— Говорят, что яблочко от яблони недалеко катится. Тебе прямая дорога по стопам уважаемой мамаши. Как ни старайся, дальше ее не прыгнешь. Да и зачем? Она будет выставлять тебя будто фарфоровую куколку под стеклом, высматривать покупателя посолидней. А на роль цепного пса поищи кого-нибудь другого. Я вам не под масть, милая ханум!
Халима, бледная, с закушенными губами, пнула ногой уроненную ею хозяйственную сумку, и та покатилась по ступеням, рассыпая куски праздничной снеди.
Уже сбежав с последней ступеньки, я услышал сверху истошный вопль:
— Ай аман, держите его! Убил дочку! Вахсей!..
Хотя наша автобаза славилась допотопными драндулетами, но от невзгод военных годин мы уходили, как и вся страна, со скоростью первоклассной гоночной машины!
Возвращение мне водительского удостоверения приветствовалось всеми сослуживцами без исключения, даже Галалы, который считался у нас общепризнанным барометром: «стрелки» его учитывали малейшие перемены в состоянии дел.
Газетчик Дадашзаде действительно не мог выбрать для себя лучшей мишени! Статья его называлась: «Я, ты и все остальные».
Сделав вступление, беседу с Галалы автор статьи передал так:
«— Вы по образованию педагог. Так, кажется? Но вашего влияния на молодых работников базы в этом смысле незаметно. Почему?
— Воспитатель из меня не вышел, что поделать!
— Это относится и к вашим собственным детям?
— Вовсе нет. Дома я полный хозяин.
— Поддерживаете суровую дисциплину?
— Разумеется. Без этого в семье нельзя.
— А на работе дисциплина нужна?
— Ну… тоже, конечно…
— Мне рассказывали, что один шофер из-за того, что его лишили премии, кинулся на вас с кулаками. А вы ему сказали: «Не нравится — ищи себе другое место». Это так?
— Так. Он не выполнил план и лишен премии законно.
— На план влияет степень организации работы. А за это отвечает уже руководитель. У того шофера сел аккумулятор, он неделю простоял на приколе. Чья, по-вашему, вина?
— Водителя.
— Почему?
— У хорошего водителя машина никогда не простаивает.
— Вы можете указать одного-двух «хороших» в качестве примера?
— Да сколько угодно! Запчастей не клянчат, план выполняют — значит, и заслуженная премия согревает им руки, как теплый уголек зимой!
— Простите, они расплачиваются из собственного кармана за запасные части?
— Вероятно.
— Немалые суммы! Откуда они берутся?
— Почему вы спрашиваете об этом у меня?
— Потому что руководитель отвечает за те моральные принципы, которые воспитал в своих подчиненных.
— Я уже сказал, что педагог из меня неважный.
— Но быть только специалистом мало для хорошего руководителя! Нельзя существовать по принципу: «дай — поем, укрой — посплю». Командир производства не сторож металлолома, товарищ Галалы!»
Газету с этой статьей передавали друг другу, читали и перечитывали.
«Банда-база», словно одурманенный великан, просыпалась, постепенно протирала заплывшие веки и с любопытством оглядывала самое себя.
Никогда прежде не толпилось столько народу в конторе. Речи становились все вольней и громогласней: «Нашелся наконец человек, который плеснул холодной водицы в уютное гнездышко Галалы!», «Как бы все это не вышло боком Икрамову и Вагабзаде?», «Э, треск, шум, больше ничего. Газетку почитают — и пустят на растопку!»
Икрамов ходил именинником. Его подбадривали:
— Смелый ты, Афрасияб! Сердце волка в детстве, наверно, съел? Не каждый начнет открытую борьбу с «акулами».
Но Икрамову мало было сделаться героем общей молвы. Он продолжал гнуть свое, твердил, что дело надо довести до конца. Выкидывал правую руку и тряс огромным кулачищем:
— Задали им перцу?! Но это только начало. Держитесь крепче, племяннички!
Возле каморки Икрамова теперь постоянно выстраивалась очередь: каждый хотел посоветоваться с председателем месткома, поговорить с ним.
Поверх голов он как-то поманил меня к себе. Протянул какую-то бумагу. На ходу бросил:
— Ознакомься. Через полчаса заседание месткома.
Все взгляды обратились ко мне. Те, кто меня знал, дружелюбно улыбались. Другие взирали с почтением: обращение ко мне Икрамова как к ровне подняло меня в их глазах. Обо мне шли толки, что я первым вступился за свои права, не проглотил обиды молча, как делалось до сих пор, не испугался, что мне прилепят ярлык склочника. Да и в газете было достаточно написано обо мне. Дадашзаде со свойственной его перу железной логикой раскрыл все преимущества перевыполнения плана по тонно-километрам. Доказал, почему это выгодно каждому в отдельности и всему управлению в целом.
Однако на автобазе были и такие, кто встречал мое появление ледяным молчанием. Их подозрительные, косые взгляды портили настроение. Чем я им насолил? Воображают, будто хлопочу ради тепленького местечка, что ли?
По привычке, наша бывшая бригада собиралась после рабочего дня в ближайшей чайхане. Это было уютное, хотя довольно тесное помещение с четырьмя столиками. Чайхана стала нашим клубом, нашей читальней. Здесь играли в шашки и состязались в пении. Кто-то отбивал на медном подносе ритм, приглашая попытать счастья в сольном номере. Каждая группка выставляла своего певца, а проигравшие угощали остальную компанию чаем.
Впрочем, споры не всегда кончались добродушным смехом. Однажды шофер из прежнего окружения Медведя-Гуси рассказал дорожный случай: он взял в кабину по пути молодую женщину и скорее от нечего делать, чем с определенными намерениями, стал приставать к ней. Она подняла крик: «Останови машину, иначе выскочу на ходу и моя кровь будет на тебе!» Водитель испугался: ее вопли могли услышать проезжающие; круто повернул в степь и лишь вдалеке от людных мест вытолкнул пассажирку из кабины. «Не хотела полюбезничать с красивым парнем, кукуй теперь посреди волков и лисиц». Женщина с невыразимым презрением отозвалась: «Эх ты, недоносок! Ты не годишься даже на то, чтобы слить воду на руки моему мужу. Он всю войну провоевал и погиб, спасая таких недомерков, как ты. Если у тебя, мужчины, нет представления о собственной чести, то я, женщина, пощажу папаху твоего отца, не пойду жаловаться, чтобы и на суде не видеть твою поганую рожу».
— Хотел я ее придавить: кто там в степи разберется? Да вовремя спохватился. Она, паршивка, тоже сдержала слово, не продала меня.
Пожилой шофер с такой силой отодвинул от себя стакан с горячим чаем, что тот опрокинулся и залил кипятком грудь и живот рассказчика.
Когда под его жалобные стоны мы сорвали мокрую рубашку, обожженная кожа уже покрылась волдырями, и чайханщик извел целую банку кислого молока, пытаясь унять боль. Пострадавшего пришлось спешно отвезти в больницу.
А в чайхане между тем разгорались страсти. «Пацанам» представился случай поставить бывшего атамана Гуси перед выбором: поддержать «своих» или отречься? Один из них швырнул на стол финку.
— Здесь должна пролиться кровь! — высокопарно возгласил он. — Пусть ударят меня, или ударю я!
Глаза Медведя-Гуси вспыхнули недобрым огнем. Отпихнув ногой стол, с которого посыпались чайник и стаканы, он ухватил пожилого шофера за грудки, оттащил в сторону. Все вскочили с мест, вооружаясь кто самоварной трубой, кто стулом.
Я прыгнул вперед, заслонил незнакомого шофера и оказался перед разъяренным Гуси.
— Что ж, Медведь, начинай расправу!
— Уйди, — прохрипел тот. — Мне нужен не ты. Посторонись, Замин.
— Нет, я не уйду.
— Твоей крови не хочу, сойди с дороги. Помни, я не женщина, чтобы бросать слова без счета, как золу по ветру!
— Кого защищаешь, Гуси? Мерзавца, которому неведома мужская честь? Он оскорбил чужую жену и бросил ее, беспомощную, посреди степи.
— А тебе-то что?
— Она моя сестра.
— Врешь!
— А была бы твоя сестра, стерпел бы?
— Не тронь мою сестру, бригадир! И не заговаривай мне зубы…
Медведь в ярости сдернул с себя куртку, рукавом задев мое лицо. Мне показалось, что он хочет сделать мне «темную». Я отпрыгнул и со всего размаха залепил ему пощечину.
— Ударил? Ты меня ударил?!.
Он был так ошеломлен, что позволил себя оттащить. Нас разняли.
Авторитет Медведя как вожака был утрачен навсегда. По блатной этике «вор не позволяет бить себя по щекам!» Бывшие дружки обходили его теперь стороной, и подобострастное «салам алейкум» перестало раздаваться возле поверженного кумира. Хотя я всем упорно твердил, что вовсе не собирался его бить, а задел по лицу случайно.
Вскоре, вернувшись из поздней поездки, Гуси спросил обо мне у механика. Я услышал его голос, но не двинулся с места, копаясь в моторе: на поворотах возникал посторонний звук, я искал неполадку. Проверив все сомнительные места, с силой крутанул руль — и вновь услышал нечто похожее на тявканье щенка.
