Наконец Анатолий взял письмо и, заглядывая в него, принялся перелистывать нечто похожее на амбарную книгу. Он поставил шариковой ручкой галочку, написал прямо на первом драгоценном экземпляре письма несколько слов и сказал:
— Вы проходите у меня только по одной позиции. Сотрудницы, которая занимается другими позициями, сейчас нет. Оставьте письмо и позвоните мне завтра по этому телефону. Спросите Шарашкова.
— Шарашков это вы? — поинтересовался Базанов.
— Шарашков это я.
Назавтра Базанов звонил с утра. Шарашков вышел. Шарашков будет чуть позже. Базанов звонил каждые четверть часа до тех пор, пока ему не сообщили, что Шарашков уехал в другой главк и его сегодня не будет.
Не удалось застать Шарашкова и на следующий день. Когда Базанов дозвонился, Шарашков сразу узнал его:
— А, привет, это вы! Не вышла еще та сотрудница. Заболела. Вы уж потерпите немного.
Дольше терпел.
Потом, когда сотрудница вышла на работу, выяснилось, что ждать ее возвращения не требовалось. Анатолий просил Базанова снова приехать (или кого-нибудь прислать), чтобы перепечатать письмо в соответствии с той правкой, которую он, Анатолий Шарашков, счел необходимым произвести.
— У вас что, напечатать некому?
— Сейчас некому, — признался Анатолий. — Запарка, все заняты, печатать совсем некому. Если хотите, ждите. Но вы ведь просили побыстрее.
Письмо перепечатали, завизировали у кого требовалось, вновь отправили в главк, но почему-то оно опять вернулось в институт вместе с запиской, содержащей вопрос, который уже задавал Базанову начальник отдела материально-технического снабжения тов. Удальцов: какова потребность в заказываемом оборудовании по главку в целом? Ответить на этот вопрос не мог никто: ни главк, ни институт.
Да что там говорить, Базанов был совершенно не приспособлен к такого рода деятельности, она вызывала у него нечто похожее на сенную лихорадку с кашлем, насморком и слезами. Отсюда преувеличения, подозрительное отношение к любым деловым бумагам. Ведь доставали же другие начальники лабораторий то, что им было нужно. И письма писали. И в главк ездили.
Базановская кампания, связанная с приобретением лабораторного оборудования, совпала, с эпопеей общеинститутского масштаба под названием «Рафинит».
Почему так остро переживал Виктор то, что у других вообще не вызывало никаких чувств? Ведь он умел быть не только стойким, но и жестоким, прямо-таки твердокаменным — с той же Ларисой, которая его обожала, с Френовским, который его ненавидел. Почему какие-то мелкие чиновники или чьи-то чужие грехи (разработкой «Рафинита» наш институт никогда не занимался) могли свалить его с ног? Или сказывалась накопленная годами усталость?
Идея создания очистительной системы «Рафинит» первоначально возникла в воображении трех специалистов: инженера Радлова, главного инженера Филоненко и начальника лаборатории Нитшулера. Дитя появилось на свет в те далекие дни, когда мы с Базановым начинали свою трудовую деятельность. Если я что-то и слышал раньше о «Рафините» от бывшего заведующего нашего отдела И. Ю. Булле, то Базанов, сдается мне, узнал о ней только на заседании ученого совета, где заслушивался ход и итоги выполнения многолетних работ.
Некогда у главного инженера предприятия один из цехов оказался под угрозой закрытия из-за обилия ядовитых сточных вод. Возникла мысль обратиться за помощью в научно-исследовательский институт, где работал его знакомый — некто Нитшулер. Сам Филоненко ничего не мог сделать, поскольку не был специалистом по очистке сточных вод, как, впрочем, и Нитшулер. Звено Филоненко — Нитшулер возникло лишь потому, что Нитшулер знал такого специалиста — человека по фамилии Радлов. В задачу Радлова входило добавление нескольких конструктивных практических соображений к принципиальной идее соавторов, вернее, к их желанию помочь производству. Нитшулер рассчитал экономическую эффективность будущей разработки, а Филоненко связался с коллегами на других заводах. Когда выяснили число заинтересованных лиц и подсчитали экономию ценных металлов, они поняли, что пришло их время.
Только бы не подвел Радлов. Но Радлов — увы! — подвел. Набросав эскиз будущей установки, каждый узел которой требовал тщательных расчетов и экспериментальной проверки, Радлов скоропостижно скончался, оставив жену, двух взрослых детей и первые две буквы названия будущего проекта — «Ра». Поскольку горшки обжигают не боги, а люди, то соавтором Радлова — Филоненко («фи») и Нитшулеру («нит») — предстояло не только перенести тушью на ватманский лист черновой эскиз проекта, но и обойти с ним все инстанции, дабы доказать необходимость работ по созданию очистительной системы «Рафинит». Многочисленными вопросительными знаками, поставленными Радловым на схеме, решили не перегружать чертеж и не вносить их в объяснительную записку, ибо это могло сильно затормозить финансирование новой темы. Словом, избавленное от досадных мелочей предложение выглядело теперь настолько убедительно, будто речь шла не о заманчивой идее, а о готовом проекте.
Когда Базанов спросил, сколько стоила вся разработка, Филоненко — единственный из присутствовавших на ученом совете авторов (с годами их число, как и число соисполнителей, увеличивалось) — не смог определенно ответить на этот вопрос. Ответил кто-то другой. Цифра произвела столь сильное впечатление, что по залу прокатился ропот.
Работа кочевала из ведомства в ведомство, умирала и воскресала благодаря усилиям энтузиастов. О ней забывали и вспоминали тогда, когда она требовала новых источников финансирования. Последний всплеск интереса к «Рафиниту» совпал с началом кампании по охране окружающей среды. Именно на этот период приходятся основные затраты (примерно в пятьдесят раз большие, чем на все базановские работы), ибо Нитшулер, добравшись с обновленным ватманским листом до самых верхов, убедил их в том, что решение может быть найдено лишь путем строительства крупной промышленной дорогостоящей установки и доведения отдельных узлов по мере необходимости.
Система «Рафинит» занимала на заводе огромные производственные площади, но так и не работала.
На ученом совете проблема рассматривалась впервые, не обсуждаться научной общественностью она уже не могла — пришел срок платить по выданным много лет назад векселям.
Оказалось, что даже при доведении установки до идеального уровня, о котором пока не приходилось мечтать, ее работа будет не прибыльна, как полагали когда-то, а убыточна. За эти годы на руководимом тов. Филоненко заводе были поставлены другие установки, дававшие не менее высокое качество очистки, чем ожидалось от «Рафинита». Но прибыли считают люди. Убытки — тоже. И если человек в чем-то заинтересован, он может посчитать чуть иначе, чем незаинтересованный, ибо арифметику, арифмометры и счетные машины придумали тоже люди. Они придумали методики, по которым производят расчет эффективности. И премии. И авторские вознаграждения.
Итак, установки не было. Как и денег, на нее потраченных. Походило на мистику, кошмарный сон. Установки «Рафинит» не существовало даже как ошибки, что и подтвердил ученый совет. Ведь если «Рафинит» ошибка, то должен же был ее кто-то допустить, а виновных быть не могло. Если виновны соавторы, то куда смотрели те, кто разрешил и финансировал эту работу? А если виноваты финансисты, то на чьи верховные головы должен опуститься меч правосудия? И можно ли поручиться, что прежде не полетят головы тех, кто пожелает разыскать виновных? Как говорится, чего вернуть нельзя, о том и горевать стыдно. А людей жалко. Себя жалко. Председатель совета предложил дать авторам время закончить экспериментальную проверку установки «Рафинит» и сам голосовал за это предложение. Профессор Базанов тоже голосовал «за». Дело спускали на тормозах.
В один из тех дней Базанов вернулся с работы домой, лег на диван, отвернулся лицом к стене и пролежал без малого месяц. Это был его первый микроинфаркт.
В последние наши с Виктором совместные посещения капустинской мастерской их споры носили особенно ожесточенный характер. Базанов возбуждался до крайности и даже по дороге домой все никак не мог успокоиться. Шумел, размахивал руками, орал на всю улицу.
— Все мы рвемся куда-то, требуем для себя привилегий, предъявляем непомерные претензии. А чего нам на самом деле не хватает? Культуры. Натащили кусков, устроили свалку. Каждый в свой карман тянет. Цельной культуры нет. Нет ее! Словно забыли о пройденном человечеством пути. Равняемся друг на друга, вместо того чтобы тянуться к вершинам. Не деньги, не должности нам нужны — элементарная культура.
И это Базанов! Если ему недоставало культуры, то что говорить об остальных? О Январеве, Гарышеве, Меткине, Валееве, Крепышеве — о том новом поколении институтских руководителей, которое так решительно заявило о себе в последнее время и о котором старик Романовский сказал как-то в сердцах: «воинствующая недокультура». Рыбочкин держал свою линию: «Хорошо рассуждать на сытый желудок». Виктора эта фраза приводила в бешенство.
