Нет, все правильно, правильно, правильно. И поставим здесь точку. Она спокойно (почти) возвращается в Магадан. Не с побитой, кстати, мордочкой, а с гордой улыбкой дипломированного специалиста, чтобы приступить наконец к реализации задуманного — стремительному маршу блистательной амазонки через все препятствия к порогу делового и вылизанного кабинетика, где она покажет себя этим расплывшимся неумехам и беспомощным хамам, а досуг она будет отдавать изысканным беседам с Сергеем Захаровичем (так называемый Лампион), душевному общению с все такой же (а это верный признак цельности личности) ненормальной Софьюшкой и мало ли еще чему… Мамочка теперь не очень нужна, но все равно хорошо, что они будут рядом. Ясное, осмысленное бытие с хорошо построенным тылом — что еще нужно? Вернее — что не так?
Не совсем тот, конечно, профиль работы — сельскохозяйственный. Ничего она в сельском хозяйстве не понимает, и отстает оно к тому же все время, поэтому нет в нем, конечно, блеска и перспектив других отраслей и, соответственно, размаха и возможностей для личных достижений. В первый день, по первому списку (отличница плюс общественный деятель) распределялась — в ряду с немногими именными стипендиатами, кормящими мамами и содержателями престарелых родителей-инвалидов (москвичей, конечно), в самом конце списка, уже под вечер — но в первый день все-таки, мест еще навалом оставалось. И понятным было недоумение уставшего председателя комиссии (он же декан, красавец и душка доцент Я.)
— У вас муж москвич, зачем вам Магаданская область?
— Хочу вернуться в родной город, — спокойно так и уверенно, не тратя красноречия. Они, члены комиссии, тоже ведь понимают, что Магадан — это не Калуга и не Воронеж.
(Ну и квасного патриотизма в тебе, девушка! Так и прет! — А что? Нельзя разве? — Можно, конечно. Но зачем тебе этот медвежий угол? Ты на себя посмотри! — Спасибо, обязательно. Но как все-таки насчет северной столицы?)
— У кого, товарищи, есть Магаданская область? — спрашивает доцент Я.
Товарищи представители, солидные дяди и тети, послушно как школьники листают свои бумажки.
Академия наук по этому региону вопросов (запросов) не имеет. (Жаль, но это можно было предположить.) Ведущие министерства — тоже (а вот это уже плохо!). Имеет — Министерство финансов РСФСР и такое же сельского хозяйства.
— Что вам больше нравится?
Первое, конечно, солиднее, даже звучит загадочно, но в пересчете на местные, не столичные, условия означает что? Контора какого-нибудь банка или управление гострудсберкасс и госкредита. Легкая, чистая работа за 120 рэ (совсем неплохо для молодого специалиста, но ведь перспектив никаких, всю жизнь просидишь со счетами и арифмометром на том же окладе плюс премия раз в квартал). Не подходит. Значит, второе.
— Распишитесь, пожалуйста. Поздравляем. Подъемные и оплату проезда получите на факультете дней через десять. Пригласите следующую. Да, а с мужем вы этот вопрос согласовали? Повторных заявлений не будет.
— Не будет.
Конечно не будет. Какие заявления, если они уже два года как развелись и Славочка уже давно заплатил свои двадцать рублей и получил еще одну печать в паспорте — «брак расторгнут», только она все еще не может с этой суммой расстаться, чтобы тоже такой штамп заполучить.
Не в двадцатке, конечно, счастье. А в чем? Брак заключается на небесах, а расторгается в убогом кабинетике народного судьи — как с этим смириться? Не хватает, значит, торжественности, чтобы признать факт расторжения действительным? Что-то тут есть (а почему, действительно, когда расписываешься — и речи, и ленты, и марш, а когда выходишь из этого дела, то никакой церемонии — как справку в домоуправлении получить?), но не это главное. И не Славика она таким образом, не расторгая брак окончательно, хотела около себя удержать — нет, конечно. Не удержать его таким образом. Да и не нужен он ей вовсе. Почему же тогда? А потому что прилетит она сейчас в Магадан, заполнит в этой конторе анкету и в графе «семейное положение» напишет «замужем». Замужем, понимаете? Не какая-нибудь там девочка застенчивая (впрочем, на таких они и не рассчитывают, наверное, иначе бы в детских садах кадры подбирали), не наивный цветочек, а самостоятельная женщина, с которой извольте считаться с самого начала. Вот что дает ей штамп в паспорте. Спасибо родному государству, что такую процедуру развода установило, что можно и разведенной быть, раз суд уже состоялся и решение вынесено, и как бы не разведенной, пока пошлина не уплачена и одна печать другой не погашена. Это ведь для амазонки подлинный клад, залог самостоятельности. А вы говорите, двадцать рублей нести. Да ни в жисть! Сами платите.
Прощай Париж прощай Париж прекрасная столица где все ликует и цветет поет и веселится
А в магаданском сердце боль мне эта боль знакома единственный врач исцелил бы меня и он на Севере дома
Генрих Гейне, «Германия. Зимняя сказка». С одной небольшой поправкой: у него — в немецком сердце боль, потому что о Магадане он, естественно, слышать не мог.
Да, там и дальше есть совершенно замечательные строчки:
Веселая конница будущих лет займет помещенье собора убирайтесь иль вас раздавят как вшей и выметут с кучею сора
Под такими словами любая амазонка подпишется.
Хотя с собором Гейне явно переборщил. Какой уж там собор. Областное управление сельского хозяйства помещается в «доме Васькова» — бывшей, первой по времени, тюрьме, которую строил прораб Васьков. Первая каменная постройка в Магадане. Сам построил — сам сел. Грустный анекдот 37-го года. Но тем обессмертил свое имя, в историю вошел. Где-то он сейчас, что с ним сталось? Никто, наверное, не знает. А вы говорите — Мандельштам! Тут о первостроителях ничего не известно.
Служить, значит, будем в соборе. А с конями в Магадане и вовсе плохо. Одна лошадка какая-то с жеребенком мотается, что-то на ней злодейского вида мужик по городу развозит, — и в последние каникулы Нина их видела. Но если с жеребенком, то, надо полагать, не одна эта лошадка в городе, есть у нее и супруг какой-нибудь, не в Якутию же ее для этого дела гоняли? Значит, и конницу собрать будет можно.
Все можно, если захотеть. Наивная вера в собственное всемогущество. Но без нее — как? Без нее ничего не добьешься, без нее амазонок не бывает. Так что полетели! А печать в паспорте всегда погасить можно, если захочется, только и делов что двадцать рублей заплатить.
Интересно, сколько же она, в конце концов, осталась должна Кантору? Тогда, после свадьбы, она в экстренном порядке ликвидировала эту малину — что-то из купленного на деньги Аллы Константиновны сдала в комиссионку, что-то отправила посылками в Магадан (пусть мама порадуется, что дочь у нее такая практичная, зря денежки не мотает, а целый гардероб приобрела). Взять что-нибудь из этой квартиры Лев Моисеевич категорически отказался (а там ковер, проигрыватель с пластинками, телевизор), даже ключи не взял, пришлось их соседям оставить. Но ключи-то он все равно возьмет, так что и вещи эти ему останутся — хоть какая-то компенсация. Глупо и пошло с ним получилось — но кто не ошибается? И он тоже мог бы держаться на тех самых договорочных началах, о которых условились. Сам ведь не удержался. Почему же она-то должна за все отвечать?
Ни одного знакомого лица не оказалось в очереди на регистрацию магаданского рейса в аэровокзале, и очередь маленькая была, человек двадцать пять — тридцать вместе с провожающими. Но так всегда бывает. В аэропорту остальные присоединятся, потому что летят в Магадан в основном не москвичи, а бог знает откуда, большей частью с Украины, пожалуй, транзитные пассажиры, они магаданский рейс прямо в аэропорту дожидаются. Там, вероятно, какое-нибудь знакомое лицо и всплывет — не так чтобы совсем хорошо знакомое, но видела не раз, в Магадане много таких полузнакомых, что ли, людей, примелькались один другому. И когда такого полузнакомого в самолете видишь, сразу понимаешь, что летишь домой. Домой, понимаете?
Самое время, кажется, чтобы подвести некоторые итоги. Ну, может, не сию секунду, пусть в самолет посадят. Как тогда, когда летела с позором, бросив все и вся. Но тогда не об итогах речь шла, тогда реальности придумывались. Или итоги были таковы, что нужно было иные реальности изобретать, раз в этой, имеющейся, все таким кувырком пошло? Может быть, и потому, но главное-то, наверное, в том, что и те реальности, которые сверх имеющейся: сон, искусство, алкоголь, болезнь, любовь — все, кажется, ничего не забыла? — они ведь тоже существуют и будут существовать. Теперь-то это можно сказать еще увереннее и кое-что даже собственными примерами проиллюстрировать. Но не пора ли увеличить их число? — Что — еще одна появилась? — Появляется. — И какая, интересно? — Работа. — Работа? Ты, девушка, шутишь, наверное: какая же это реальность номер семь, если она — главное составляющее в той самой реальности, которая номер один? Да это ведь везде большими буквами написано, что у человека главное в жизни — работа, работа и еще раз работа. Не читала разве? Или вовсе неграмотная? — Читала-читала. Но как же тогда амазонки и все это движение, мироощущение и предстоящие завоевания? Прикажете все это пустой выдумкой считать? Да не откажется Нина от этого никогда. Тем более сейчас, когда все мосты сожжены, узы разорваны — и будь готов, амазонка, вскочить на коня. Это ли не реальность? А служба пусть под седьмым номером идет. И поговорим в таком случае об итогах позднее, когда она, эта служба, действительно начнется, когда мы эту реальность по-настоящему пощупаем. — Ну вот, опять фантазии начались! Ты еще представь, что тебя в магаданском аэропорту архитектор С. с цветочками ожидает, уже собираться начал. — А что? И ожидает. Прилечу, а он с цветочками стоит. Только собираться ему еще рано — в Магадане часов через четырнадцать будем. И то если в Красноярске не задержат, у них там теперь то и дело керосина нет, сильно экономить начали.
