К нам попал еще один документ гитлеровской лжи в виде брошюры. На обложке этого произведения так и написано: «Исключительно для внутреннего употребления немецкой армии».
Речь идет о кратном курсе истории Украины для гитлеровских солдат и офицеров.
В самом начале брошюры гитлеровский историк сокрушается над судьбой Украины во времена татарского нашествия, которое, по его словам, «превратило цветущую богатую Украину в пустыню». О том, что в такую же точно пустыню превратило Украину немецкое нашествие, автор ни гугу. Наверное, из чрезмерной скромности...
Дальше следует открытие, которое должно вызвать настоящий переворот в историографии. Как пишет доктор Ступперих (таково имя автора брошюры), татары подчинили бы себе тогда всю Европу, если бы не... немцы.
Но это только первые шаги великого гитлеровского историка.
Обратимся, например, к эпохе Богдана Хмельницкого. Автор брошюры любезно признает, что Хмельницкий был выдающейся личностью. Однако и тут не обошлось без вмешательства... немцев. Доктор Ступперих уверяет своих читателей, что Хмельницкий только потому стал прославленным полководцем и политиком, что он «имел связи с немецким великим курфюрстом...» Оказывается, не Хмельницкий с украинским казачеством разгромили шляхту под Корсунем и Желтыми водами, а таинственный немецкий курфюрст со своими ландскнехтами. Нет сомнения, что если бы у Ступпериха было больше места, он написал бы, что Хмельнитчина была лишь маскарадом, а в действительности казаков вел на бой переодетый в Хмельницкого курфюрст. И не казаков, а эсэсовцев в казацких костюмах, взятых напрокат в гардеробе берлинской оперы...
А теперь несколько слов о XX столетии. Несколько слов, ибо автор брошюры неохотно вспоминает об этом периоде. Он лаконично заявляет:
«В Брестском мирном договоре Германия признала независимое украинское государство и взяла его под свою охрану».
Но, как мы увидим дальше, эта «независимость» и эта «охрана» немногого стоили, ибо, как пишет сам Ступперих:
«Большие перспективы были сведены на нет в ноябре 1918 года. Немецкие войска, помогавшие украинскому народу основывать государство, были вынуждены в начале 1919 года оставить страну».
Кем были вынуждены, нетрудно вспомнить: гитлеровскому доктору не к лицу об этом рассказывать. Немецкие солдаты и без помощи своего доктора знают, кто вынудил их отцов бежать с Украины. Тот самый, кто заставляет и солдат Гитлера искать себе кратчайший путь до фатерлянда.— Советский народ!
Кое-кто может спросить: зачем Геббельс поит фрицев такой жидкой касторкой? Но, видите ли, эта брошюра вышла из печати еще в 1941 году. В 1943 году она лишняя. Фрицев лечат теперь не касторкой, а пулями и гранатами, а лечит уже не Геббельс, а Красная Армия. Лечит так радикально, что через некоторое время лекарства для фрицев станут совсем лишними.
Зачем же лекарства там, идеже несть ни болезни, ни печали...
1943
Есть на свете страна Эльзас, в этой стране есть город Страсбург, в этом городе есть редакция гитлеровской газеты «Штрасбургер цайтунг», а в этой редакции сидит себе редактор, фамилия которого Мораллер,— первый гитлеровец среди эльзасских гитлеровцев и, как мы увидим, первый болтун среди нацистских болтунов.
Когда жители Эльзаса начали излагать свои мысли на бумаге и посылать их Мораллеру в виде анонимных писем, нацистский редактор совсем очумел.
Наконец, редактор не выдержал и написал на эту тему передовую, в которой угрожал авторам писем всеми адскими муками, какие только может придумать гестапо.
Но напрасно: анонимные письма градом сыпались на его письменный стол.
Тогда герр Мораллер разразился еще одной передовой, от которой весь Страсбург и весь Эльзас и до сей поры держатся за животы.
В этой передовой Мораллер приводит одно письмо, содержание которого до того любопытно и — откровенно говоря — убедительно, что мы не можем отказать себе в удовольствии процитировать его.
«Мы, эльзасцы, приветствуем поражение никчемной и грязной своры немецких солдат под Сталинградом. По собственной глупости эта свора пролила свою вонючую кровь за Гитлера, этого мерзавца и мошенника. Если бы можно было воскресить мертвых, как когда-то во времена Христа, то мы охотно сделали бы это, а потом набили бы им морды и тут же на месте пристрелили бы их вместе с Мораллером, если он не перестанет писать свои лживые статьи. Час расплаты близится. Мы знаем, с кем нам придется рассчитываться в городе и на селе. Вот тогда только мы и поведем против вас, идиотов, молниеносную войну. Эту молниеносную войну вы, как пить дать, проиграете, а мы, эльзасцы, будем победителями...»
Процитировав письмо, гитлеровский редактор так закончил свою бесподобную передовую:
«Каждый, кто при чтении этих строк сохранит спокойствие духа, смело может считать себя большевиком...»
Тревоги Мораллера оказались напрасными. Эльзасцы после прочтения этого письма в гитлеровском органе сразу же утратили спокойствие духа и в течение одного часа (впервые за все время существования газеты) раскупили все ее экземпляры.
В тот же день статья Мораллера появилась в витринах страсбургских магазинов, причем все эпитеты по адресу «никчемной и грязной своры немецких солдат» и «мерзавца и мошенника Гитлера» были подчеркнуты.
Узнав об этом, гитлеровский редактор спохватился, но было уже поздно. Ведь не мог же Мораллер самого себя посадить в тюрьму иповесить...
1943
Наместник и палач Чехии и Моравии Гейдрих был срочно вызван в Берлин. Мимо машины Гендриха пролетали села и города, на опустевшей дороге лишь изредка встречались прохожие. Угрюмым взглядом встречали они черного провозвестника смерти./
Внезапно послышалась короткая, резкая очередь автоматов. Втот же миг всесильный повелитель и палач чехов, истекая кровью, как мешок повалился на колени своего спутника.
А через полчаса на улицах Праги засуетились побледневшие, напуганные эсэсовцы. «Наместник тяжело ранен,— за поимку виновных немецкое правительство назначает награду в десять миллионов крон»,— кричали крупным шрифтом объявления. «В протекторате объявляется осадное положение; кто из чехов появится на улице после шести часов вечера, будет расстрелян!» — вещали еще более крупным шрифтом другие. Наспех мобилизованное гестапо приступило к работе. Через сутки после покушения было опубликовано сообщение о первых казнях: была расстреляна чешская семья из шести человек, среди них — две женщины и шестнадцатилетний юноша. С часу на час ожидали очередного списка расстрелянных.
Гейдрих был когда-то офицером. Уличенный в краже денег, он вынужден был оставить армию. Благодаря этому нацистская партия обрела еще одного члена и пламенного сторонника Гитлера. В 1940 году имя Гейдриха становится известным. За короткое время он истребляет восемьдесят тысяч поляков. Впоследствии Гитлер посылает своего способного ученика в Югославию; здесь Гейдрих отмечает свое пребывание пятьюдесятью тысячами повешенных и расстрелянных сербов. То же самое кровавое дело он совершает потом в Норвегии. Осенью 1941 года он получает задание расправиться с чехами. В своей пражской усадьбе Гейдрих неутомимо подписывает смертные приговоры.
Когда ему уже казалось, что он окончательно справился с гордым, непокорным народом, ему присылают из Берлина поручение немедленно выехать во Францию, Бельгию и Голландию, чтобы и там потопить в крови освободительные стремления народов. Он проводит в этих странах реорганизацию гестапо и при этом удобном случае издает приказы о массовых арестах и казнях.
Теперь работу палача Гейдриха взял на себя его преемник генерал Курт Далюге. Над Чехией нависла кровавая мгла нацистского террора. Но чешский народ не оставляет борьбу ни на час. У каждого чеха только одна мысль: пробил час расплаты с врагом. Эта мысль порождает не только отдельных героев, она охватила весь народ и весь народ поднялся на войну против оккупантов. Эта война вошла в фазу, когда никакое осадное положение, никакие расстрелы не остановят ее, не задушат. Чем больше чешской крови прольют гитлеровские садисты, тем ожесточеннее будет сопротивление потомков Гуса и Жижки. «Белая Гора не повторится больше!» — эта клятва стала для чехов законом и боевым лозунгом в героической освободительной эпопее, разгорающейся сегодня по всей Европе, везде, где свирепствует волчья свора Гитлера, везде, где слово «свобода» звучит как набат.
