Любаша, но тут же отмахивается от недобрых мыслей: — Пусть… Детишки же у всех, а если эти сектанты и взаправду калечат ребят, то какая мать не будет против?»
— Любой подпишет это заявление, — тихо замечает сна, но Татьяна Ивановна слышит это.
— Точно ведь, Любушка? — обрадованно склоняется она к Любаше. — Это же ведь не шутки — приманивать в секту-то детей. Растишь их, ночи не досыпаешь, а тут явится какая-то дрянь. Дети-то, что они понимают? Им это вроде игры сейчас. А подрастут — тогда как?
И Любаша почему-то вспоминает братишку Семена. Дня два назад, когда матери не было дома, приходил в гости. Среди прочих разговоров задел и Лушку.
— Сбежала подруга-то твоя? К сектантам, тоже богов ищут. Не понравился обычный бог, давай искать других — каждый в своем сердце. Рассказывали нам, как грызутся церковники с сектантами, а сектанты — прыгуны, трясуны, баптисты и прочая мура — между собой воюют… Вот тебе и возлюби ближнего! Чего же бог-то войну допускает?
Тогда Любаша сурово отрезала Семену, чтобы не лез не в свое дело, насмехаться-то каждый может. А сейчас, поглядывая вслед Аграфене Лыжиной, неожиданно ловит себя на мысли, что Семен в чем-то прав… Действительно, каждая секта признает бога по-своему, в результате от триединства во многих сектах ничего не остается, а появляется свой божок.
«Не бог, а боги живут в их сердцах, — внезапно врывается в мысли, и Любаша вздрагивает от этого кощунства, опахнувшего неприятным сомнением сердце. — Не нужно так думать! Господи, неужели ты испытываешь мое терпение? Зачем?»
Но тут же с тайным страхом чувствует, что в ее обращении к всевышнему нет былой истовости, что все эти противоречивые факты рождают усталый холодок в душе. И старается враз смять, отбросить прочь свои раздумья, шагнув за Татьяной Ивановной к самой колонке.
— Ты приходи завтра после работы, — доносится до нее негромкий голос Татьяны Ивановны, и Любаша пожимает плечами: к чему это?
— Соберемся и обсудим, что с ними делать, — продолжает Татьяна Ивановна, и Любаша вспоминает: ах, да, о сектантах… Но зачем именно она пойдет? Да и мама, если узнает, не похвалит. Отказываться в присутствии женщин неудобно, и Любаша неопределенно произносит:
— Ладно, там видно будет…
Но сама ясно думает: может быть, там окажется Андрей, может быть, Челпанова помирить их хочет.
— Валентина! — окликает Татьяна Ивановна соседку, скрывшуюся в темноте с ведрами. — Не забывай, к восьми приедут лекторы из города! Прямо домой ко мне приходи…
— Ладно, — доносится из темноты.
— Ох, и забот навалила ты, Татьяна, на себя, — вздыхает кто-то из женщин. — Грязищи-то тебе проворачивать лопатой, небось, приходится?
— Ничего, — отзывается Татьяна Ивановна. — Как-нибудь справлюсь. Эта грязь легко смывается.
Вернувшись домой, Татьяна Ивановна быстро прибирает в комнатах, прикрикнув на Степана и Мишеньку, затеявших игру в футбол, и мимоходом поглядывает на часы: скоро и гости появятся. С появлением грязи на улицах и наступлением холодов беседы приходится проводить здесь, в комнате.
«Мало одной-то квартиры на поселок, — думает Татьяна Ивановна. — У кого же еще можно собираться?..»
Она перебирает в памяти малосемейных хозяев, решая, кто из них согласится на открытие в доме агитквартиры. Но в дверь стучат, входит Валентина.
— Первая я? Пораньше выпроводила своего на работу, ему в ночную. Проверю, говорит, мол, там ли бываешь? А я ему в ответ: «Давай, давай! Сразу видно, что ты несознательный элемент, жене не доверяешь. Приходи, мы тебе там лекцию о том, как вести себя с женщинами, прочитаем!»
Опять легкий стук в дверь. И теперь он повторяется все чаще.
Татьяна Ивановна поглядывает на часы. По ее предположениям, сегодня с Верой должен прийти или Степан, или Леня. Степан уже дня четыре не был здесь. Татьяна Ивановна постеснялась спросить у Веры, почему…
Шумно входят в дверь Вера, потом… веселый Леня Кораблев и Василий Вяхирев.
Татьяне Ивановне нравится, как читает лекции Леня Кораблев. Никак нельзя понять, когда же он, весело переговариваясь с кем-либо из окружающих, начинает лекцию — так постепенно втягивает этот молодой парень людей в беседу. И Татьяне Ивановне очень хочется научиться так же вот, как Леня, разговаривать с людьми, заранее зная, к чему приведет разговор.
Едва закончилась беседа, Мишенька подозрительно смотрит на улыбающегося Леню, к которому относится настороженно с первых дней из-за того, что взрослый дядя почему-то ни разу не поиграл с ним.
— А где дядя Степа? — вдруг спрашивает малыш.
Но Леня его не слышит, занятый разговором с группой женщин. Тогда Мишенька дергает его за брюки и повторяет свой вопрос.
— Ты о дяде Степе соскучился? — склоняется над мальчиком Вера. — Он очень занят сейчас. Приехал дядя из Москвы, тот, который машины изобретает, и не отпускает дядю Степу от себя.
Татьяна Ивановна вспыхивает, словно ответ адресуется ей. Сердце вздрагивает радостно. Знает, что ничего общего не может быть у нее с этим парнем, но ее вводит в смущение эта неприкрытая привязанность сына к Степану. И даже больше: напоминает чем-то Татьяне Ивановне этот парень мужа Николая. Нет, не обличьем, а такой же степенной манерой поведения и, вероятно, ровным, вдумчивым характером.
«Как он до этого жил? Что с ним было?» — опять возникает заинтересованная мысль, однако Веру спросить о Степане Татьяна Ивановна стесняется. Кажется ей, что о любом другом могла бы спросить, но не о нем.
Позднее, проводив за ворота Веру, Виктора и Василия, Татьяна Ивановна вспоминает, что так и не узнала, что это за изобретатель, который приехал из Москвы к Степану.
Но Михалевич вовсе и не собирался специально приезжать из-за Степана Игнашова. Откровенно говоря, конструктор даже и не подозревал до приезда сюда, что есть в городе человек, который упорно работает над усовершенствованием его машины. Услышал об Игнашове он совершенно случайно, когда потребовались старые чертежи одного из узлов машины.
В проектно-конструкторском бюро чертежей не оказывается. Кто-то вспоминает, что их, вероятно, надо, искать у Игнашова.
— Что за Игнашов? — интересуется Михалевич.
— О, это наш… вернее, ваш коллега! — смеется кто-то. — Он решил довести ваш комбайн до кондиции.
— Оригинально, — кивает Михалевич, но поскольку чертежи все-таки у этого самого Игнашова, расспрашивает, кто он такой и где живет.
Ближе к вечеру он решает наведаться к чудаковатому рабочему, как охарактеризовали Игнашова в конструкторском бюро. Любопытно, продолжает ли тот свои искания, или уже забросил, поняв, как сложна его задача.
Степан Игнашов в комнате один. Скрипа двери он не слышит, лишь в какой-то момент ему кажется, что за спиной кто-то стоит, но ему, занятому сложным расчетом усилий на режущую часть поперечного
