Среди них есть такие, что, кроме гадливости, никаких других чувств не вызывают. Что же тебя занимает?.. Не знаю, может, мне не по себе от этой встречи с мерзавкой Линой!"
Гора сдержал слово, в течение трех суток и близко не подпускал к себе ни одну из Валек. На четвертый день погрузился в воспоминания.
"Значит, так - вторая Валька. В Белоруссии, в Минске, во внутренней тюрьме МГБ я то ли провинился, то ли нет - точно не скажу, но на меня надели наручники и повели вниз, в карцер. Там, в коридоре, приказали повернуться лицом к стене - я догадался, кого-то выводили, освобождая камеру для меня. Мне удалось подсмотреть, это была женщина, ее завели в соседнюю камеру. В освободившуюся втолкнули меня и сняли наручники. Камера, как и повсюду, являла собой стандарт, разработанный научно-исследовательским институтом Министерства госбезопасности СССР полтора метра на три, маленькое оконце с выбитым стеклом и складными нарами с висячим замком. В камере было градусов пятнадцать мороза, тьма кромешная. Как видно, представительнице прекрасной половины человечества облегчили страдания - перевели в камеру с застекленным окном, а мне, представителю менее прекрасной половины, любезно предоставили возможность разделить ее прежнюю участь. Ясное дело, я стал ходить из угла в угол. Ни сесть, ни встать. Ходил, ходил. Все равно продрог, оправиться хотелось ужасно. Подошел к параше, прикрытой куском дикта. Наклонился снять крышку и увидел что-то округлое, продолговатое, мерзлое как камень. Я не понял, что это. Снова стал расхаживать взад-вперед. Чуть погодя из соседней камеры послышался женский голос:
– Эй! Ты кто? - Какой, дескать, ты масти?
– А ты? - откликнулся я. Мой ответ означал, что я не вор.
– Валька-Чайка! - представилась соседка. Я расспросил, по какой статье она сидит, разумеется, после того, как выложил свою подноготную. Валька-Чайка загудела в тюрьму за то, что пырнула ножом начальника паспортного стола. Пырнула, поскольку тот припозднился с выдачей паспорта после ее очередного освобождения.
– Слушай, фрайер! Ты там у себя ничего не видел? - обратилась ко мне Валька-Чайка.
– А что?
– На параше ничего не видел?
– Видел. Что это? - решился я удовлетворить свое любопытство.
Валька от души расхохоталась:
– Угадал?
Я подошел, еще раз посмотрел. Как будто понял, что это, но не решился облечь в слова свою догадку.
– Нет, - промямлил я.
– Говно! - крикнула она и разразилась хохотом.
Не стану скрывать, я растерялся. Как тут не растеряться, когда я и колбасы никогда не видел такого диаметра. Что тебе солтисон!..
– А чье такое? - простодушно осведомился я.
– Мое... чье еще!
– Ну и ну!
– Скука. Вот и лепила!"
Прошло три дня. Гора извлек из памяти третью Вальку.
"Это случилось в московской тюрьме Красная Пресня, где я ждал этапа. Я попросил коменданта сводить меня в каптерку. Стояла зима, нужно было достать из сумки теплые вещи. В полдень пришел надзиратель, мы спустились на третий этаж, женский, где помещалась каптерка. Пришли - закрыто на перерыв. "Стой здесь, сейчас приду", - сказал мне надзиратель и ушел. В женском корпусе надзирателями работают женщины. Вот появилась одна из них, окинула меня взглядом и ушла... Вернулась она со старичком, тоже заключенным. Он держал под мышкой стекло, из кармана пиджака торчал стеклорез. Надзирательница открыла дверь напротив... Из камеры хлынул такой смрад, что я покачнулся. Впустив стекольщика, надзирательница заперла за ним дверь и удалилась. Выждав, пока она скрылась за углом, я отодвинул заслонку и заглянул в глазок... Лучше бы я этого не делал! О стекле там и думать забыли. Женщины стащили со старика брюки и, распластав его на нарах, кинулись на него, отталкивая друг друга локтями. Я довольно долго наблюдал за тем, как то одна, то другая пытались пробудить к жизни мертвую мужскую плоть... В конце концов одна из заключенных с криком "Девоньки, понюхать дать надо!" - спустила с себя штаны, переступила через беднягу и стала тереться чреслами об его нос... Тут из-за угла высунулась надзирательница. Наверное, первый и последний раз в жизни я настучал на кого-то в тюрьме. Махнув надзирательнице рукой, я подозвал ee. Она подошла, заглянула в глазок. Бесшумно открыла дверь и крикнула: "Валька, поганка! А ну слезай сейчас же!" Вошла, ухватила Вальку за волосы и оттащила ее как кутенка, пиная ногами. Несчастный стекольщик едва ноги унес".
Четвертая Валька.
"В Восточной Сибири после прихода Хрущева к власти я получил пропуск, точнее, ко мне, беглецу, проявил доверие полковник Мамедов. Я стал работать экономистом. У меня в мыслях не было бежать, ибо я знал, готовилась реабилитация. Как-то раз, составив месячный отчет, я сел на мотоцикл и двинул в Главное управление. Автомобильных дорог на ту пору не было. Впрочем, что говорить о дорогах, когда и Тайшет-Ленская железнодорожная магистраль работала, так сказать, условно. Люди ходили по путям. Поскольку снег был плотно утоптан, можно было ездить и на мотоцикле. До Заярска оставалось каких-нибудь четырнадцать-пятнадцать километров, когда мотоцикл забарахлил. Я покопался в нем - никакого результата. Пришлось толкать в гору этакую махину. Я с ног валился от усталости. Добравшись до первого же дома в Заярске, постучал - нужно было где-то переночевать... Дверь открыла старуха. Я объяснил мое положение и попросился ночевать, обещая заплатить, сколько надо, за ночлег. Она согласилась. Оставив мотоцикл в сенях, я вошел в горницу, в ней было жарко, топилась русская печь. Мы поговорили, у меня были с собой кое-какие мелочи, я подарил их хозяйке, дал денег... Заметив постель, чисто застланную, я полюбопытствовал, чья она. Старуха объяснила, что сама спит на печи, а тут ночует постоялица, хорошая девочка, приехала из России по комсомольской путевке. Вскоре пришла и постоялица со своим парнем. Они внимательно оглядели меня, парень достал из внутреннего кармана бушлата початую бутылку водки. Сели за стол. К горнице примыкала небольшая прихожая. В ней помещалась кровать, довольно просторная, с теплыми одеялами, старуха предоставила ее мне. Я разделся, лег. Молодые распили бутылку, ушли. Я так измотался за день, что уснул как убитый. Не знаю, что меня разбудило, - вероятно, громкие голоса под окнами моей спаленки. Парень с девушкой возбужденно спорили. Потом раздался звук увесистой затрещины, и девушка вбежала в дом, немного повсхлипывала и успокоилась.
Дом объяла тишина, я уснул. Сколько прошло времени - не скажу, но проснулся я оттого, что кто-то скользнул ко мне в постель... Хотел я этого или нет, но что за этим последовало, понятно, да это и не имеет особого значения. Важно то, что Валька, занимаясь любовью, все приговаривала: "Вот тебе, Володька, вот тебе!" Разумеется, я и без того понял, что пришла она ко мне в пику Володьке, но пока я сообразил, как мне к этому отнестись, все было кончено, и Валька отправилась в свою постель.
Проснувшись поутру, я застал только старушку".
Пятая и шестая Вальки.
"Как давно это было! Моя Валентина, если, конечно, жива, уже постарела. А была такой прекрасной! Кубанская казачка, она работала в какой-то станице. Училась на заочном в Ростове-на-Дону, мечтала преподавать литературу в старших классах... Если кого-то и можно назвать красавицей, то ее - клевая была девка, ничего не скажешь! Стыдно признаться, но то, что ее звали Валентиной, коробило, отталкивало меня, я мучился ассоциациями навидался всяких Валек. Бзик, ничего не поделаешь! Разве можно ставить их на одну доску?! Интересно, Вальками они сами себя называли или как? Берут же себе беглецы расхожие имена... Зачем далеко ходить? Ты сам кем только ни был: Гелашвили, Гиоргадзе, Майсурадзе - эти фамилии у всех на слуху... Окстись, я скрывался, не мог же я носить свою фамилию?! А им от кого скрываться?! За ними же никто не гонится?.. Итак, был сорок шестой или сорок седьмой год... Карачаевцев выслали, Клухори присоединили к Грузии, движение в сторону Владикавказа стало оживленнее. Меня послали в Ростов-на-Дону на курсы повышения квалификации. Ехать ужасно не хотелось. Я бы вообще не поехал на эти чертовы курсы, но перевал был открыт, и я подумал, что, так как движение из Грузии стало интенсивным, лучше бы на время убраться в Ростов, дабы не напороться на грузинских чекистов или просто знакомых. С Валей я познакомился в гостинице, она приехала на сессию. Впервые я встретил ее в ресторане - ужинал поздним вечером и увидел ее со спины, у нее были пушистые волосы удивительного цвета. Я покрутился, полюбовался ею - она была божественна. В ту ночь я глаз не сомкнул. На второй день я подошел к ней и выпалил: так, мол, и так! Порядки в гостиницах были полицейскими, наша - не составляла исключения. Пришлось снять на Боготяновской комнату у старушки с отдельным входом и мокрой точкой. Я был занят в дневные часы, Валя - в вечерние. Встречались мы практически ночью. Когда Валя уходила, я отдыхал, потом выходил в Город, проводил время в бильярдных - довольно надежное убежище для беглого политического заключенного, там, если кого и ищут, то только воров и бандитов. В первые же свои выходы я заметил, что перед нашим домом собираются в пух разряженные и размалеванные девицы. Присмотревшись, я понял, что тут гужуются шлюхи. Должен признаться, меня с юности занимала жизнь этого люда, их психология и характер ремесла.
