— Дак ведь ничего ж плохого-то не случилось! — воскликнул он, свертывая новую цигарку, хотя окурок еще торчал под усами. — Не поддалась ты ему, сбежала!
— А ежели не спас бы меня господь в тот раз, то и было бы со мной то же, что с Нюрой. И поступила бы я также, как и она, только прятаться бы не стала, наверно. И жить бы не стала!
И без того понимал Василий, как трудно жилось ей здесь — о том кричал каждый седой волосок на ее голове, — но после исповеди жалость в нем удесятерилась. Схватил он ее и стал целовать ненасытно, с придыханием приговаривая:
— Все, все это прошло и не воротится больше! Успокойся! — Шершавой, грубой рукой он стер с ее разгоревшихся щек слезы. — А давай сейчас поедем и обвенчаемся! Собор-то открыт, небось.
— Неловко, Вася. В наших ремках да в собор. Куда бы поближе да попроще.
— Ну, тут вот на Нижегородской церква есть… Да теперь ведь в церквах-то не то, что раньше. В Бродовской вон побывал я, дак там и курят, и сквернословят, и батюшку ругают. А Назарка вон Чулков дак часы у батюшки на исповеди украл…
— Поехали! — решилась она. — Запрягай, а я хоть платье получше надену
* * *
Узнав, с чем приехал Василий, Виктор Иванович сказал:
— Доездился веселый Самоедов, волк его задави! А девице-то поможем. Документов у нее никаких, конечно, нет, коли так сбежала… Ну, ладно. Как ее звать-то, Нюра? А фамилию не знаешь?
— Нет.
— Ну и не надо. Придумаем какую-нибудь. Завтра в это же время приезжай сюда, получишь паспорт, билет до Самары, адресок, чтобы ей было куда хоть на первое время приткнуться… А вот садиться в поезд лучше бы ей не здесь… Ну, хоть в Нижне-Увельской, что ли. Не нарвалась бы тут на милицию. Далеко-то искать не станут, а в городе поберечься ей надо… И некогда мне, Вася, некогда. Вы уж сами ее на станцию отвезите. Идет?
— Спасибо, Виктор Иванович! Сами-то мы не знали, как и подступиться к этому делу.
— Теперь с такими делами попроще. Антона я через Миасс отправлял. Не говорил он тебе?
— Нет.
— А когда из тюрьмы его вез, ты меня и догнал, волк тебя задави! Помнишь, на свертке закуривали?
— По-омню, — встрепенулся Василий. — Дак это он и ехал тогда!
Всю обратную дорогу изумлялся Василий: живет его родной хутор, мужики в земле ковыряются, за скотиной ухаживают, и все на виду вроде бы. А рядом, под носом у них, такие дела вершатся!
13
С утра Катерина и Ефимья хлопотали о Нюре, собирая ее в дорогу: подгоняли по размеру Катины платья, пальтушку легкую отдала она ей, и тоже понадобилось ушить, еду дорожную готовили, денег немного собрали. А Василий то по двору шатался, то за ворота выходил. От безделья обдумывал он, как лучше проводить Нюру до станции, и нарвался на неразрешимый вопрос.
Ну, сделает Виктор Иванович ей паспорт — мастер такой, видать, у него имеется, — а фотокарточку-то где ж они возьмут? Раз в жизни видел он паспорт, еще до войны, когда у полковника вестовым служил. Дочь полковника тогда в Германию уезжала.
Сорвется, пожалуй, все дело из-за этакой мелочи. И ведь не спросил он вчера об этом. Забыл, наверно…
Григорий приехал в одиннадцатом часу. Важный такой, вымытый, выбритый. Одет он был во все солдатское, но узелок с собой захватил с новой рубахой и штанами праздничными. Даже красный бант Манюшка ему соорудила, поскольку ехал он в дру́жки на исполнение обряда венчания дорогого товарища. Встретились у ворот.
— Ну, все, что ль, к венцу-то готово, Василий Григорич? — спросил он сразу после приветствия.
— Все как есть готово, — усмехнулся Василий. — Да только вот один-разъединый дру́жка, и тот припозднился чуток.
— Да ты что! — всполошился Григорий. — Я ведь, как уговаривались, так и приехал. Обвенчались, что ль?
— Вчера, Гриша, обвенчались.
— Э-к, их приспичило! Не дождались, — и протянул руку. — Ну, с законным браком вас в таком разе!..
А тут и Виктор Иванович подкатил на своем Воронке.
— Здравствуйте, ребятушки! — весело крикнул он с подъезда и соскочил с телеги, пустив коня к воротам. — Нашего полку прибыло, стало быть… Вот и Гриша поможет, небось. Знает он о деле-то?
— Нет еще, — ответил Василий, — только что вот подъехал. Обскажу ему все.
— Некогда мне, други милые! Оттого и заскочил пораньше. Да и вам придется выехать засветло, потому как поезд пройдет в Нижне-Увельской, как узнал я на вокзале, между одиннадцатью и двенадцатью ночи. Успеть к нему надо. — Виктор Иванович сунул руку в боковой карман пиджака и, подавая Василию документы, добавил: — Здесь все. Билет и адрес. К доктору Бархатову поедет она в Самару. Может, у него в прислугах останется, либо в больницу сиделкой пристроит он ее.
Василий развернул паспорт и весело рассмеялся: там и места для фотографии не было — не надо ее!
— А ведь я думал, что карточка для такого документа понадобится.
— Нет, не за границу же ехать-то ей. А хоть бы и потребовалась, так их вон в милиции штук сто нашлепали — в гимназии, видать, добыли фотографию — и раздают милиционерам для опознания… Да не ищет ее никто всерьез. Так уж, если сама в руки дастся, поймают. А в другие города ничего не послали, да и посылать в теперешнее время бесполезно. Смотрите, не попадитесь до Увельской, а главное здесь, поблизости, пока выезжать будете.
Виктор Иванович сел на свою телегу и, разворачивая коня, добавил:
— Счастливо вам добраться да завтра на митинг поспеть!.. Э, вот у меня одна завалялась — возьмите на память! — И он бросил маленькую фотокарточку. Григорий подхватил ее, посмотрел внимательно. На обороте прочел: «Селянина Анна Федоровна», и бережно положил в карман гимнастерки.
Потом, уже во дворе, Василий стал рассказывать Григорию все о Нюре, поскольку в помощники брал он товарища. А между тем смастерили они валек для пристяжки, пристроили его к ходку, чтобы Григорьева конька подпрячь к Ветерку. На паре-то полегче будет и по-надежней. И, когда приготовили все, в избу подались.
— Ну, готовы в дорогу-то? — с порога спросил Василий.
— Все у нас готово, — отозвалась Катерина.
— И у нас все готово. Давайте обедать, а после подумаем, как лучше замаскировать беглянку. Выехать придется за час до закату, чтобы к поезду поспеть.
— Проходи, Гриша, садись, — радушно пригласила его Катя. — Везет тебе на беглянок-то.
— Везет, — вздохнул Григорий. — Рука у меня легкая. Одну вот привез да в жены товарищу отдал. Хоть бы себе какую подхватить.
— Найдешь, — успокоила его Катя. — Девок-то вон сколь растет, а ребят побили да покалечили.
— Слезай, Нюра, с печи, обедать вместе будем, — позвал Василий и, достав ее документы, добавил: — Не знаю, чья ты была раньше, а теперь ты есть Анна Егоровна Гребнева.
* * *
Выехали они часов в семь пополудни. Нюру пришлось опять избезобразить, измазали ее, глаз и щеку завязали платком, а поверх пальтушки большой дорожной шалью накрыли — больная. Сели они с Григорием в ходок рядышком, а Василий — на козлах, за кучера. Катерина выглянула из калитки — никого нет. Потом распахнула ворота и указала в проем.
— Ну, с богом! — сказала она. — Счастливой вам пути!
Ефимья перекрестила их вслед трижды.
Из города выскочили хорошо. Василий поторапливал коней. Солодянка, пригородный казачий поселок, недалеко, и проехать по ней придется засветло. Но близких знакомых ни у кого из них там нет, потому и опасностей не предвиделось. Так оно и вышло. Встречались на улице редкие прохожие и, мелькнув, оставались позади.
А перед выездом посреди улицы таращились двое пьяных. Узнав коня коренного и кучера, они заорали:
— Васька, стой! Погоди! Остановись!
Спьяна они бросились прямо на коней. Это были сынки Чулковы. Ипат, ударившись в грудь коню, отлетел и растянулся в дорожной пыли, а Назарка подсунулся к ходку и закричал:
— Человека задавишь, черт!
Василий придержал коней и тоже закричал:
— Нажрались, как свиньи, и лезут под ноги коню! Передавить вас и стоит!
— Дай закурить, Вася, — осклабился Назарка, едва держась на ногах.
— Вот, нате вам табаку и бумаги, — сказал Григорий, отсыпая из кисета на газетку табак, — и катитесь своей дорогой. Некогда нам, больного человека везем.
— А мы искали вот эту вот ласточку, — Назарка вытянул из кармана и показал такую же фотографию, какая у Григория, — да… вот и доискались.
Ипат уже поднялся и двинулся к ходку. Василий оттолкнул ногой Назарку и тронул коней. Нюра стонала и охала. Григорий обнял ее за плечи прижимая к себе.
— А вы кого везете? — прокричал вслед Ипат и сунулся в карман за револьвером, но выходило это у него нескоро, так что выстрел прогремел далеко сзади.
— Ну и шалавы распутные! — плевался Григорий.
— Шалавы-то, шалавы, а чего они тут отираются? И карточка у их есть. С милицией, что ль, связаны?
