— Это слова. На деле получается другое. Вот вы изобьете сейчас на бюро Крайнова, подорвете его командирский авторитет.
— Зачем же избивать? — сказал Григоренко. — Мы хотим серьезно разобраться в том, что произошло, предупредить другие подобные случаи. А что касается авторитета, я думаю, скрытием происшествий мы его не поднимем.
Жогин глубоко вздохнул, побарабанил по столу пальцами, сказал:
— Ладно, заседайте. Но помните наш разговор...
Домой Жогин шел пешком. Хотелось успокоиться на морозном воздухе, побыстрее отогнать от себя мучившие мысли. Но успокоение не приходило. Полковник никак не мог понять, правильно ли он поступил, дав согласие на обсуждение Крайнова. Никогда раньше ему не приходилось прибегать к подобным уступкам: политработники знали свое место.
«Показать бы место и Григоренко, встряхнуть бы, — подумал полковник, медленно шагая по звонко хрустящему снегу, — Да, видно, время не то. Даже генерал Ликов изменился. Сперва дал согласие отстранить Мельникова от должности комбата, потом передумал. А зря. Тут важна твердость».
Домой Жогин пришел с окончательно испорченным настроением. Мария Семеновна заметила это сразу, тихонько спросила:
— Ты почему медведем смотришь?
— А ты меньше присматривайся, — буркнул Павел Афанасьевич. Он бросил на жену сердитый взгляд и прошел к столу, где в расстегнутой белой рубахе сидел Григорий. Похлопал его по плечу:
— Ну, как чувствуешь себя под командованием мамаши? Поди, тоже нелегко?
Григорий смущенно заулыбался.
— Ничего, — продолжал Жогин, — закаляйся.
Говорил он громко, чтобы казаться веселым, но удавалось это ему с трудом. Мысли о заседании бюро не давали покоя. «А может, позвонить генералу? — подумал вдруг Жогин и ухватился за эту идею: — Да, да, позвоню сейчас же».
Пока ожидал голоса комдива, успокаивал себя надеждой: авось будет поддержка. Тогда он, Жогин, сумеет как следует поговорить с Григоренко.
В трубке что-то гудело и резко посвистывало, будто завывал ветер. Голос Павлова был слышен слабо. Некоторые слова совершенно пропадали. И все-таки Жогин понял: не оправдались его надежды на поддержку.
Шум в трубке наконец прекратился. Голос Павлова словно прорвался сквозь густые вихри бурана и зазвучал сильно, отчетливо:
— Непонятна мне ваша позиция, Павел Афанасьевич. Вместо того, чтобы опираться на коммунистов, идти с ними локоть к локтю, у вас какие-то разногласия.
— Разрешите доложить, — сказал Жогин и принялся было вновь объяснять свое отношение к поставленному на бюро вопросу.
Генерал прервал его:
— Обождите. Это долгий разговор. Мы вернемся к нему. А мешать работе парторганизации не советую.
Жогин стоял в раздумье, ругая себя за пустую затею, потом нажал тяжелым пальцем на рычажок, а когда отпустил, крикнул в трубку повелительно:
— Дежурного!
Дождавшись ответа, спросил:
— Григоренко там?
— У них заседание...
— Вызовите!
Григоренко вскоре подошел к телефону, сказал с обычной невозмутимостью:
— Слушаю.
Жогин громко кашлянул. Говорить он много не собирался. Но спросил все же, как всегда, строгим тоном:
— Ну как?.. Что там у вас?
— Обсуждаем, — коротко ответил Григоренко. — Все идет нормально.
— Как это понять: «нормально»?
— А так. Для беспокойства нет причины. Отдыхайте.
Помолчав, полковник сказал уступчиво:
— Ладно, завтра доложите.
Опустив трубку, он долго стоял, облокотясь на тумбочку. Странно и непривычно было думать, что заседание бюро шло вопреки его воле.
В коридор заглянула Мария Семеновна:
— Паша, ты заснул, что ли?
Жогин вскинул голову, но не ответил.
Утром Жогин поднялся раньше обычного. Несмотря на плохое настроение, он все же выполнил несколько гимнастических упражнений, но завтрака ждать не стал молча оделся, вышел на улицу. У крыльца поднял обломок детской лыжной палки. Шел не торопясь, постукивая палкой по голенищу сапога.
Проходя штабным коридором в свой кабинет, сказал дежурному:
— Позовите ко мне Григоренко.
— Подполковника еще нет, — ответил дежурный.
Жогин поморщился.
— Тогда звоните в первый батальон и вызывайте Крайнова.
— Слушаюсь.
Вскоре в дверях появился запыхавшийся Крайнов. Подбросив руку к виску, он словно застыл на мгновение и прерывистым голосом доложил:
— По вашему приказанию, товарищ полковник...
Жогин посверлил взглядом вошедшего, спросил с приметной язвинкой:
— Значит, проработали?
Старший лейтенант недоуменно заморгал глазами.
— Что? Не согласны с бюро?
— Почему?.. Я сам.
— Что «сам?» С просьбой в бюро обратились о. проработке. Так, что ли?
— Никак нет.
— А в чем же дело?
— Я насчет собственных ошибок, — начал объяснять Крайнов. — Были они у меня, товарищ полковник. Отрицать не приходится.
— Что было! — повысил голос Жогин. — Вы скрыли чрезвычайные происшествия?
Крайнов молчал.
— Я спрашиваю, почему? — наступал полковник. — Голос пропал, да? Вы же командир, серьезный человек, а ведете себя, как младенец, и меня под удар ставите.
— Так я же без умысла, — попытался объяснить Крайнов.
Жогин вскипел еще больше:
— Что вы оправдываетесь: «ошибка», «без умысла»! Это преступление. Вас мало разобрать на бюро, под суд отдать надо. Поняли?.. Идите!
Крайнов посмотрел на злое лицо полковника, задержался.
— Разрешите объяснить? — попросил он тихим, виноватым голосом.
— Хватит объяснять, — махнул рукой Жогин. — Все понятно.
Крайнов медленно вышел из кабинета. Полковник зло посмотрел вслед:
— Мальчишка. Разрешите ему объяснить! Молокосос. Да если бы я знал раньше.
В дверь заглянул Шатров.
— Телефонограмма из штаба дивизии, — сказал он, протягивая бумагу. Жогин молча пробежал суровым взглядом по строчкам.
— Та-а-ак, — громко сказал он после короткого раздумья. — Зовите-ка сюда Григоренко, Сердюка и сами заходите.
Шатров вышел. Жогин перечитал телефонограмму. В ней сообщалось, что через два дня у комдива состоится совещание, где будет обсуждаться состояние дисциплины и воспитательной работы в подразделениях. На совещание предлагалось явиться с докладом.
Жогин постучал пальцами по бумаге, подумал: «Вот оно и выходит: с партбюро не спрашивают никаких докладов. За все в ответе командир». Он взял карандаш и вывел крупный вопросительный знак.
Заместители командира и начальник штаба зашли в кабинет один за другим. Жогин кивком пригласил их сесть и стал вслух читать телефонограмму. Потом взглянул на Григоренко, спросил:
— Ясно?
— Да, ясно.
— Завтра к восемнадцати часам подготовьте следующие данные. — Жогин перевел взгляд на Шатрова. — По вашей линии. Надо подсчитать, сколько за год объявлено людям поощрений. Только не вообще, а по разделам. Поняли? Ну, к примеру, за стрельбы, тактику, за караульную службу. То же самое со взысканиями. И конечно, процентную выкладку сделайте.
— В целом по полку или по батальонам? — спросил Шатров.
— То и другое нужно.
— Времени мало, товарищ полковник.
— Сидите ночь, — сказал Жогин.
— Слушаюсь, — глуховато произнес Шатров.
— Ну вот. А теперь с вами. — Полковник снова повернулся к Григоренко. — Вы мне дайте сведения о политинформациях, беседах, докладах. Тоже по темам: присяга, устав, боевые традиции и, прочее. Да, вот еще что. — Полковник налег локтями на стол. — Диаграммы нарисуйте. Заставьте Сокольского...
— Художника у него нет, — сказал Григоренко.
— Пусть сам рисует. А не может, я его в парки отправлю машины чистить. Ну все, товарищи. Если нет вопросов, вы свободны. Подполковник Сердюк, останьтесь!
Шатров и Григоренко ушли. Жогин снова взял телефонограмму и, посмотрев на желтое безбровое лицо Сердюка, сказал снисходительно:
— Придвигайтесь поближе.
Его негромкий хриповатый голос, намеренно замедленное движение руки как бы предупреждали собеседника: у нас разговор особый.
— Так вот, — сказал Жогин серьезным тоном и всем корпусом подался вперед. — Вам, подполковник, поручаю заняться творческим анализом. Садитесь немедленно и сделайте выводы, почему ухудшилась дисциплина в первом батальоне.
— И все это завтра к восемнадцати? — удивился Сердюк, вскинув большую лысую голову.
— Можно к следующему утру.
— Да, но все равно... Понимаете, я не знаю...
— Сомневаетесь в собственных силах? — Жогин в упор посмотрел на заместителя. — А я верю, потому и поручаю именно вам. Другой может месяц просидеть впустую, а вы...
Сердюк достал из кармана блокнот и стал записывать указания командира.
— Вам ведь не нужно заново изучать положение в батальоне, — продолжал Жогин, внимательно следя за каждым движением подполковника. — Возьмите за основу стрельбы, историю с охотой на волков. Эту самую возню с Зозулей. Есть еще известные факты. Вот и обобщайте. А мне представьте все рапортом.
