Но если Погодин в силу этих причин не сумел правильно раскрыть в своих пьесах того периода истоки героизма советского человека на войне, то в своей публицистике он первым определил, что «главной темой современности на целый ряд лет будет тема: почему мы победили. Это тема тем».
В пьесе «Сотворение мира» (1942–1943) Погодин первым во всю силу своего таланта дал ответ на этот вопрос — почему мы победили. Посещая госпитали, он однажды встретил полковника инженерных войск. «Он меня загипнотизировал, — рассказывал драматург. — В этом больном, разбитом человеке была неувядаемая вера в наше будущее. Он дал мне сюжет, идею и тему пьесы о непокоримости русского человека». Эта встреча и послужила толчком для создания пьесы «Сотворение мира».
В пьесе, хотя она и писалась во время войны, Погодин уже не пытается больше показывать душевное состояние людей на войне, а стремится «…хотя бы показать душевное состояние людей, прошедших через войну». Имея перед глазами такой яркий прототип, драматург показывает в «Сотворении мира» в образе Глаголина несгибаемого человека — человека, опаленного войной, но вышедшего из ее огня победителем, способным заново сотворить не только себя, но и мир. Премьера спектакля «Сотворение мира» состоялась 5 января 1946 года на сцене Малого театра и прошла с успехом.
В своих «Автобиографических заметках» Н. Погодин писал: «Третий период моей работы — это время таких получивших разную оценку пьес, как «Сонет Петрарки», «Маленькая студентка», «Мы втроем поехали на целину», «Третья, патетическая»… Впрочем, этот период ведет свое начало от пьесы «Сотворение мира». В этих пьесах — весь мой опыт, драматургическая программа, мироощущение».
После «Сотворения мира» драматург написал много пьес, которые либо не шли совсем, либо не задерживались в репертуаре театров. Это были: «Минувшие годы» (1946–1947), «Бархатный сезон» (1948), «Миссурийский вальс» (1949), «Когда ломаются копья» (1952), «Рыцари мыльных пузырей» (1953).
В том же 1953 году Н. Погодин пишет драматическую хронику «Заговор Локкарта» («Вихри враждебные»), в основу которой лег эпизод из борьбы чекистов, возглавляемых Дзержинским, с внутренней и внешней контрреволюцией, вошедший в историю под именем «заговора Локкарта». Подчиняясь литературному материалу, драматург впервые в своем творчестве делает упор не на образном строе пьесы, а на несвойственной ему острой сюжетности.
В другой своей историко-революционной пьесе, написанной в тот же период — «Багровые облака» (1955), Погодин показывает, как революционный пожар 1905 года, вспыхнувший в столице, отразился багровым отблеском на облаках, плывущих над всей Россией.
На примере небольшой железнодорожной станции Ландышево драматург показывает борьбу большевика Костромина с представителями монархии и ее эсэровской опорой.
В том же году он написал пьесу «Мы втроем поехали на целину», а годом позже «Сонет Петрарки».
В этой пьесе драматург утверждает право нашего современника на сильные и высокие чувства. Еще в «Кремлевских курантах» Ленин говорил Рыбакову: «А ведь хорошо любить? Чувство-то удивительное?»
И вот это удивительное чувство первой любви пришло к уже немолодому семейному человеку, начальнику большого строительства Суходолову, который всю свою жизнь отдал партии и народу. Счастье это для Суходолова или несчастье? Всем ходом пьесы драматург показывает, что счастье. Счастье Суходолова заключается в мечте о прекрасном, украшающем жизнь и помогающем ее полнокровному восприятию.
В этой пьесе драматург выходит за рамки таких проблем, как ломать или не ломать семью, сходиться с этой девушкой или не сходиться. Он разоблачает воинствующих ханжей и мещан всех рангов, которые на словах вроде бы ратуют за незыблемость семейного очага, а на деле признают лишь право собственности: «Мое моим останется, и нечего тут в благородство играть». Герой пьесы счастлив оттого, что на свете живет юная, прекрасная, чистая девушка Майя… И только… Ей он готов писать письма, как Петрарка писал сонеты Лауре. В 1957 году Н. Погодин впервые обращается к прозе. О своем решении перейти на прозу и раздумьями в связи с этим переходом драматург делится, как обычно, с женой. В июле 1957 года он ей пишет: «…в голове вертится небольшая повесть, чтобы попробовать, выйдет или нет у меня проза. Страшно и рискованно затевать большую работу, не имея понятия о том, что может элементарно получиться. В драме у меня есть хоть почерк, который всегда узнается, а в прозе я даже каракули писать не умею. Это серьезная вещь: что сказать — я найду и как сказать тоже соображу, но выразить «что и как» словами я еще не знаю… Но ты не думай, что я ее уже пишу. Нет. Я томлюсь. Кажется, все планы кончатся в Цхалтубо очередной пьесой».
Так оно и случилось. Осенью в Цхалтубо, где Погодину всегда очень хорошо работалось, он за месяц набросал вчерне свою новую пьесу, которую закончил в 1958 году. Это была «Третья, патетическая». Ею он завершил свою трилогию о Ленине.
Еще в дни XX съезда партии, когда на сцене Кремлевского театра шли восстановленные в новой редакции «Кремлевские куранты», драматург был восхищен игрой Б. Смирнова в роли Ленина и обещал актеру продолжить с ним работу над этим образом в новой пьесе. Своим появлением на свет «Третья, патетическая» во многом обязана этому прекрасному актеру.
Драматург сделал все, чтобы увязать «Третью, патетическую» с предыдущими пьесами и создать тем самым трилогию о Ленине. Хронологически трилогия заканчивалась смертью вождя, но драматург перекрывает тему смерти мажорным финалом ленинского бессмертия, составляющего идейно-художественную основу заключительной части трилогии.
Как и в первых частях трилогии, Погодин в «Третьей, патетической» использует ранее открытые им методы работы над образом Ленина, но в этой новой, завершающей пьесе ему потребовалась еще более детальная и глубокая разработка образа вождя. И снова, исходя из своей установки, что тема пьес, посвященных Ленину, должна быть кардинальной, иначе она не взволнует зрителя, Погодин берет временем действия пьесы труднейшую пору в истории Советского государства, когда острая политическая обстановка в стране, вызванная нэпом, усугублялась смертельной болезнью вождя. И снова, как и в первых двух частях трилогии о В. И. Ленине, драматург ставит своего героя в эпицентр борьбы, чтобы полнее раскрыть его величие, в данном случае величие трагедийное, ибо герой неизлечимо болен.
Если слова В. И. Ленина о том, что «теперь не надо бояться человека с ружьем», и его восклицание «надо мечтать!» послужили для драматурга ключом к раскрытию образа самого Ленина в «Человеке с ружьем» и в «Кремлевских курантах», то и в этой пьесе он вновь обращается к высказываниям вождя. «Вспомним слова В. И. Ленина, — пишет Н. Погодин, — что даже гибель героя не оставит пессимистического впечатления, не прозвучит безысходной трагедией, если жизнь его отдана во имя народного дела, если подвиг его торжествует над смертью». Эти ленинские слова драматург блестяще реализовал в своей «Третьей, патетической».
И снова, как в «Человеке с ружьем» и «Кремлевских курантах», разрешение главного конфликта происходит в пьесе при встрече героев с Лениным. У Шадрина эта встреча была случайной, у Забелина — вынужденной, для Дятлова и Ипполита она является необходимой, жизненно важной. Когда нэповская вакханалия заслонила Ипполиту «огни Смольного», а у Дятлова появилось «но» по отношению политики партии, он понял, что с этими сомнениями нужно идти «…к Ленину, к нему одному». В этой сцене драматург показывает Ленина-политика и учителя партии.
В «Третьей, патетической» Погодин впервые в своем творчестве применяет прием внутреннего монолога, дающий ему возможность заглянуть в глубины души своего героя. Ведь во внутреннем монологе Ленин как бы со стороны говорит, о себе самом, ибо после разговора с Ириной Сестрорецкой он почувствовал, что с его именем у людей связываются «высшие понятия власти… справедливости, может быть, совести».
В «Третьей, патетической» еще ярче, чем в первых частях трилогии, раскрывается ленинская любовь к новому человеку и вера в него. «Я бесконечно верю в Прошку, — говорит в пьесе Ленин. — И без этой веры не было бы Октября и человечеству не светили бы бессмертные огни Смольного».
В 1959 году первому и единственному из драматургов Н. Погодину за трилогию о В. И. Ленине была присуждена Ленинская премия. Примерно в это же время драматург опубликовал несколько программных статей, в которых создатель драматургической Ленинианы щедро делится своим опытом и призывает художников к дальнейшей работе над неисчерпаемым в своем богатстве образом вождя революции. Работая одинаково талантливо во многих газетных жанрах, Погодин в последние годы своей жизни отдавал предпочтение театральной критике. В статьях того периода выражены самые сокровенные эстетические взгляды Погодина, талантливого теоретика драматургии и блестящего театрального рецензента.
