Сонная Маргоша приплелась, кутаясь в шелковый халат и щелкая условными босоножками, у которых, кроме подошвы на высокой шпильке, были лишь золотистые ниточки, обвивающие стопы. Лицо Маргоши, непривычно отмытое от густого слоя краски, блестело, намазанное кремом.
— Ты мне рыбки привезла, да? — сонно спросила Маргоша, сладко зевая.
— Ой, прости, не привезла. Подожди пару дней. Мне эта рыбка уже снится.
— Рыба снится? Это к беременности, — лениво произнесла Марго.
— Что? Как ты сказала? — удивилась Женя.
— Так моя бабушка говорила: рыба снится к беременности.
— Слушай, ты прямо Кассандра какая-то. Я к тебе поэтому и приехала.
— Почему поэтому? — не поняла Марго.
— Я беременна. Что делать — ума не приложу.
— Жень, ты серьезно? — мгновенно проснулась Маргоша. — Ну ты даешь! Когда пойдешь сдаваться на аборт?
— Поздно уже. Двадцать недель, — безнадежно призналась Женя.
— Ну ты даешь!
Марго мягким кошачьим движением достала из кармана халата изящный позолоченный портсигар и стильную зажигалку, взяла тонкую сигарету, поднесла ее к язычку пламени и глубоко затянулась. Потом протянула портсигар Жене:
— Будешь?
— Так ведь мне нельзя, наверное, — засомневалась Женя, никогда всерьез не курившая, а только изредка, для компании, изображавшая процесс, не вдыхая, впрочем, горький дым, а лишь набирая его в рот.
— Тебе-то можно, — постановила Марго. — Это ребенку нельзя. Но ты ж его все равно рожать не будешь.
— Не буду, — согласилась Женя и взяла сигарету.
В этот раз она вдохнула дым так глубоко, как только могла. Голова сразу поплыла вслед за струйками голубого дыма. Сквозь вязкий дурман она подумала, что правильно решила обратиться к Маргоше. Маргоша практичная. Она обязательно что-нибудь придумает.
— Марго, что делать?
— Для начала к Татьяне сходи, — посоветовала Марго.
— Уже была. Она говорит: ничего сделать нельзя. И направление не дает.
— Вот праведница! Можно подумать! Просто не хочет! — возмутилась Марго.
— Она говорит, нужно рожать второго ребенка, — пожаловалась Женя.
— На черта он сдался! Кому нужна эта колготня? Будешь сидеть как привязанная. Я бы ни за что не согласилась. Все эти кормления, пеленания, памперсы. Визги по ночам, болезни всякие. Мы уже не девочки — так себя загружать. Ох, даже подумать страшно!
— Не в этом дело. То есть, конечно, и в этом, — поправила себя Женя. — Но главное — если я сейчас от дел отойду, Паша один ни за что не справится. И все наши усилия — коту под хвост.
— Точно. Заглотит вас какая-нибудь акула бизнеса, и прости-прощай. В общем, так! — Марго выпрямила спину, мобилизовавшись для генеральных действий. — Попробую тебе помочь. Есть у меня один знакомый, он любое направление соорудит. Придумает краснуху какую-нибудь. Или еще что-нибудь.
— Ой, Маргошка! Что бы я без тебя делала? — обрадовалась Женя.
Нет, не зря приехала она среди ночи к подруге. Маргошка любую проблему расщелкает как орех. И все у нее просто: ни сомнений, ни колебаний, ни терзаний. Себя Женя порой ненавидела за вечные самокопания и самоистязания. Надо учиться относиться к жизни как Маргоша. Кому нужны в наше время эти сантименты? Праведники обычно создают себе и окружающим миллион ненужных сложностей.
Ночью Женя долго не могла уснуть. В окно ярко светила луна, повисшая, как зрелый плод, на ветке тополя. Монотонно тикали часы, и им в такт мерно капала вода из кухонного крана. Где-то этот тревожный однообразный стук она сегодня уже слышала. Только где? Она никак не могла вспомнить, это беспокоило ее, словно от того, поймает ли она неуловимо ускользающую истину, зависит успешное избавление от ненужного плода.
У Жени был такой пунктик: если она вдруг не могла вспомнить слово, без которого прекрасно можно было обойтись, или никому не нужную фамилию полузнакомого человека, она мучилась, перебирая возможные варианты, методично, по алфавиту подыскивая правильный ответ. Избавиться от этого наваждения можно было, лишь вспомнив слово. Иногда Женя часами, а то и днями, усиленно ловила проклятый зыбкий обрывок, загоняя его как мышь в мышеловку, придумав попутно условие: как только она вспомнит, очередная проблема немедленно разрешится.
Параллельно звукам падающих капель в сознании Жени всплывали картинки из прошлой жизни. Она была склонна, как большинство людей, идеализировать прошлое, не доверяя настоящему и побаиваясь будущего. Сейчас ей казалось, что в то время, когда должен был родиться Мишка, они с мужем были безмятежно счастливы. По вечерам, лежа в постели, Павел осторожно, наивно боясь повредить ребенку, касался руками округлого живота Жени, а она, смеясь над его опасениями, плотно прижимала руки мужа к себе, прикрыв их своими ладонями. Сквозь переплетение их пальцев изнутри шли мягкие толчки, и они замирали, тая и плавясь от переполняющей нежности.
Когда Мишка родился, Женя, измученная тяжелыми родами, понемногу приходила в себя, с радостным изумлением вглядываясь в лицо новорожденного сына, выискивая в нем черты сходства с отцом. Услышав с улицы голос Павла, она подошла к окну и увидела запрокинутое вверх любимое лицо. Можно было покричать что-нибудь жизнеутверждающее сквозь закрытое наглухо окно или попробовать объясняться жестами, как это делали соседки по палате, но они молча смотрели друг на друга и без слов были счастливы.
Как давно это было… Кап… кап… кап… Да где же она слышала этот назойливый стук? Надо вспомнить. Обязательно вспомнить. Тогда Женя непременно избавится от растущего плода, вырвет его из себя и выбросит эту невероятную историю из своей жизни.
Кап… кап… кап… Тикают часы в зале ожидания. В зале потерянных шагов… Красиво. И очень точно. А ведь в самом деле — всю жизнь чего-то ждешь: когда окончишь школу, потом институт, когда подрастет ребенок и станет легче, когда рассчитаешься с долгами, когда встанешь на ноги… А жизнь в это время идет мимо. Татьяна действительно сказала правду. Она и на приеме что-то настойчиво говорила, совала Жене в руки какие-то бумажки. Направления, кажется. А Женя ничего не понимала, отупев от обрушившегося на нее несчастья. А вода капала из крана, монотонно сопровождая Танину речь… Вспомнила! Так же размеренно, как из крана в кухне, капала вода в кабинете Татьяны. Вспомнила! Теперь уж точно Маргоша поможет и добудет направление в больницу…
Женя забылась тяжелым сном. Ей снилась операционная. Вокруг стола, безжалостно освещенного бестеневой лампой, деловито работали люди в зеленых хирургических халатах, шапочках и масках. По экрану монитора тревожно бежали синусоиды показателей сердечной деятельности, равномерно вздымалась и опускалась черная гофрированная груша неясного назначения, методично капали прозрачные капли из флакона в стаканчик капельницы.
На столе лежала животом вверх огромная серебристая рыбина. Ее взрезали острым блестящим скальпелем ловкие равнодушные руки в тонких резиновых перчатках, и плотная икряная масса, не спеленутая ястыками, как ей положено, а рассыпчатая, свободно лилась в подставленный эмалированный лоток.
Страшно.
Постоянно страшно.
Невыносимо страшно.
Надо сжаться в комочек. Закрыть лицо руками. Спрятаться, чтобы никто не нашел. Кто-то хочет меня убить. Зачем? Что я ему сделала?
Сбежать не получается. Мой надежный шарик стал ловушкой. Вот это и есть конец? Нет, этого не может быть! Я не умру. Со мной ничего плохого случиться не может. С кем угодно, только не со мной!
Больно…
Тошнит…
Давит…
ОНА наверняка не знает, что мне плохо. А то бы ОНА меня спасла. Я ведь в НЕЙ, внутри.
Значит, Я — это ОНА?
ОНА большая. Сильная. Умная. И обязательно мне поможет.
Эй! ТЫ слышишь? ПОМОГИ МНЕ!
Маргоша не подвела. Направление и результаты анализов лежали в боковом кармане сумки, надежно застегнутые молнией. Идти в стационар нужно было послезавтра, но Женя никак не могла выкроить время для разговора с Павлом.
Она не собиралась скрывать от мужа свою внезапно объявившуюся беременность. Юлить и извиваться вообще было не в ее характере, она всегда предпочитала прямоту в отношениях с кем бы то ни было, особенно с Павлом. Острой необходимости в тайнах до сих пор и не было: вся ее жизнь была как на ладони. Много лет они с Павлом дружно бежали в одной упряжке, связанные не только семейными, но и деловыми узами.
Лгать Женя не умела и не пыталась, будучи твердо убежденной в том, что небольшая безобидная ложь может вызвать лавину обид и разочарований.
Кроме того, Женя понимала, что судьбу их общего ребенка они должны решать вместе. Поймав себя на этой простой мысли, она тут же разозлилась и отмела сомнения, исправив неточную формулировку: никакой это не ребенок. А просто неприятность, которую надо ликвидировать.