Уф с мальчиком на руках сошел на пирс. Вслед за ним сошли Лаву с металлическим кофром и Борк.
Братья и сестры молча расступились. Уф сделал несколько шагов по мокрому мрамору. Лицо его было напряжено и неподвижно, словно маска. Но серо-синеватые глаза сияли. И он как мог сдерживал свое могучее сердце. Все почувствовали это. И тоже сдержали свои сердца. Уф увидел бесчувственную Храм на руках у Пор.
– Что с ней? – спросил он.
– Она ждала, – ответил Пор.
Уф понял.
– Пойдемте в дом, – произнес он и первым пошел вверх по лестнице.
За ним двинулся Пор. Остальные тронулись следом. Ветер с океана дул им в спины, теребил одежду, трепал длинные белые волосы бесчувственной Храм.
Уф с мальчиком на руках вошел в дом, миновал малую террасу, агатовый коридор и оказался в зале Пробуждения. Круглый, зеленовато-голубой, просторный, он служил местом для сердечного разговора. И в этом же зале пробуждали сердца новообретенных, открывали им путь к Свету Изначальному. Высокие узкие окна были открыты, круглый полупрозрачный купол нависал над залом.
Уф осторожно положил мальчика в центр небесно-синего мозаичного круга. Отошел и опустился на пол. Братья и сестры молча расселись по краю круга. Пор опустил Храм на прохладный пол рядом с Уф, и тот бережно принял в свои руки беловолосую голову мудрой сердцем.
В зале наступила тишина.
Только слышался океанский прибой да сонно перекликались пеликаны на побережье, готовясь к ночи.
– Откройте небо, – приказал Уф.
Полупрозрачный купол бесшумно раздвинулся. Над головами сидящих в круге распростерлось вечернее небо с молодым месяцем, подсвеченное оранжево-розовым на западе. Солнце зашло. С каждой минутой звезды проблескивали сильней. Полумрак наполнил зал. Фигуры сидящих застыли. Темнота спускалась с темно-синего неба. И лица братьев и сестер тонули в ней.
Наступила ночь.
Храм зашевелилась. Ее слабый стон раздался в зале. Уф осторожно приподнял ее голову. Губы Храм раскрылись в темноте:
– Он… здесь. С нами…
– Да, – тихо ответил Уф и бережно повторил ей сердцем.
Храм пришла в себя. Ей помогли сесть. Отвели с лица длинные волосы. И она узрела спящего мальчика.
– Он скоро проснется, – сказал Уф.
– Я знаю, – прошептали ее губы.
Все снова замерли.
Над открытым потолком зала пролетела ночная птица.
Мальчик пошевелился.
По темным фигурам сидящих в круге пробежала дрожь. Но Храм уже овладела своим сильным сердцем. Сердце повиновалось. Она знала, что делать. И ведала, что делать это надо быстро.
Мальчик поднял голову. Затем неуверенно приподнялся с мраморного пола, сел. Его слегка покачивало. Он повертел головой. Слабо позвал:
– Мам.
Сидящие в круге замерли.
– Ма-а-ам! – позвал мальчик громче.
И снова лег на пол.
Храм сжала руку Уф:
– Возьми его на грудь. Прикрой. Упрись.
Уф понял. Сорвал с себя рубашку. Подошел к мальчику, взял его сзади под мышки, поднял и прижал спиной к своей груди.
– Мам. Мама! – позвал мальчик и захныкал.
– Молот! – громко потребовала Храм, приподнимаясь.
Лаву поставил кофр к ее ногам. Это был стандартный кофр-холодильник Братства, вмещающий семь ледяных молотов. Щелкнув замком, Лаву раскрыл его. Синий свет осветил внутренность кофра и лицо Храм. В кофре лежал, морозно дымясь, один-единственный молот. Молот Шуа. И сразу же вперед выступили трое неизменных молотобойцев Дома на острове: Дас, Ву и Ут. Их опытные руки раздробили сотни ледяных молотов, разбудив десятки сердец. Но Храм качнула головой:
– Нет. Вы убьете его. Я ведаю.
Мальчик хныкал на груди Уф. По кругу прошел ропот: кто ударит? Темные фигуры братьев беспокойно зашевелились: если не могут опытные молотобойцы, то кто сможет? В темноте оживились сестры:
– Храм, я смогу!
– Храм, дай мне молот!
– Храм, мои руки сделают!
Но Храм качала головой:
– Нет.
Все зашумели:
– Кто ударит?
Мальчик хныкал. Уф стоял молча.
Храм наклонилась и взяла молот.
Все стихли.
Держа молот в руках, согнувшись, она двинулась к центру круга. Изможденное, худое тело ее плохо слушалось. Пошатываясь и оступаясь, с трудом перетаскивая костлявые ноги, она добрела до Уф. Увидев ее, освещенную синим светом раскрытого кофра, мальчик замолчал. Встав перед ним, Храм выпрямилась. Хриплое дыхание вырывалось из ее рта. Она сжала рукоять молота. Молот дрожал в ее руках, поблескивая в темноте.
Мальчик неотрывно смотрел на Храм. Она смотрела ему в глаза. Молот подрагивал в ее руках. Медленно она стала отводить его назад, размахиваясь. Сидящие в круге замерли, направив сердца.
Уф закрыл глаза, готовясь.
Молот описал полукруг и ударил в грудь мальчика. И тут же вылетел из рук Храм, упал на каменный пол, раскалываясь на посверкивающие в темноте голубые куски. Храм со стоном повалилась к ногам Уф. Мальчик вскрикнул и потерял сознание. Сестры кинулись к нему. Уф держал, не открывая глаз. Руки сестер коснулись тела мальчика:
– Говори сердцем!
– Говори сердцем!
– Говори сердцем!
Сердце мальчика молчало.
Уф открыл глаза. Сильное сердце его, перестав быть наковальней, ожило. Оно сзади поддержало настойчивые сердца сестер:
– Говори сердцем!
Голые ноги мальчика дернулись. Все замерли.
– Горн! Горн! Горн! – заговорило пробудившееся сердце.
Уф вскрикнул и, изнемогая сердцем, стал падать навзничь. Его подхватили, положили на пол. Мальчика взяли на руки, понесли бегом вниз по золотисто-голубым лестницам, в тихие и уютные покои Новообретенных. Братья и сестры кинулись туда.
Зал Пробуждения опустел.
Лишь на мозаичном полу остались лежать Уф и Храм. Да по-прежнему источал синий свет распахнутый кофр. Храм первая пришла в себя. Приподнявшись на руках, почувствовала Уф. Затем увидела его. Подползла, легла рядом, обняла худыми руками, мягко торкнула сердцем. Лежа на спине, Уф вздрогнул, пошевелился и втянул в себя влажный ночной воздух.
– Горн… – выдохнули его губы.
– Горн, – повторила Храм.
Их сердца произнесли новое имя.
– Я верил. Но не ведал, – произнес Уф.
– Я не верила. Но ведала, – отозвалась Храм.
Над ними в ночном небе сверкнула падающая звезда.
Уф протянул руку, поднял лежащий неподалеку кусочек Льда, сжал пальцами, положил себе на грудь. Пальцы Храм раздвинули его кулак, коснулись Льда. Руки их вместе сжали кусочек Льда.
– Лед сделал, – произнес Уф.
– Это сделал ты, – отозвалась Храм. – Ты смог. Ты заставил всех поверить. Всех, кроме меня…
– Я верил. Потому что я хотел. Очень хотел.
– Твое сердце знало, что доживем. Что увидим.
– Оно не знало. Но я верил Свету. Свету в моем сердце.
– В твоем мудром сердце.
– Свет помог нам.
– Свет помог нам, – повторила Храм.
– Наш Свет.
– Наш Свет…
Сердца их сияли.
Звезды сияли над ними.
Мэрог управлял железной машиной. Я сидел рядом с ним. Обу, Трыв и Ясто сидели сзади. Мэрог вел железную машину через главный город страны Льда. Часы этого города показывали 18.35. Улицы города были заполнены множеством железных машин. Везущих мясных машин. Которые после рабочего дня направлялись из центра города в свои каменные дома. Где их ждали их близкие мясные машины. Где ждало счастье тела.
Мы ехали из центра города по улице, названной местными мясными машинами в честь одной мясной машины, очень известной в этой стране. Восемьдесят восемь земных лет назад эта мясная машина при помощи своих соратников свергла династию мясных машин, более трехсот лет управлявшую страной Льда, и установила свою власть. Основанную на равенстве всех мясных машин перед новым законом. По которому все мясные машины страны Льда должны были жить одной семьей. И трудиться на благо этой семьи ради счастья тел всех мясных машин страны Льда. Семьдесят четыре года мясные машины страны Льда жили по этому закону. А потом перестали жить по нему. Потому что между мясными машинами не могло быть братства. И они не могли долго чувствовать себя одной семьей и радоваться счастью чужих тел. Каждая мясная машина хотела прежде всего счастья своему телу. Ради счастья тела мясные машины могли обмануть, ограбить и убить. Поэтому они не могли долго жить в мире. Мясные машины постоянно соревновались, враждовали, притесняли и обворовывали друг друга. Одни страны нападали на другие. Мясные машины постоянно вооружались, изготовляя оружие все более совершенное. И постоянно убивали друг друга из-за счастья тела. Счастье тела было главной целью мясных машин. А счастье тела наступало тогда, когда телу мясной машины было приятно и удобно существовать. Жизнь ради счастья собственного тела – вот главный закон всех мясных машин на планете Земля.
