— Это я могу, — согласилась Нюша. — Только вы мне ружье дайте.
— Насчет ружья — это я для складу сказал. Откуда оно у меня? Ты больше на свой нюх да глаз надейся.
Но ружье Нюшка все же раздобыла. Подластилась к деду Анисиму, наговорила ему с три короба всяких страхов — будто на конюшню каждую ночь рвутся незнакомые люди в черных башлыках, — и старик, подобрев, вытащил из чулана старую-престарую берданку. Долго поучал, как надо с ней обращаться, как заряжать, целиться, а потом признался, что берданка вот уже с десяток лет как не стреляет.
— Все равно, дедушка, спасибо, — поблагодарила Нюша, забирая ружье. — Для острастки пригодится.
И с тех пор она почти каждую ночь дежурила на конюшне. Сначала было страшновато, и Нюша до утра не могла сомкнуть глаз — то ей казалось, что кто-то лезет в окно, то пытается открыть ворота или подкапывается под стену. Тогда она стала громко разговаривать с лошадьми, покрикивать на них, называла по именам — пусть тот, кто притаился по-воровски, знает, что Нюшка не спит, бодрствует и ко всему готова.
Но чаще всего Нюша коротала время за учебником по тракторному делу. Вот и сейчас перевалило уже за полночь, а она все еще сидела над раскрытой книжкой, пока не добралась до топливной системы трактора. Прочитав два-три абзаца, Нюша, по старой школьной привычке, закрывала глаза и пыталась мысленно повторить прочитанное.
Но с каждой минутой голова становилась все тяжелее, клонилась вниз, а веки начинали слипаться, словно их намазали смолой. Когда же лоб касался прохладных страниц учебника, Нюша ошалело вскакивала, продирала глаза и, встряхнув головой, словно после купания, снова погружалась в чтение.
А через несколько минут все повторялось сначала.
Нюша ущипнула себя за щеку и с досадой подумала, что ей, наверное, никогда не одолеть этой премудрости из учебника. Да и как ее одолеешь, если после рабочего дня ноет все тело, глаза слипаются, и сон наползает, как хмарь осенью.
Нюша даже позавидовала Степе — ему, поди, хорошо. Ночью он высыпается, утром приходит в класс со свежей головой, и ему не надо думать ни о кормах, ни о сбруе, ни о лошадях.
Нюша поднялась, вышла из конюшни, жадно глотнула острый воздух. На улице подмораживало. Потом, продавив в бочке тонкую ледяную корочку, ополоснула лицо холодной водой и снова вернулась в клетушку.
И только далеко за полночь сон окончательно сморил дивчину, и она уронила голову на раскрытую книгу. Во сне ей виделось, что она катит в гору что-то тяжелое, громоздкое и это что-то явно ей не под силу и грозит вот-вот столкнуть ее вниз.
Проснулась Нюша от подозрительного шума за тонкой стенкой клетушки: в конюшне, стуча копытами по деревянному настилу, всхрапывали лошади, приглушенно звучали голоса людей.
Нюша бросилась к двери. Но дверь не открывалась. Нюша навалилась на нее всем телом — так во сне она только что толкала в гору тяжелый груз. Но и сейчас дверь не подалась, должно быть, снаружи кто-то припер ее колом или наложил пробой.
Нюшу бросило в холодный пот.
«Проспала, фефела, — с презрением подумала она. — Коней воруют!»
— Эй, вы! — не своим голосом закричала Нюша, яростно барабаня в дверь кулаками. — Кто такие? Что надо?!
За перегородкой пошептались, потом раздался хрипловатый незнакомый голос:
— Сиди знай! Помалкивай!
— Откройте, говорю! Стрелять буду! — пригрозила Нюша, хватая Анисимову берданку.
— Пали давай! — согласился тот же голос. — Только вот из чего? Из палки или из метлы?
Нюша со злостью швырнула берданку в угол. «Все высмотрели, все знают, — мелькнуло в голове. — Кто же это? Неужели свои? И сколько их?»
Нюша рванулась к маленькому оконцу в стене клетушки, выбила локтем стекло и истошным девчоночьим голосом завопила в темноту:
— Караул!.. Коней воруют! Помогите!.. В дверь клетушки угрожающе постучали:
— Эй, девка, помолчи лучше! Хуже будет! — Хрипловатый голос был полон угрозы.
Нюша продолжала звать на помощь.
— Пусть вопит... Все равно никто не услышит, — донесся до нее другой, тоже незнакомый голос.
Затем раздалось пофыркиванье лошадей, топот копыт, и вскоре все утихло.
Нюша готова была рвать на себе волосы. И как же воры все ловко придумали! Выследили, когда она осталась на конюшне одна, как в мышеловке, захлопнули ее в тесной клетушке. И обо всем они, оказывается, знали: и про ружье, которое не стреляет, и про узкое оконце в стене клетушки, через которое даже самый худой мальчишка не пролезет. Что же теперь делать? Так и сидеть в этой мышеловке и кричать караул, когда до деревни почти полкилометра и никто ночью тебя не услышит. А коней тем временем угоняют все дальше и дальше.
Нюша металась в тесной клетушке, не зная, что придумать. Взгляд ее вновь упал на оконце. Ведь когда-то она не хуже мальчишек пролезала через любую дыру в изгороди. Главное, только бы просунуть голову. Эх, была не была!
Нюша нашла полено и с треском выбила им из оконца раму. Потом сняла с себя кожушок и, оставшись в одном платье, полезла в оконце.
Долго пыхтела, извивалась и, наконец, ободрав плечи и бедра, выбралась наружу. Открыла дверь клетушки, припертую тяжелым дубовым колом, схватила фонарь и вбежала в конюшню: в стойлах не хватало трех лучших лошадей. Только жеребец Красавчик, беспокойно прядая ушами, стоял на своем месте.
— Умник, пригожий ты мой! Не дался-таки ворюгам, — шепнула Нюша и, зауздав жеребца, вывела его за ворота.
Но не успела она сесть верхом, как к конюшне подбежал какой-то человек.
— Кто такой? Что надо? — испуганно вскрикнула Нюша.
— Это я, Лощилин! — отозвался человек. — В эмтээс дежурил... Слышу, кто-то караул кричит... Что случилось?
Нюша обессиленно прислонилась спиной к воротам.
— Трех лошадей украли... — призналась она.
— Украли?! — переспросил Лощилин. — Это перед севом-то... Да тебе теперь голову снимут...
— Знаю, — хрипло выдавила Нюша. — Они, ворюги, в клетушку меня заперли... Еле выбралась...
Преодолев минутную слабость, она встряхнула головой и попросила Лощилина подсадить ее на лошадь.
— Куда ты?
— Ворье проклятое! — выругалась Нюша. — Кровь с носу, а я их догоню... Не уйдут, гады!
— Ночью... одна против бандитов? — удивился Лощилин. — Они ж тебя с землей смешают.
— Все равно я их выслежу... Красавчик не подведет.
Нюша подвела жеребца к колоде и, ухватившись за холку, попыталась взобраться на спину лошади.
— Обожди, — остановил ее Лощилин. — Не девичье это дело за бандитами гоняться. — Он отобрал у Нюши поводья и легко вспрыгнул на Красавчика. — Куда коней погнали?
— Туда будто... на Заречье. — И Нюша показала на проселочную дорогу, что уходила к темной гряде леса.
— Тогда вот что, — распорядился Лощилин, — беги в колхоз, поднимай людей, а я попробую воров выследить. — И, хлестнув Красавчика, он помчался в сторону Заречья.
Конь шел легко, размашисто, без понукания. «Хорош жеребец, хорош... — подумал Лощилин. — На таком хоть черта догонишь».
Ветер был в спину и словно помогал коню.
Вскоре дорога вошла в лес. Тревожно шумели голые березы, осины и черные ели. Как живые шевелились округлые кусты можжевельника. Где-то надсадно скрипело дуплистое дерево. Лощилину стало немного не по себе. Он нащупал в брючном кармане холодящую сталь нагана. Интересно все же выследить, кто это увел лошадей из конюшни? Неужели начали действовать ширяевские люди? Не очень-то они осторожны. Можно бы все проделать и похитрее.
Во всяком случае, надо как-то предупредить конокрадов, чтобы они заметали следы.
Неожиданно за поворотом дороги Лощилин заметил смутный силуэт всадника. Лошадь, нелепо ковыляя на трех ногах, еле двигалась.
«Видно, ногу повредила, — сообразил Лощилин, вглядываясь в дорогу. Впереди никого не было видно. — Кажется, один ворюга остался... И жадный черт... Даже с хромой лошадью не расстается».
Механик хлестнул Красавчика и вскоре приблизился к всаднику.
— Стой! Откуда лошадь? — крикнул он.
Всадник пригнулся к шее коня и, яростно размахивая прутом, заставлял его бежать из последних сил.
«Ну нет, теперь не уйдешь!» — подумал разгоряченный Лощилин, пуская Красавчика в галоп. Он быстро опередил хромую лошадь, схватил конокрада за плечо и с силой рванул к себе.
Потеряв равновесие, тот вцепился в Лощилина, и они свалились на дорогу.
Механик был сильнее своего противника и довольно скоро подмял его под себя. Но конокрад не думал сдаваться. Он отчаянным усилием вырвался из-под Лощилина, вскочив на ноги, отпрянул назад и, когда механик вновь набросился на него, нанес ему сильный удар в скулу.
Острая боль пронзила Лощилина. Словно подхлестнутый, он захватил чужую руку, вывернул ее, опрокинул конокрада на дорогу и с бешеной силой принялся избивать его кулаками и ногами.
