- Один христианин в тюрьме... Надо же о нем побеспокоиться, - улыбнулся Махмуд-бек.
- Довод, нужно сказать, не очень веский… - пожал плечами доктор. - Вы что, шутите?
- Не совсем. Здесь как-то один европеец объявил голодовку. И вы думаете что? Ему преспокойно
дали возможность умереть. Тут свои законы. Мы еще боремся, у нас есть друзья, а русскому придется
туго. Он здесь совершенно чужой.
Доктор внимательно посмотрел на Махмуд-бека.
- У вас у самих тяжелейшее положение... - сказал он. - Вам нужно думать только о себе.
- Кажется, я уже встал на ноги. И благодаря вам, дорогой доктор.
- Не только благодаря мне, - возразил доктор.
Приходя к Махмуд-беку, доктор старался понять, что представляет собой этот заключенный. Нелепо
верить предъявленному обвинению: свержение власти, государственный переворот. Полицейские
чиновники явно перестарались. На главаря какой-нибудь бандитской шайки этот узбекский эмигрант тоже
не был похож. Чего он хотел, чего добивался? Но тюремный врач так никогда и не догадается о
настоящей сути Махмуд-бека Садыкова.
105
- Вы считаете, что русскому нужно помочь?
- Да, доктор. Нужно.
- Что же, по-вашему, должен сделать я?
- Пока ничего... - улыбнулся Махмуд-бек. - Ему поможет вон тот. .
Он кивнул на окошко, за которым медленно, по-хозяйски двигался стражник.
Шрам на щеке оставался бледным, даже если стражник багровел от внезапного приступа злости.
- Ты вздумал надо мной издеваться?
Махмуд-бек не шарахнулся в угол, не отодвинулся от пылающего лица.
- Господин, вы заработаете хорошие деньги.
- Кому нужна эта собака? - злобно прошипел стражник.
- Министру, уважаемому господину... - Махмуд-бек назвал одного из крупнейших помещиков страны. -
У него пропадает земля.
- Откуда ты знаешь, негодяй, про дела министра?
- Вы сами рассказывали, что урожай в прошлом году погиб.
Стражник удивленно посмотрел на Махмуд-бека.
- Хитрый ты, чужеземец. Очень хитрый... - В его голосе уже не было обычной злости. - Чем же русский
поможет министру?
- Русский - агроном, ученый человек... - объяснил Махмуд-бек. - Он спасет землю министра, вырастит
хороший урожай.
Щеки стражника перестали наливаться кровью. Кажется, ему действительно предлагают хорошую
сделку. Многих заключенных водят на работу к высокопоставленным особам. Почему русский должен
сидеть в зиндане без дела! Ведь это просто...
- А что ты хочешь от меня? - напрямую спросил стражник.
- Вашей благосклонности... - туманно ответил Махмуд-бек.
Стражник хмыкнул и пообещал:
- Будет благосклонность. Но если русский заупрямится?
- Мне нужно с ним поговорить.
- Хорошо... Ночью...
Махмуд-бек Садыков действительно знал русского агронома. Года четыре назад муфтий Садретдин-
хан хотел прибрать к рукам этого человека. Он мило с ним беседовал, предлагал ему выполнить некое
задание на советской земле, обещал в награду привольную жизнь в любом европейском государстве,
даже выложил перед ним на столик пачку долларов.
Агроном спокойно, совершенно не реагируя на сладкую речь старика, поднялся и ушел. Муфтий
швырнул деньги в ящичек столика и выругался:
- Трус! Собака!.. - Муфтий, конечно, понимал, что агроном не трусит. Но старик боялся поверить
мысли, что среди эмигрантов туркестанских, азербайджанских, русских есть честные люди, которые не
пойдут на предательство. - Тьфу! Пусть подохнет с голоду... - заключил муфтий.
С той поры неподатливый русский стал для муфтия злейшим врагом.
К счастью агронома, Садретдин-хан не успел ему отомстить. Сейчас это сделал кто-то другой.
Ночью стражник снял цепи с Махмуд-бека и вывел его из камеры. Заключенные притихли, старались
не дышать. Так выводят из камеры на казнь.
Махмуд-бек тихонько потирал запястья, онемевшие от наручников. Вдруг стражник сзади схватил его
за горло и пошевелил толстыми, крепкими пальцами. Это он как бы предупреждал, что легко и просто
расправится с хилым заключенным, если тот вздумает бежать.
Агроном находился в одиночной узкой камере. Он сидел, обхватив колени, дремал. Стражник жестом
приказал ему подняться и подвел Махмуд-бека.
- Говори...
Махмуд-бек поздоровался по-русски.
- Здравствуйте, - отозвался агроном, - а я ведь вас где-то видел.
- Да... Я служил у муфтия Садретдин-хана.
- A-а... - усмехнулся агроном. - Помню, помню... С новым предложением, что ли?
- Да…
- Но я вижу, вы не очень-то крепко стоите на ногах.
- Насколько возможно, - ответил Махмуд-бек. - Я уже давно здесь и потому…
- Я вас слушаю... - сухо перебил агроном.
Не обращая внимания на его тон, Махмуд-бек сказал, что может устроить ему работу на земле
крупного помещика.
- Чем я обязан за такое беспокойство о моей персоне?
- Пока ничем.
- Значит, буду обязан?
- Будете...
- Тогда прощайте...
- Погодите! - заторопился Махмуд-бек. - Я клянусь, что своей родине вы не нанесете ни малейшего
вреда. Я только должен знать обо всех делах наших эмигрантов. Я беспокоюсь за тысячи жизней моих
земляков. Вздорные, неразумные действия отдельных лиц могут поставить их под удар. Клянусь, что
106
времена Садретдин-хана кончились. У нас сейчас другие заботы. - Махмуд-бек говорил горячо,
торопливо. Он боялся, что стражнику надоест этот длинный разговор. Да и агроном может отвернуться и
перестанет слушать уговоры бывшего помощника муфтия.
- Как я понял, за свою услугу вы мне предлагаете роль связного?
- Да...
- Хорошо... - согласился агроном. - Но предупреждаю, что я оставляю за собой право в любой момент
выйти из игры. Помогать диверсантам и шпионам я не намерен.
Через месяц за решеткой показалось лицо агронома. Он жестом подозвал Махмуд-бека.
Русский загорел, выглядел намного лучше. Но серые глаза были невеселы, даже злы.
- Вы изменились... - сказал Махмуд-бек.
- Не будем терять времени на комплименты... - оборвал агроном.
- Слушаю.
- Я говорил вам, что могу выйти из игры.
- Да.
- Ваш Шамсутдин просил передать, что Давлят-бек выбрал Алима, сына каршинского торговца. Его
для чего-то готовят, этого Алима... Что это значит?
- Готовят к отправке на ту сторону... - спокойно пояснил Махмуд-бек.
- Мы же договорились!
- Я помню... Алим исчезнет. Спасибо вам за сведения.
- Исчезнет? - переспросил агроном. - Странно. Очень странно. Я вам должен верить?
- Иначе нельзя.
Агроном посмотрел в глаза Махмуд-беку, потом вытащил из кармана сверток:
- Я вам немного принес еды.
- Спасибо.
- И еще... Мы пытаемся вам устроить свидание с женой.
Махмуд-бек протянул руку. Агроном пожал ее.
Стражник проявил благосклонность. Он сделал Махмуд-беку самый дорогой подарок, какой можно
получить в этой тюрьме. Вначале он подпустил к окну Фариду, а затем хитро подмигнул в угол двора, где
стояла глинобитная низкая кибитка.
- Через пять дней придешь, женщина... - сказал он Фариде.
Глинобитная кибитка - место свиданий с женами. За важные услуги или за большие деньги
администрация выражала таким образом свою «благосклонность» некоторым заключенным.
- Что будет через пять дней? - не поняла Фарида.
- Вот в том домике, - улыбнулся Махмуд-бек, - мы останемся вдвоем. На несколько часов...
Фарида плакала, молилась, причитала, благодарила всевышнего за такую милость.
Через пять дней она с рассвета сидела у тюремных ворот. Но стражник со шрамом появился только в
полдень. Он стоял, расставив ноги, пытаясь в толпе женщин, чьи лица были спрятаны за чадрой, найти
Фариду. Она поняла, что ей нужно подойти и поклониться, потом протянуть узелок с угощением.
- Это оставь, женщина, для своего... - хмыкнул стражник.
В последнее время он изменился, чувствовал свое превосходство над другими служителями тюрьмы,
перестал заниматься мелкими поборами.
Агроном оказался хорошим работником, и стражник получил большое вознаграждение от министра.
Да и от агронома перепадали деньги.
Зачем они, деньги, русскому? Русский теперь хорошо живет, загорел, поздоровел.
- Иди, женщина, иди... - легонько подтолкнул Фариду стражник.
Он сейчас творил благое дело, о котором будет знать вся тюрьма. Творил снисходительно, спокойно,
словно занимался благотворительностью каждый день. Устроить свидание - нелегко. Тут недостаточно
согласия одного стражника. И не одному ему нужно заплатить.
