Слушать профессора было немного странно, раньше он со мной о Чехове так не говорил. Тему-то дал сам. Писал, правда, немного другое. Общественная проблематика, социальная критика, гуманизм. Потом я подумал, что не все у Ласкина тогда читал, довоенных своих статей он мне рекомендовать не стал. Как будто потянуло вдруг досказать что-то, лично для меня, я не готов был понять, зачем. Похвалы его звучали как-то двусмысленно, становилось порой неуютно. То и дело брызгал мне в лицо слюной, приходилось отодвигаться. Подвыпил, чего уж там. Да я не особенно тогда и вникал, бессмысленно улыбался, кивал благодарно, пропускал мимо ушей.
Можно было понять мое состояние, только что после защиты. Интерьер сталинской высотки, непомерные потолки, под сводами чирикали воробьи. Подходили с поздравлениями, с поцелуями приглашенные, кафедральные сослуживцы, я направлял их к столу. О банкете хлопотал тем временем мой папа, что-то обсуждал с официантами, метрдотелем, уходил куда-то на кухню. Когда он наконец подсел к нам за стол, профессор почти сразу переключился на него. Неожиданно они нашли общие темы, сквозь нараставший застольный шум я улавливал местечковые истории, узнавания. Чтоб я так жил! Подвыпив, оба стали все больше переходить на идиш, немного смущая меня перед сослуживцами, чему-то смеялись, чокались. Нашли, как говорится, друг друга. Ласкин после банкета долго еще не уходил, не успел попрощаться с отцом, дожидался, пока тот освободится, продолжал что-то мне говорить, уже совсем пьяненький.
Давние времена, не собирался же вспоминать еще и об этом, зачем? Даже не думал, что столько задержалось в памяти. Не все хочется вспоминать. И нелепый зачет бы скоро забыл. Так получилось.
12
В этом университете и по моему постороннему, необязательному предмету зачем-то полагалось к зачету сочинить что-то вроде реферата, если угодно, эссе на свободную тему, страницы две — три. Моим делом было их просмотреть, потом беседовать по тексту. Подтвердить, так сказать, результат своих преподавательских трудов. Не знаю, кто это придумал. В интернете сейчас можно скачать хоть диссертацию, на любую тему, не уследишь, во всяком случае, по моему нечеткому предмету. О каком тут говорить результате?
Среди ожидавших меня в аудитории я, как всегда, отметил Пашкина. Не сразу его узнал, не видел недели две. Череп был наголо выбрит — новая мужественная мода, не вполне отросшие усы, огибая рот, закруглялись у подбородка. Намечался какой-то совершенно другой облик. Необычно было и то, что из всей троицы он пришел один, двое других задерживались. Встретив мой взгляд, почтительно кивнул, но отвечать не пошел, пропустил первого добровольца.
К столу подошел очкарик с начинающейся бородкой, тот самый, Беззубов, знавший, что Библия — это о религии, подал свой реферат. Место культуры в обществе потребления. Тема, что говорить, по специальности. В контексте общества потребления сама практика потребления… дальше можно было не беспокоиться. Не сложней, чем о Библии. Не просто приобретение товаров, но и принцип, по которому моделируются отношения в социуме… Беда, что сам язык вызывал оскомину, да ведь можно было не вслушиваться. Посмотрел в зачетке, что ему поставили до меня. Два «хорошо», по каким предметам, прочесть не смог, специальности неизвестные и почерк был неразборчив, как на аптечных рецептах. Положусь на коллег. Слушал вполуха, думая о чем-то своем. Непонятное слово заставило однажды встрепенуться.
— Как, как? — переспросил. — Как вы сказали? Симукляр?
Студент скосил очки на бумагу, неуверенно поискал, нашел пальцем:
— Это в современной культуре называется. симулякр, — поднял немного встревоженный взгляд. — Да, — подтвердил, удостоверясь еще раз.
Со второй попытки произнес все-таки правильно. Спросить его, что это такое?
— Так выразился Бодрийяр, — опередил он вопрос, заглянув опять в текст. Ого, и про Бодрийяра знает. — Французский философ, — пояснил для меня, чтобы не оставалось сомнений.
Что я мог на это сказать? О чем еще было спрашивать? Замечательно, одобрил кивком. Если угодно, прекрасно. Вот ваша зачетка, молодой человек, до свидания. Хотя видимся, скорей всего, последний раз, больше не придется.
Стоило бы просто собрать сразу у всех зачетки, расписаться, не спрашивая. Кто-то, может, так и делал, я не смог. Старомодные комплексы, привычка соблюдать хотя бы формальности, ритуал. Сидел и думал, что этот первый университетский зачет, скорей всего, окажется для меня и последним. Договора у меня не было, почасовик. Пробный, экспериментальный курс, до конца семестра меня дотерпели. Предстоял, наверное, разговор, стоило бы его начать самому. Хотя проще бы и без разговора. Как теперь говорят, по умолчанию.
Девушка в цветастом платье положила передо мной на стол свои листы. Гендерные тенденции в современной культуре, на материале женской прозы. Крупная, без надобности пополневшая. Когда-то поэт мог бы такую назвать волоокой, но кто-то сказал бы о ее глазах: коровьи. Зависит от состояния лица, которое называют выражением. Освещено ли оно изнутри чувством, мыслью, озабочено ли другими, непоэтическими, проблемами, пищеварения например. Или, вот, необходимостью получить мой автограф в книжице.
— Писательница раскрывает нам мир современной женщины… — Слух на время настроился, опять отвлекся. Что говорить, женщине дано знать что-то в принципе недоступное мужчине, но может ли она это осмыслить, выразить, рассказать лучше, чем он? Описать, скажем, роды. Или кормление грудью. Слова может найти и мужчина, у женщин получается не лучше. Иные лишь воображают, что у них лучше. — Бесстрашная откровенность новой прозы. — Студентка переводила взгляд со своих листков на меня, то и дело выискивая на моем лице подтверждение: правильно ли я говорю? Я автоматически кивал, пытался вспомнить фамилию писательницы, которую незадолго перед тем с интересом читала Наташа, я тоже заодно заглянул. Четыре бабы рассказывали по очереди о себе и о подружках, не стесняясь в выражениях. «Я обследовала ее влагалище, мужчины там не было, запах спермы я бы узнала», что-то в таком духе. Следом вспомнилось, как однажды у подъезда Наташу перехватила для разговора соседка, пришлось постоять в сторонке, слушать. «Я говорю гинекологу: зачем мне садиться в кресло? После того, как тринадцать лет назад умер мой Георгий Семенович, в мой дом не ступала нога мужчины. Кроме слесаря, конечно, или телемастера.»
Усмешка застыла на губах, я обнаружил, что студентка смотрит на меня испуганно: не над ней ли смеюсь? Может, она смотрела на меня уже неизвестно какое время, молча, дожидаясь вопроса. Не заметил, отвлекся на свои мысли, нехорошо. Какие тут могли быть вопросы? Вашу зачетку, девушка. Спасибо. И вам спасибо. До свидания. До свидания. И вам того же.
Я проводил ее взглядом. В аудитории оставались еще четверо. Пашкин сидел в дальнем конце, откинувшись на спинку стула, время от времени поглядывал на часы, то есть на свой гаджет, держал его перед собой открытым, выходить к столу не спешил. Почему так невольно притягивал взгляд этот его бритый череп? Я перевел взгляд на оставшихся: кто следующий?
И словно дуновение ветерка: вдруг открылась дверь, появилась Лиана. Лиловый жакет поверх облегающего черного платья, плоская сумка на ремешке. Остановилась у дверей, стала извиняться за опоздание: с утра на дорогах такие пробки. Я кивнул, сдерживая улыбку: проходите, проходите. Пашкин неожиданно встрепенулся, поднялся будто ей навстречу, пошел к моему столу, опережая вставшего секундой раньше соседа.
13
Заголовок вместе с именем автора был вынесен на отдельный лист реферата: Фактор джокера в новой культуре. Я вскинул брови.
— Опять этот джокер? — Поднял на студента взгляд поверх очков. — Чем-то этот персонаж, я смотрю, вам дорог?
Пашкин неопределенно пожал плечами, губы тронуты полуусмешкой. Дужка усиков поверху неуловимо их облагораживала. И этот бритый череп! Как могут сделать человека почти неузнаваемым всего лишь перемены в волосяном покрове! Вот ведь, и колечко из уха исчезло. Другой человек. Я перевернул заглавную страницу, открыл текст.
Системы, богатые информацией, менее упорядочены… Читать приходилось с усилием, мысленно приспосабливая посторонний язык к своему, доступному пониманию. Математические модели позволяют исследовать механизм непредсказуемых явлений… Известный, беспроигрышный прием: озадачить экзаменатора чем-то для него непонятным, дальше плети, что хочешь. И вроде не скажешь, что не моя тема, заголовок предлагал себя прояснить, что-то уже было подсказано. Хотя математика вроде бы не его специальность. Скачивал откуда-то, не скачивал, значения не имело, зачет я ему все равно поставлю, как поставил уже другим, заранее был готов, вникать безнадежно.
