следует заработать, и уже была договоренность с нужными людьми, которые готовы были купить икру…

Раньше такого не было! Не было таких мальчишек в тундре, что зорко смотрели вокруг, все замечая, все слыша. Не было инспекторов, штатных и внештатных. Никому не было никакого дела до того, кто и что ловит в озерах и реках, кто стреляет по весне по многотысячным гусиным и утиным стаям. Ездили на мощных вездеходах по всей тундре, и человек здесь был настоящим «покорителем». Он перегораживал речку, вычерпывал серебристую рыбу, гонял дикого оленя, бил палками линяющего гуся, пересекал на ревущем и грохочущем гусеницами мастодонте, вспенивая и заполняя мутью прозрачные реки, протоки, голубые озерца, выпахивая до самой мерзлоты тонкий почвенный слой, заросший морошкой, шикшой, голубыми незабудками, ножными желтыми маками… Тогда человек и впрямь был «хозяином» тундры!

А сейчас что?

Даже половить вдосталь рыбы не позволяют. А ведь как местный житель, Андрей имел право на разрешительный билет… Почему же он не взял его? Понадеялся, что в тундре никто не будет спрашивать с него этого самого билета, потому как за все годы подобного еще не случалось. Он ведь местный, коренной! Чукча! Значит, все, что бегает, плавает, летает над тундрой, — это его жизненной обеспечение, источник его существования. Так нет, теперь уже и свои начинают спрашивать разрешительный билет! Что же дальше будет при такой постановке дела?

Сверстники и соученики Андрея при всех их пережитках прошлого все же кончали университеты и институты, а он все оставался в каком-то неопределенном положении, перебегая с одной работы на другую, пытаясь доказать неизвестно кому, а быть может, самому себе, что он человек необыкновенный, человек чуточку высунувшийся вперед и от этого неустроенный, не нашедший собственного места в жизни, которого, возможно, для него еще и нет.

В последнее время он почувствовал вкус денег. Они давали возможность создавать видимость. Она заключалась, эта видимость, в том, чтобы быть одетым по моде, чтобы иметь хорошую импортную аппаратуру, которая стоила безумно дорого… Мечтой Андрея было приобрести двухкассетный стереофонический магнитофон, и стоимости той икры, что он собирался заготовить здесь за лето, на этом рыбном озере, дни которого все равно сочтены, как раз хватало на эту покупку.

Но, похоже, эта рыбалка будет сорвана… Может быть, плюнуть на них и продолжать рыбачить, как будто ничего не случилось? А как быть с Кузьмой? Вроде он тоже склоняется к этой самой охране природы.

Да, жить становится все неуютнее, даже на своей собственной родной земле.

А в это время Токо лежал в летнем пологе с широко раскрытыми глазами и боялся закрывать их, чтобы снова не увидеть того страшного, что только что приснилось ему. А приснилось, будто он снова шел через тундровую равнину к озеру, он уже готовился увидеть красоту огромного зеркала воды, в котором отражалось все небо и берега, как вдруг вместо этого показалась трава, которая потом сменилась какими-то желтыми злаками. Пораженный Токо остановился на берегу, а трава, извиваясь, колышась под неслышным и нечувствовавшимся совсем ветром, змеилась под ногами, грозя захватить и утянуть его в зеленую пучину.

И вдруг в этой зеленой массе возникла уродливо рогатая коровья голова с мутными глазами. Она, однако, почему-то не мычала, а тявкала по-собачьи и все пыталась лизнуть Токо огромным красным языком.

Токо отступал назад, но ноги были опутаны зелеными петлями мамонтовой травы, а корова уже дышала теплым, пахнущим псиной дыханием и лизала лицо…

Вскрикнув, Токо проснулся.

Он лежал, по обыкновению высунув голову из полога и холодную половину яранги, и оленегонная лайка лизала его, водя шершавым, теплым языком по лицу, царапая веки и губы. Токо осторожно отстранил ее рукой и перевернулся на спину. В дымовое отверстие глядело серое ночное небо, едва отличаемое от темного окружения яранги. В хорошую погоду в это время уже можно увидеть звезды, порой краем наплывала даже луна, но сейчас о положении звезд и луны узнаешь только из календаря.

Токо и раньше доводилось переживать ночные ужасы. Это случалось не так уж и редко. Но те сны имели удивительную особенность быстро тускнеть, улетучиваться, терять выразительность. Они гасли, как обугленная бумага, которая только что пылала ярким пламенем, а этот сои, хотя уже и выцветал в памяти, все еще заставлял вздрагивать сердце.

Какое счастье, что всего этого нет!

Ну, а если все же такое случится? Если и впрямь пригонят сюда мощные бульдозеры, экскаваторы, самосвалы, выроют канал от зеленого берега озера к Большой реке, и вода побежит туда, обнажая дно, оставляя в тине и на гальке трепыхающихся рыб. Неужели все это от того, что есть большие любители коровьего молока?

Токо тоже любил молоко, но предпочитал сладкое, сгущенное. В него хорошо макать кусок белого хлеба и запивать крепким чаем. Если бы не бабушка, Токо питался только так, обходясь без мяса, консервов и макарон.

В интернате ему доводилось пробовать и свежее коровье молоко. Конечно, оно не шло ни в какое сравнение со сгущенным. Но взрослые утверждали: именно такое молоко обладает великолепными целебными свойствами и необходимо, особенно детям, растущему организму.

По почему нельзя оставить коров там, где им хорошо, где они могут пастись на настоящих зеленых лугах, на берегах спокойных полноводных рек, тихо и величаво текущих по великим русским полям, через густые леса? Такие пейзажи Токо запомнились по кино и телевизионным передачам. Зачем вытеснять коровами оленей?

Токо иногда приходила мысль, что вся эта затея с осушением озера какая-то чудовищная несправедливость, может быть, даже злой умысел недобросовестного человека. И он запомнил это имя — Савелий Мордиров. Даже оно звучало зловеще, тая в себе непредсказуемые беды.

И Токо испугался: как бы вдобавок к пережитому ужасу по приснился бы еще этот Савелий Мордиров. Он боялся заснуть, кренился изо всех сил, но все же сон взял свое, и уже под утро, когда начал светлеть круг над дымовым отверстием, мальчик погрузился в сладкий, без сновидений, сон.

Проснулся он в тишине.

Догорал костер. Из включенного приемника слышалась музыка. Токо улыбнулся матери и еще хриплым от сна голосом сказал:

— Доброе утро!

— Доброе утро, Токо! — Мама кивнула на приемник. — Слышишь?

Передавали репортаж об открытии в Москве Всемирного фестиваля молодежи и студентов. Токо пожалел о том, что в яранге нет телевизора. В принципе можно ловить передачи из Анадыря, но в ближайшем магазине продавались только огромные цветные телевизоры, требующие стационарного электрического питания.

— А где отец? — спросил Токо.

— Давно ушел, — ответила мама, — и просил тебя не будить, чтобы ты как следует выспался.

От приснившегося оставалась лишь какая-то неясная горечь на самом донышке памяти. Она совсем исчезла, пока Токо торопливо завтракал, давясь горячим чаем и слегка подсохшими, испеченными еще вчера белыми лепешками.