— Добрый вечер, — сказал он.
— Добрый вечер, — машинально ответила Валентина.
— Почему же в кино не идете?
— Я не знаю, где у вас кинотеатр.
— Кинотеатра нет. Кинофильмы демонстрируются в Доме культуры, а Дом культуры я вам показывал с горки, когда ехали. Идемте.
— Нет, нет. Как-то неловко.
— Какая же тут неловкость, — рассмеялся парень. — Купим билеты — и в зрительный зал. Все очень просто. Сегодня у нас — «Летят журавли».
— Я уже смотрела.
— Хороший фильм и второй раз посмотреть не грех.
— Идемте, — неожиданно для самой себя согласилась Валентина.
На сеанс они опоздали. В фойе толкались такие же опоздавшие. Двое парней сквозь дверь переговаривались с какой-то Клавой, умоляя ее пропустить в зрительный зал. Упрямая Клава не отворяла дверь, советовала приходить завтра и не опаздывать.
До Валентины долетели слова стоявших поодаль девушек:
— Откуда это у нашего Саши появилась черненькая?
— Он же шофер, много ездит, вот и подцепил по дороге. — Девушка рассмеялась.
— А куда же он денет Настеньку?
— Он же шофер, отвезет и выбросит.
Девушки опять засмеялись.
Валентина поняла, что девчата говорят о ней и шофере, называют какую-то Настеньку… Нет, не нужно было приходить в Дом культуры да еще вдвоем. Она повернулась и молча вышла. Уже на улице ее догнал шофер.
— Куда же вы? — спросил он.
— Знаете… Вы оставайтесь, а я… домой.
— Но вы теперь не найдете свой дом.
Она промолчала. Парень шел рядом.
— Извините, что так получилось.
— Я не очень опечалена.
Они подошли к избенке.
— Хоть скажите, как вас зовут.
— А зачем?
— Ну как же, вместе ехали, вместе ходили в Дом культуры, вместе опоздали и не познакомились. Меня зовут Сашей Головановым, а вас?
Она назвала себя.
— Рад знакомству, Валентина Петровна, — сказал Голованов. — Спокойной ночи. Идите, почитайте на сон грядущий. Я, например, люблю читать по вечерам.
— Я тоже люблю, но сегодня не придется.
— Устали с дороги или нечего читать? Хотите, я принесу вам интересную книгу?
— Спасибо. В доме не горит свет.
— Не может быть! У всех же горит. Ну-ка откройте, сейчас погляжу, в чем там дело. — С включенным карманным фонариком Саша Голованов шагнул в избу, и вскоре послышался его голос: — Все в порядке. Виновата пробка. Да будет свет!
— Спасибо, Саша, — сказала Валентина.
Улыбаясь, он стоял посреди комнаты. На нем была голубая безрукавка, светлые с отчетливо видной стрелкой брюки. Лицо у него чистое, привлекательное, чуть скуластое. Серые, широко расставленные глаза смотрели по-дружески приветливо, они будто говорили: я зла вам не сделаю.
— Если что, вы только намекните, вмиг устрою. Да, я забыл спросить, а где же ваш спутник-учитель?
— Уехал в Шафраново. Он будет работать там.
Парень заметно обрадовался.
— Если вам когда-нибудь понадобится съездить в Шафраново — не стесняйтесь, могу подвезти. Пятнадцать минут — и там.
— Это как же называется на вашем языке, левый рейс?
— Зачем «левый», у моего дяди легковая, собственная. Когда МТС ликвидировали, дядя купил «Москвича». Правда, «Москвич» имел только номер и кузов, но мы его за месяц восстановили. Теперь как новенький!
Валентина и сама не могла понять, почему ей было приятно с этим простым и, кажется, добрым парнем. В душе она даже посмеивалась над собой, что десять минут назад боялась входить вместе с ним в темную избу. Нет, такой не способен обидеть, такой, наоборот, защитит. Она невольно сравнивала Сашу Голованова с Игорем… Впрочем, никакого сравнения быть не может, Игорь — ее судьба, Игорь — учитель. А кто такой Саша Голованов? Обыкновенный сельский парень, который, видимо, кроме автомобиля да кино, ничем больше не интересуется.
— Вы, конечно, комсомолка? — спросил он.
— Комсомолка.
— Это совсем хорошо. В школе своей учительской комсомольской организации нет, все учителя переросли комсомольский возраст. Придется вам становиться на учет к нам, в колхозную организацию. Я там секретарь. Спокойной ночи, Валентина Петровна.
Неожиданно пришла тетя Глаша, певуче проговорила:
— Тут Николай Сергеич наказал спросить у вас насчет ужина, и я уж кой-чего принесла вам на зубок.
Валентина смутилась, обронила:
— Да зачем же беспокоились…
Будто не расслышав этих слов, гостья продолжала:
— Тут и на ужин, и, на завтрак принесла я, а уж про обед подумать надобно. Оно утро вечера мудренее. Подумаем, наладим пропитание.
Пускай в чужой неказистой избенке, но Валентине все-таки хорошо спалось. И сон она видела чудесный и странный. Как будто они вдвоем с Сашей Головановым катались по реке на лодке. И не лодка то была, а голубой «Москвич», и не плыл он, а легко бежал по воде, как по асфальту. Валентина сама сидела за рулем, управляла машиной. Они мчались мимо высокой рыжеватой горы, а оттуда, с горы, доносилась песня. И вдруг «Москвич», подобно самолету, оторвался от воды, взмыл над рекой. Валентина и удивилась этому полету, и приятно ей было кружить над Михайловной. С вышины она видела серебристо-синюю ленту реки, белые аккуратные сельские домики с палисадниками, с крылечками. Она хотела взглянуть на школу, но никак не могла отыскать ее глазами.
Песня еще продолжала звучать в ушах. Валентина проснулась и сразу поняла, что разбудил ее репродуктор. Вчера вечером этот репродуктор не подавал признаков жизни, а сейчас мужской сильный голос пел по радио:
Я люблю тебя жизнь,
И надеюсь, что это взаимно.
Объявили о начале утренней зарядки. Валентина быстро вскочила с кровати и, случайно выглянув в окно, увидела на телеграфном столбе Сашу Голованова. Так вот почему заговорил репродуктор.
Нынче у Валентины первый трудовой день. Хотя, впрочем, нет, не настоящий, настоящий будет первое сентября.
Тогда она войдет в класс и скажет: «Здравствуйте, ребята, я ваша новая учительница, зовут меня Валентиной Петровной…»
Уж сколько раз она рисовала себе этот первый день, первый урок и побаивалась, и сердце сжималось от волнения.
А пока она просто шла в школу, толком не зная, что будет делать.
На школьном дворе Валентина увидела директора. Николай Сергеевич был в том же синем рабочем халате, забрызганном известью и краской.
— А, Валентина Петровна, доброе утро, — приветливо поздоровался он. — Как спалось? Что видели во сне? Не загадывали ли случайно: на новом месте приснись жених невесте?
Вспомнив сон, Валентина покраснела. Наблюдательный Николай Сергеевич заметил это и с ободряющей улыбкой произнес:
— Не смущайтесь, я пошутил. — Он смотрел на молоденькую учительницу, опять взбудораженно переживая вчерашнюю встречу с ней. Вчера он чуть было не вскрикнул — Галя! — чуть было не бросился к Валентине Петровне… И хорошо, что ни она, ни ее молодой спутник, Игорь Федорович, не заметили его состояния. Что бы они подумали о солидном седом директоре, который ошалело выкрикивает женское имя…
При первой встрече Николай Сергеевич был потрясен сходством новой учительницы с Галей, с его первой женой, ему даже померещилось, будто через много-много лет каким-то чудом явилась она — молодая и стройная, какой была в годы студенчества… Странно, как могут иногда люди походить друг на друга. У Валентины Петровны, как и у Гали, такие же чуть навыкате черные глаза, такой же с горбинкой нос, даже в голосе было что-то Галино. Вот только губы у Валентины Петровны пополнее, подбородок побольше да взгляд другой — более задорный.
Из школы с ведрами выбежали ученицы и наперегонки помчались к колодцу, вслед за ними тоже с ведром в руках вышла пожилая женщина в галошах на босу ногу, в широкой темной юбке, в ситцевой, в горошек, кофте, с засученными выше локтей рукавами.
— Еще один класс готов, — сообщила она. — Теперь, Николай Сергеевич, можно вносить парты.
— Отлично. Прошу, Надежда Алексеевна, познакомьтесь — наша новая учительница Валентина Петровна, — представил директор Валентину.
Надежда Алексеевна поставила ведро, старательно вытерла руки.
— Очень приятно, — сказала она. — Как это говорится, здравствуй, племя молодое, незнакомое. — Учительница с бесцеремонным любопытством рассматривала черноглазую девушку. — Извините, некогда мне, четыре классных комнаты с девчатами вымыть нужно. — Надежда Алексеевна зашлепала галошами по двору, направляясь к колодцу.
— Николай Сергеевич, а мне что делать? — спросила Валентина.
Директор неопределенно ответил:
— Посмотрите школу, ознакомьтесь с пришкольным участком. Одним словом, осваивайтесь.
Валентине показалось неловким праздно расхаживать по школе в то время, как сам директор занят совсем не педагогической работой, когда учителя и ученики моют, чистят, прихорашивают школу. Она тоже могла бы взять в руки и веник, и половую тряпку, и малярную кисть, и щетку для побелки, но, как на грех, была одета совсем не по-рабочему. Идя в школу, она принарядилась, надела новое специально сшитое платье и туфли на высоких тоненьких каблучках — подарок мастерового дяди Гриши. Сейчас платье и туфли мешали ей.
