Ион Деген - Наследники Асклепия

Летом 1999 года с женой мы наслаждались видом на Монблан с балкона нашего гостиничного номера в Шампусене, в Швейцарских Альпах. Не могу объяснить, чего вдруг я решил написать эссе? очерк? заметки? о врачевании. Но точно знаю, что о книге на эту тему я даже не мечтал. А, начав, уже не мог остановиться. Из Швейцарии мы перебрались в Чехию, в Карловы Вары. Оттуда, на несколько дней приехав домой, отправились в клаб-готель в Эйлате, где отдыхали уже с внуками. Книга продолжала писаться и завершилась там, на берегу Красного моря. Это было для меня неожиданностью. Тем более что написалась она в течение пятидесяти двух дней, несмотря на перелёты, экскурсии, путешествия и неделю с внуками.

Мой друг, очень видный московский литератор, отнёс машинопись в журнал «Дружба народов». Книгу приняли и запланировали опубликовать в декабрьском номере 2000 года. В запланированное время она не появилась. Ни через год. Ни через два. Я о себе не напоминал. Не звонил. Не писал. Через три года начал сомневаться в дружбе народов.

Я не профессиональный писатель. У меня нет литературного агента. Не умею искать издателей. Ждал естественных родов, если плод жизнеспособный. Но, подстегиваемый друзьями, бывшими однокурсниками и возрастом, решил, что книге пора увидеть свет.

Уважаемого читателя прошу вносить поправку, когда в тексте он встретит подсчёт лет.

P.S. Прошёл примерно месяц после выхода книги из печати. И вдруг нежданно-негаданно из Москвы пришла тяжеленная бандероль — два тома журнала «Отечественные записки», №№ 1 и 2, 2006 года. Впервые в жизни я увидел журнал, о существовании которого не имел представления. А в журналах главы из книги, которую Вам предлагают прочитать в полном объеме. Не знаю, почему именно выбраны опубликованные главы, а не другие. Со мною не советовались. Впрочем, какое это имеет значение?

Клинический разбор больных, назначенных на операцию. Врач, ведущая палату, доложила о состоянии своего подопечного. В результате неправильного лечения после ранения правого коленного сустава, одного из множества ранений у ее пациента, образовалась сгибательная контрактура. В суставе большой осколок.

Профессор предложил операцию, которая восстановит подвижность в суставе.

Профессор импозантный, интеллигентный, уверенный в себе красивый мужчина сорока четырех лет. В распахнутом халате поверх темно-синего костюма-тройки среди своих врачей, подавляющее большинство которых женщины, он словно роскошный павлин в курятнике.

Больной осмотрен и отправлен в палату. Все ясно. Завтра операция. Артропластика правого коленного сустава. Так решил профессор. Могут ли быть вопросы?

Оказывается, могут. И не просто вопросы. Сомнения. Маленькая худенькая врач из четвертого отделения госпиталя, ортопед поневоле, — во время войны, едва окончив стоматологический институт, она начала работать общим хирургом во фронтовом госпитале, — преодолевая робость, посмела усомниться в целесообразности артропластики. Нога согнута почти под прямым углом. Раненый — молодой человек, атлет с сильными мышцами. Как во время операции удастся разогнуть ногу без укорочения кости?

Профессор не снизошел даже до кратчайшего ответа. Он только брезгливо прочертил воздух тылом правой кисти.

На следующий день операция.

Профессор, как обычно, работал четко, красиво, можно сказать артистично. Все шло наилучшим образом. Был вскрыт сустав. Без труда извлечен и удален осколок. И тут началось неожиданное. Вернее, предсказанное презренным врачом из четвертого отделения, маленькой худощавой эксстоматологом. Сантиметр за сантиметром убиралась кость, в основном бедренная, пока удалось распрямить ногу. Да и то не полностью. Угол, хоть и небольшой, профессор должен был оставить. Больного тут же после операции пришлось уложить со скелетным вытяжением, с грузом просто невероятным — более двадцати килограммов. Нога была укорочена на одиннадцать сантиметров.

Результатом последующего мучительного лечения была незначительная подвижность во вновь образованном коленном суставе. Лучше бы не было этой подвижности, источника непрекращающихся болей.

Очень жаль, что профессор безмолвно отмахнулся, а хотя бы не подумал, что невзрачная врач из четвертого отделения смотрела на рентгенограмму, имея представление об элементарной планиметрии. Очень жаль.

Но не преступно ли, что профессор на очередном разборе больных не проанализировал свою непростительную ошибку? Увы, ошибаются все. Врачи — в том числе. Но ведь перед профессором на светофоре был зажжен красный свет. Следовало остановиться и подумать. А не подумав и искалечив молодого человека, еще юношу, следовало признать свою ошибку.

поступают врачи. Но, оказывается, можно быть профессором, не будучи врачом…

На пятом курсе ко дню рождения я получил царский подарок — монографию профессора Войно-Ясенецкого «Очерки гнойной хирургии». Вся книга от первой до последней страницы посвящена разбору ошибок, совершенных этим выдающимся хирургом во время его огромной практики.

Не могу припомнить, какая еще монография оказала такое влияние на мое медицинское становление, как откровенный, строго научный анализ ошибок в диагностике и лечении, описанный замечательным врачом. И замечательным человеком.

Профессор Войно-Ясенецкий был православным священником. Архиепископ Лука, архиепископ Таврии и Крыма в ту пору, когда я имел счастье услышать его проповедь. А ведь годы были не очень благоприятными для проповеди человечности. Человечности истинной, а не лицемерной, проповедуемой славной коммунистической партией. Еще жил лучший друг атеистов, учившийся в духовной семинарии. А у профессора Войно-Ясенецкого к тому времени уже был многолетний опыт политического заключенного.

Когда профессору Войно-Ясенецкому понадобилось хирургическое лечение, он настоял на том, чтобы его оперировал хирург-еврей, старый друг, естественно, не единственный еврей среди друзей профессора-архиепископа. Непросто было преодолеть сопротивление церковного начальства, почему-то, в отличие от необычного архиепископа, не жаловавшего евреев.

Случайно (случайно ли?) я сравнил двух профессоров. Должен заметить, что и первый безусловно был личностью выдающейся. Но вот был ли он врачом?

По памяти я пытаюсь процитировать Парацельса, врача шестнадцатого века: «Из сердца вырастает врач. …И высшей функцией врачевания является любовь».

Но как знать, станет ли любовь высшей функцией врачевания у поступающего сегодня учиться на медицинском факультете университета? Как знать «вырастет ли он из сердца»?

В беседах со студентами-медиками я пытался выяснить, что именно побудило их выбрать эту профессию. Не могу похвастаться очень большой статистикой. И все же определенная закономерность в ответах прослеживается. Примерно треть студентов ответила, что решили стать врачами, так как это престижная профессия. Две трети избрали профессию врача, так как она обеспечивает относительную независимость. Никто не сказал ни слова о надежде на экономические блага. Вероятно, это естественно. Молодой врач не относится к категории хорошо оплачиваемых профессионалов. Много и тяжело придется ему работать, чтобы обеспечить себе достойное существование. Пройдут долгие годы, прежде чем молодой врач станет специалистом. Да и специалист не сразу выйдет на уровень, который можно считать вполне состоятельным. Следует еще учесть израильскую специфику. Молодые люди после окончания школы должны отслужить в армии три года, девушки — два года. Следовательно, в университет они могут поступить соответственно не раньше чем в двадцать один год, а девушки — в двадцать лет. Мне известно немало случаев, когда на медицинском факультете начинали учиться демобилизованные офицеры, в том числе летчики-асы, уже перешагнувшие тридцатилетний возраст.

Итак, молодые люди выбрали медицину как престижную профессию, обеспечивающую независимость. Никто ни слова не сказал о служении. Не сомневаюсь в том, что при нашей системе обучения они станут отличными специалистами. Но у многих ли среди них есть сердце, из которого вырастет врач?

Летняя практика после четвертого курса. Вместе с моим другом Мордехаем Тверским и еще десятью-двенадцатью студентами нас направили в Закарпатскую область. В Ужгороде, в облздравотделе Мотя и я попросили определить нас в больницу, где мы могли бы проходить практику, работая фельдшерами. Как и многие студенты, мы нуждались в подработке. Такое место нашлось у черта на куличках, в Воловом, в Карпатах. Из Ужгорода автобусом мы приехали в Хуст, а уже оттуда по горной шестидесятикилометровой дороге поднялись в Воловое, в непогоду отрезанное от окружающего мира.