— Я знаю семью Сталина, дружил с Василием, едва не женился на Светлане Аллилуевой… А вас я сразу полюбил… Полюбил, когда узнал, сколько сил вы вложили в колонию дробь семнадцать — этот памятник нашему покойному вождю…
— Господь с вами, не вкладывал я никаких сил в этот памятник…
— Не скромничайте. В данном случае скромность не украшает. Я читал ваши теоретические разработки, да и с Зарубой встречался. А когда я вас увидел, то мои чувства сразу упрочились. Вы как две капли воды похожи на одного моего друга, расстрелянного по делу Берии. Он на открытом суде в Оперном театре, когда шел процесс Багирова, открыто заявил: "Нас расстреливали, мы расстреливали, но и вас всех расстреляют!" Скоро наступит этот час, поверьте мне, — сказал Микадзе доверительно, и я ощутил на своей щеке тонкие крысиные усики. Лицо Шушеры удлинилось, она продолжала, точно Микадзе и не было в комнате: — Попомните мои слова, о Берии еще будут написаны книги, исследования, монографии. Сталин дураков не держал. Берия — это личность. Выдающийся человек, ученый, исследователь, государственный деятель. Какие там Фуше! Фуше — пигмей в сравнении с ним! Но о нем потом. Сейчас на повестке дня в борьбе миров — операция "Сталин". Да, это самая гигантская идеологическая и военная операция, которая когда-либо проходила в мире. Она тщательно подготовлена сионистами и американским капиталом. Операция "Сталин" — это удар по коммунизму, по всему международному рабочему движению.
Генерал, поскольку наша беседа перенеслась в баню, не в какую-нибудь общую баню, а в настоящую финскую, выполненную из мрамора, с двумя бассейнами, креслами, трапезной, простым и циркулярным душем, — так вот, генерал встал и произнес передо мною речь, которая в общем сводилась к утверждению тезиса: операция "Сталин" — это самый крупный в истории политический шантаж, нацеленный на компрометацию мирового коммунистического движения.
Мы вышли из парной, и генерал, несмотря на свой возраст, плюхнулся в ледяной бассейн. Отфыркиваясь, он, держась за поручни, вышел из бассейна, но поскользнулся и упал. Я подбежал к нему, когда он уже лежал на полу. Это было какое-то странное падение. Он вовремя сгруппировался, и ему удалось избежать сильного удара об угол мраморного бассейна. Я усадил генерала в кресло. Он смотрел на меня стеклянными глазами и мужественно говорил:
— Это ерунда. Пустяки. А вот в операции "Сталин" нам предстоит победить. Иначе — смерть.
— Но позвольте, — сказал я. — Выходит, не было тридцать седьмого года? Не было преступлений? Не было массовых убийств, лагерей смерти, репрессий и надругательств над человеком, над народами?
— Запад боится того главного положительного, что дал нам 1937 год. Мы тогда разгромили "пятую колонну". Пятую колонну, организованную на нашей территории Троцким и Гитлером. Мы нанесли сокрушительный удар и по сионизму, и по фашизму. А кто все это организовал? Гениальный Сталин. И это признают все антисоветчики. Все сегодняшние антисоветские книги замыкаются на личности Сталина. Чего стоят одни заголовки: "Сталинская фракция", "Сталинский цезаризм", "Сталинские секретари", "Сталин указывает новых противников", "Личная власть Сталина", "Тайный советник вождя", "Ответственность Сталина", "Почему Сталину это удалось?", "Сталинизм", "Сталинские кадры", "Тезисы Сталина о государстве", "Столкновение между Лениным и Сталиным". А вы знаете, что на Западе сейчас существует целая наука, именуемая сталинологией? В тридцати научных центрах всесторонне изучаются проблемы экономики, управления и идеологии, гениально исследованные нашим вождем.
— Не знаю, — сказал я. — У меня нет информации. А откуда вы знаете об этом?
— Я побывал в сорока шести странах мира. Изучил этот вопрос досконально. Названные книги я не только прочитал, но и проработал.
— Дайте мне что-нибудь почитать, — наивно сказал я.
— У меня нет этих книжек, — нахмурился генерал. — Я сделал выписки на старогрузинском языке. Они лишь подтверждают мои мысли. Главной, ключевой темой этих книжек является тридцать седьмой год. Я должен вам сказать, что никто так не заботился о кадрах, как Сталин, и именно в эти великие тридцатые годы. Именно под его руководством, им собственноручно пишется ряд документов в 1936, 1937, 1938 годах. Вот, например, письмо от 24 июня 1936 года об ошибках при рассмотрении апелляций исключенных из партии во время проверки и обмена партийных документов. "Вопреки указаниям ЦК, — говорится в нем, — апелляции исключенных рассматриваются крайне медленно. Многие исключенные месяцами добиваются разбора поданных ими апелляций. Большое количество апелляций рассматривалось заочно, без всякой проверки заявлений апеллирующих…"
Нам сейчас надо во что бы то ни стало вернуться к сталинизму. Меня в этой связи очень заинтересовал маколлизм. Мне стали известны потрясающие факты о его колонии. — И тут генерал перешел на шепот: — Я слышал, что в его колонию направляются номенклатурные кадры. Если нам удастся соединить народные массы с истинными сталинистами, мы достигнем цели. В этом единстве — основа прочности нашего государства…
Генерал снова будто исчез, на его месте на задних лапках стояла отвратительная крыса. Живот у нее был совсем белый, точно она в муке вывалялась.
— Это известка, — пояснила крыса. — Она никакого отношения к сталинизму не имеет. Отбеливаться нужно другими средствами. Ты хоть газеты свежие читал сегодня?
— А что там? — спросил я, но крыса исчезла.
— А, Шушера пришла, — сказал я, проснувшись. В зубах у крысы были свежие газеты.
— Простите, я не Шушера, а Шушер, — был ответ. — Неужели не видно, что я мужчина, к тому же воин? Погоны у меня с генеральскими звездочками.
— Шушер так Шушер, — ответил я, пытаясь вырвать у гостя газеты.
— Я прошу ударение делать на первом слоге. Я вам не какой-нибудь француз. Я сибиряк. Чистых славянских кровей. Православие и народность, брат.
— А мне сказали как-то, что у вас нет мастей.
— В Греции все есть, так, по-моему, у вас говорят, — оскалил свои редкие зубки Шушер и добавил совсем тихо: — У нас есть один очень толковый крысин, работает по национальному вопросу. Пока что он стер все грани между городом и деревней, теперь мы шляемся где хотим, деревенские не отличаются от городских: везде со жратвою плохо, химией приходится давиться, отчего у крысят сплошное белокровие. — Шушер еще болтал что-то о предстоящем съезде, но я не слушал: стал просматривать газеты. Бог ты мой, что это?
Две полосы — и полный разгром нашего цикла статей про колонию 6515 дробь семнадцать. Статью подписали Колтуновский, Надоев, Шапорин и — вот это новость! — Заруба.
— Да ты не очень-то расстраивайся, загляни в концовку, — это Шушер рассмеялся.
Машинально я заглянул в конец статьи, где авторы, ссылаясь на Энгельса, отмечали: "Дело идет не о проведении в жизнь какой-нибудь утопической системы, а о сознательном участии в происходящем на их глазах историческом процессе революционного преобразования общества". И далее: "Опыт названной колонии, возглавляемой энтузиастом-новатором и группой ученых, впервые применивших метод включенного воздействия, отважившихся внедриться в коллектив осужденных, еще и еще раз во всей полноте подтвердил важнейшие марксистские методологические принципы: "Коммунизм… не является теорией, оторванной от действительности и порожденной только фантазией", коммунизм — наша реальность, наша трудная жизнь, которую мы призваны преобразовать.
— Какая фальсификация, какая ложь! Мы выступили против колонии как формы насилия и надругательства над людьми, а они славят это гнусное заведение как новый прообраз общества будущего.
— Это и есть плюрализм мнений, — прогнусавил Шушер. — Ты, впрочем, не торопись. Прочти внимательно. Там немало принципиально новых идей, наблюдений, данных последних обследований с подключением новейшей диагностики, достижений зарубежных исследователей в этой области. Там я отчеркнул двумя линиями…
Я прочел отчеркнутое: "Братство, любовь, тесное неформальное сотрудничество, возврат к природе приняли крайне уродливые формы, что массово подрывает нравственное и физическое здоровье членов этой прекрасной коммуны-колонии. Среди обслуживающего персонала, как и среди осужденных, распространены такие пороки, как алкоголизм, токсикомания, мужеложство, гомосексуализм, онанизм, что ведет как к значительному снижению производительности труда, так и к разрушению полноценных социалистических отношений между членами этого могучего и своеобразного коллектива, развивающегося, безусловно, на коммунистических началах. Не будем закрывать глаза и на плюсы этих теневых сторон. Чего греха таить, употребление спиртных напитков нередко является не средством ухода из действительности, а средством более полного самоосуществления личности именно в сфере коллективных отношений, то есть употребление спиртного надо рассматривать и как средство общения, в процессе которого формируются способности личности, повышается уровень общественной активности. Как выяснилось в ходе обследования, из ста случаев потребления спиртного в девяноста восьми случаях алкоголь потреблялся в коллективе, где обсуждались исключительно проблемы повышения производительности труда, повышения общественной активности, мастерство индивидуальной работы. То же можно сказать и о мужеложстве и других половых извращениях. Здесь мы имеем дело с исторически сложившимся и развивающимся феноменом, на который впервые обратили внимание такие крупные деятели Коммунистической партии, как Каменев, Бухарин, Ярославский, Сталин, Калинин, Молотов и другие. Коллективы колонии совместно с коллективом лаборатории НИИ проблем человека в настоящее время успешно завершают исследование по этому вопросу, причем новизна этой работы состоит в том, что здесь впервые изучены исторические корни названных негативных явлений, показаны принципиально новые пути для их преодоления… Впервые проблемы развития коммунистического движения рассмотрены сквозь призму быта как руководителей производственных и воспитательных коллективов, так и их подчиненных. Культура быта — это, как показывает наше совместное исследование, есть та величина, которая поможет нам решить многие идеологические и экономические задачи".
