Нет, здесь не видно. Может, в детскую ребята затащили? Вполне возможно, надо посмотреть. Ох, господи, и спина что-то не разгибается. Постоял немного согнувшись, и вот уже не разгибается, и колени болят. К старости все начинает болеть, все… Уфф, отпустило!.. Куда же я шлепанцы свои засунул? Вот ведь забывчивость — снял с ног и засунул в ящик, вспомнив распоряжение супруги. Опять нагибайся!
Ну вот, теперь отправимся в детскую. Надо было сразу там посмотреть: ребята любопытны, могли взять, а я ищу по всей квартире.
Нескоро тут найдешь, среди их игрушек и книжек. Просто поразительно, сколько здесь скопилось всякого добра, у меня никогда не было ничего подобного: ни «конструкторов» не было, ни заводных машин и тракторов, ни самолетов и вертолетов, ни ракет, которые можно запускать, ни медведя, качающего головой и лапами, если его завести, — ничего, к сожалению. Собирал на пыльной сельской улице разные стеклышки, черепки, кости и играл, как все мальчишки. Впрочем, были казанки, их, кажется, еще бабками называли, вот это была ценность! Осенью отец зарежет барана, и ты уже ждешь не дождешься, когда мать станет варить студень из ног, а мелкие кости, эти самые казанки, отдаст тебе.
Да, великая это была ценность — казанки! Их покупали за деньги, выменивали на хлеб и леденцы, а крупные панки, которые служили в игре битой и заливались внутри оловом, представляли для ребят целое состояние. Однажды я случайно нашел такой панок и, счастливый, рассказал товарищам, так они завидовали мне целую неделю и ходили по задворкам, искали, надеясь на счастье. Все мы что-нибудь ищем — и дети, и взрослые.
Куда же она девалась, моя пропажа? Надо посмотреть во втором ящике.
Тоже полон, придется разбирать. Надувная лягушка. Опавший проколотый мяч. Юла. И в садике у них пропасть игрушек, и здесь. Ну-ка, запустим юлу. Раскачаем сильней и… пошла. Хм, звучит, мелодично звучит и крутится. Интересно. Пожалуй, даже какая-то музыкальная фраза или часть фразы. Приятно звучит. В садике у них есть даже пианино, у этих сорванцов.
А мы воспитывались на улице, влияние которой, по общему мнению, является отрицательным. И на семью жалуются педагоги. Мы-де прививаем одно, а в семьях ребята видят другое. Точнее, разное: в каждой семье свое. А в школе воспитание единообразно. Ну да, педагоги тоже ищут, но если принять их теоретические изыски, то самым оптимальным вариантом надо признать отделение детей от семьи и от так называемой улицы. А они и так уже отделены: нередко в трехмесячном возрасте ребенок поступает в ясли, потом — садик, школа, вуз, училище или техникум. Родителей видят лишь в выходные и праздники.
Впрочем, родители действительно разные, есть такие, что надо считать за благо, если дети их редко видят. Вот как нашего вечно пьяного и вздорного соседа…
Нет, пожалуй, я тут не найду, разве что под книжками. Дошколята оба, а сколько набралось книжек! У нас в доме была единственная книжка — истрепанная бабушкина Библия. Там есть одна фраза, уже тогда поразившая меня своей парадоксальностью: «Во многая познания — многия печали». И бабушка не смогла объяснить, твердила одно: «Много будешь знать — скоро состаришься». А мне и хотелось если не состариться, то быстрее вырасти, повзрослеть. Взрослые ведь самостоятельны, они так уверенно действуют, что трудно усомниться в их глубоких жизненных познаниях. А уверенность очень часто бывает следствием именно ограниченного знания.
Ну вот, телефон зазвонил — бросай все, иди. Кто-нибудь из института, вероятно. Нет, пока здесь не закончу осмотр, не подойду. Просил ведь не беспокоить, я работаю, у меня нет лишнего времени, зачем тревожить старого человека…
А вот эту книжицу можно и выбросить, истрепалась вся.
Поиграл малость,
Дуда сломалась.
Только починили —
Тили-лили-лили.
Хм, складные стишки, любопытные. Чьи это?.. А-а, народные… У народа всегда складные, нескладное и ненужное умирает.
Куда же она подевалась, а? И телефон заливается не умолкая. Надо идти, кто-то настойчивый.
— Слушаю… Да я, здравствуйте… Что ж, по-моему, неплохо… А? Повторите, не расслышал… Правильно, нужен новый эксперимент, как же иначе… Поиск есть поиск… Вот и ставьте без меня… Всего доброго!
Никак не научатся работать самостоятельно! «Профессор, можно ли так? Профессор, можно ли этак?» А что профессор — бог, что ли? Я тоже ищу, и все мы что-нибудь ищем. Вся жизнь — поиск. У вас новейшая техника, у вас современные знания, у вас молодость, наконец, — ищите и обрящете.
Разве у сына в комнате посмотреть? Вполне вероятно, его она вроде интересовала, эта вещичка.
Тоже тесновата комната, надо бы побольше или отдельную квартиру им. Все-таки молодой ученый, семья к тому же, но как внуки обойдутся без нас, это ведь счастье, когда у ребят кроме родителей есть дедушка и бабушка. Да и нам с женой приятен их лепет, нескончаемые «почему?», «зачем?», приятно, когда они забираются на колени, возятся… Сын меньше расположен к детям, да и невестка тоже — сказывается молодость, ее обычный эгоизм, и вот они больше заняты собой и своими делами. Как мы с женой когда-то. Родительское чувство полностью оформляется, вероятно, только в среднем возрасте и с годами усиливается, а в молодости почти все мы плохие родители. Правда, в молодости рождаются более сильные дети, а недостаток родительского внимания восполняем мы, старики. И это очень хорошо. Жаль, что современная семья редко состоит из трех поколений: бывшие отцы — отцы — будущие отцы. А это так важно для нормального функционирования семьи, архиважно! Во всяком случае, новое поколение должно иметь наглядный пример взаимоотношений отцов и детей в первооснове общества — семье.
Надо же так захламить стол: чертежи, справочники, книги, выписки, раскрытый томик стихов Хайяма. Не стол, а ярмарка.
Откуда мы пришли? Куда свой путь вершим?
В чем нашей жизни смысл? Он нам непостижим.
Как много чистых душ под колесом лазурным
Сгорает в пепел, в прах, а где, скажите, дым?
Тоже был ученый и тоже искал. Большой ученый. Бином Ньютона решил задолго до самого Ньютона. «А где, скажите, дым?» Сама форма размышления — древневосточная, немного наивная, переводчик уловил это и сумел передать. Дым есть, дорогой Хайям, немало мы надымили, всяк по-своему: одни — стихами, другие — научными трудами, третьи настроили машин и ракет, сотворили термоядерную бомбу… Все дымим…
Куда же она подевалась, проклятая? В таком хаосе вряд ли найдешь. И в ящиках стола все перевернуто, папки не завязаны, некоторые остались раскрытыми — тоже, вероятно, что-то искал, торопился и убежал в институт, оставив такой невозможный разгром. Вот тетрадь с каким-то замысловатым орнаментом. И каждая запись начинается с даты. Дневник, что ли, ведет? Никогда не подозревал, хотя несколько раз, еще когда он учился в институте, рекомендовал вести дневник — для самоотчета, самоконтроля, самодисциплины.
«5.11.69 г. Доктор т. н. Н. Петрович (оригинальная фамилия — Петрович!) приводит такие данные: энергопотребление земной цивилизации на современном технологическом уровне растет по экспоненциальному закону в зависимости от времени. Колич. энергии, потребляемой ежесекундно человечеством, растет тоже по этому закону. Если годовой прирост потребления энергии будет равен только одному проценту (за последние 60 лет этот прирост составил 3—4 процента в год), то через 3 тыс. лет ежесекундное потребление энергии будет = ежесекундному энергетич. выходу Солнца. Вот так! А если прирост потребления энергии сохранится в нынешних пределах, через 800—1000 лет нам будет мало Солнца. Что это означает? Вероятно, то, что человечество выросло, и ему недостаточно материнской груди, надо прикармливать, брать энергию от других звезд, переселяться на другие планеты. Совсем по Циолковскому. И в самом деле, через 800 лет, при таких темпах общего прогресса, переселение будет вполне возможным. Поедем! Скажут, и поедем!»
Бодрое заявление. А зачем ты поедешь, сынок? Потреблять больше энергии? Для чего? Старик Хайям думал об этом восемьсот лет назад, а ты глядишь на столько же лет вперед и не думаешь.
Мало я знаю своего сына, совсем не знаю в последние годы. Даже над чем он конкретно работает, понимаю смутно: у него своя область, у меня — своя, даже не смежная, а совсем другая область науки. Узкая специализация при нынешнем потоке информации может привести к тому, что мы перестанем понимать друг друга. Как в той легенде о вавилонском столпотворении, когда бог смешал языки людей, дерзнувших построить башню, чтобы добраться до него. А мы хотим добраться до истины. Впрочем, возможно, мое ворчание обусловлено возрастом. Когда жизнь идет к концу, вперед смотришь с меньшим удовольствием, чем назад.
«6.11.69 г. Настроение праздничное. Мой старик был в верхах на торжественном собрании и вернулся домой важным и задумчивым. Как же — один из первых ученых, воспитанных новой, Советской властью!..»
