Зазвонил телефон. Она на ощупь зажгла лампу у изголовья. Сняла трубку. Неясный далекий голос Багериана. Треск, шум. Потом его стало слышно так отчетливо, будто он был рядом, в соседней комнате. Хорошо ли она устроилась? Он дал ей ряд полезных советов: есть можно в гостинице или в кафе на углу; жить лучше здесь, до тех пор, пока не найдет работу, а то и дольше, пожалуйста; если понадобятся деньги, пусть снимет у него со счета, адрес банка он продиктует. Однако она твердо решила, что ни в коем случае не возьмет у него денег. На вокзале в Лозанне он провожал ее и совал пачку наличных, но она отказалась. Взяла только то, что ей причиталось как гувернантке его детей. «Гувернантка» — слово из лексикона Багериана. Он и сам посмеивался над устаревшими словами, что употреблял то и дело к великому удивлению Маргарет Ле Коз. Однажды она восхитилась изысканностью некоторых оборотов речи. И тогда он объяснил, что учился во французской школе в Египте, где преподаватели гораздо придирчивее следят за лексикой и синтаксисом, нежели в Париже. Повесив трубку, она подумала: а позвонит ли ей Багериан еще когда-нибудь? Наверное, они разговаривали в последний раз. Так что теперь она останется совсем одна в гостиничном номере незнакомого города, куда попала, сама не зная зачем.
Она потушила свет. Сейчас ей было уютнее в темноте. Снова в ее жизни наступил перелом, но она не испытывала ни сожалений о прошлом, ни беспокойства о будущем. Такое случалось не однажды… И всегда начиналось одинаково: она приезжала в город, не зная даже названий его улиц, оказывалась на вокзале, где ее никто не встречал. Она никогда не возвращалась обратно. Да ей, по сути, и некуда было вернуться, в отличие от людей, повествующих всем и каждому, что они уроженцы такой-то провинции, такой-то деревни и время от времени бывают на родине. Она никогда не побывает снова там, где некогда жила. К примеру, в Швейцарии, а ведь Швейцария казалась ей надежным прибежищем, когда, сев в автобус на автовокзале в Аннеси[4], она волновалась, как бы ее не задержали на границе.
Она всегда уезжала с радостью и верила, что жизнь восстановится после перелома. Надолго ли приехала в Париж, не знала. Смотря по обстоятельствам. Преимущество большого города в том, что здесь легко затеряться, и разыскать ее в Париже Бойавалю будет еще трудней, чем в Швейцарии. Она сказала Багериану, что хотела бы работать секретаршей (ведь она владеет немецким) в какой-нибудь конторе, где много служащих и можно раствориться среди них. Он, похоже, удивился и даже слегка встревожился. А почему бы ей снова не стать гувернанткой? Спорить с ним не хотелось. Хорошо, гувернанткой так гувернанткой, но только в добропорядочной семье, где она будет чувствовать себя в безопасности.
Она приехала в пригород Сент-Оноре во второй половине дня и долго ждала в конторе по найму Стейварта, пока ее не позвал к себе в кабинет блондин лет пятидесяти с маленькими голубыми глазками. Он сел за письменный стол и некоторое время молча ее оглядывал, холодно и внимательно, как опытный барышник. Она стояла перед ним, смущенная, потерянная. Ждала, что этот тип прикажет ей хладнокровно: «Разденьтесь». Но он вместо этого предложил ей сесть напротив него в кожаное кресло.
— Имя и фамилия?
Он положил перед собой листок бумаги, приготовил ручку, снял с нее колпачок.
— Маргарет Ле Коз.
Обычно ее спрашивали: «Слитно или раздельно?» Или: «Вы, должно быть, бретонка?» Однако блондин записал ее имя и фамилию без лишних слов.
— Место рождения?
Ну вот теперь он поневоле обратит на нее внимание, она привыкла, отвечая на этот вопрос, читать в глазах собеседника удивление, любопытство, а то и настороженность. Как хотелось бы ей родиться где-нибудь в Вильнёв-Сен-Жорж или в Невере…
— Берлин, округ Райникендорф.
— Вы не могли бы продиктовать мне последнее название по слогам?
Он и бровью не повел. Для него тут не было ничего необычного. Она послушно продиктовала: «Рай-ни-кен-дорф».
— Вы немка?
— Нет, француженка.
Да, лучше отвечать лапидарно, не вдаваясь в подробности.
— Ваш адрес?
— Улица Беллуа, дом восемь, гостиница «Севинье».
— Вы живете в гостинице?
Ей показалось, что он посмотрел на нее с неодобрением. Она взяла себя в руки и ответила с подчеркнутым безразличием:
— Да, пока не сняла квартиру.
Он медленно записывал ее адрес.
— Улица Беллуа в Семнадцатом округе, верно?
— Да.
Она боялась, что он спросит: «Кто оплачивает ваш гостиничный счет?» Багериан был так любезен, что позаботился об этом. И сказал, что она может оставаться в гостинице «Севинье» сколько угодно, но ей не терпелось поскорее найти работу, чтобы не зависеть от его милостей.
— У вас есть рекомендации?
Он оторвался от записей, поднял голову и снова пристально посмотрел на нее. В его взгляде не было ни малейшей неприязни.
Только холодное внимание профессионала.
— То есть, я хотел спросить, вы уже где-нибудь работали домашней прислугой?
— Я работала гувернанткой в Швейцарии. Она произнесла эту фразу отчетливо и сухо, словно бросала вызов барышнику с голубыми глазками. Он покачал головой степенно и уважительно:
— В Швейцарии… Да, это лучшая рекомендация… И много детей было у вас на попечении?
— Двое.
— Не могли бы вы назвать имя вашего нанимателя?
— Господин Багериан.
Она удивилась, что барышник не попросил продиктовать по слогам фамилию. Записывая ее, он снова со значением покачал головой:
— Мсье Багериан несколько лет назад обращался к нам… Постойте… Я должен проверить…
Он повернулся вместе с креслом, встал, выдвинул один из металлических ящиков картотеки и вынул нужное досье.
— Вот, нашел… Господин Мишель Багериан, улица Ла-Перуз, дом 37… Он обращался к нам дважды…
Странно, он никогда не говорил ей, что прежде жил в Париже.
— Он искал именно гувернантку…
Теперь барышник смотрел на нее почтительно.
— Так мсье Багериан переселился в Швейцарию?
Наверное, он пытался завязать светскую беседу, такую же, как вели пожилые дамы в холле гостиницы на улице Уши, — она слушала их рассеянно, ожидая вместе с детьми, когда спустится Багериан.
— Да, он живет в Швейцарии.
Он явно хотел, чтобы она рассказала ему о своем хозяине подробнее. Но она не прибавила ни слова.
— Мы постараемся найти для вас семейство столь же почтенное, как у мсье Багериана, — заверил он ее, провожая до дверей конторы. — Будьте так добры, пришлите фотографию для удостоверения личности, мы ее наклеим на ваше досье; и еще рекомендательное письмо от мсье Багериана.
Открывая перед ней дверь, он обернулся.
— Наберитесь терпения. Мы свяжемся с вами.
Она редко покидала окрестности гостиницы. Первое время страдала бессонницей. Засыпала поздно, часа в три ночи. А в семь утра уже была на ногах и поспешно выбегала из номера. Покупала на площади Звезды утренние газеты, возвращалась на улицу Ла-Перуз и заходила в кафе на углу. Там просматривала короткие объявления в рубрике: «Требуются». Последние слова блондина в конторе по найму Стейварта: «Наберитесь терпения, мы с вами свяжемся» — ее мало обнадежили. Ясно, что на него рассчитывать не приходилось. Багериан аккуратно звонил ей по вечерам в семь часов. Удобно ли ей в гостинице «Севинье»? Нет, в банке она еще не была. Зачем? Денег у нее достаточно. Ей не хотелось просить у него рекомендательное письмо для конторы Стейварта. «Я, нижеподписавшийся, Мишель Багериан, хочу засвидетельствовать, что мадемуазель Маргарет Ле Коз добросовестно исполняла все мои требования…» В подобной формуле что-то ее смущало и даже огорчало. Совершенно очевидно: такие же письма он давал всем предыдущим «гувернанткам». Как знать? Возможно, в его деловом ежедневнике есть список «гувернанток», с которыми он жил, а в самом конце — ее имя. Она ругала себя за подобные мысли. Неблагодарные по отношению к человеку, что все-таки пытался ей помочь. Ведь так мало на свете людей, готовых оказать тебе услугу, выслушать тебя, а главное, понять… По телефону она отвечала ему лишь «да» и «нет», не знала, что еще сказать. И потом, его теперь было слышно все хуже и хуже, треск заглушал голос. Наверное, он перебрался с детьми из Швейцарии в Бразилию, как намеревался. Она даже не спросила, когда они уезжают, не поинтересовалась, в Швейцарии ли они. Он о себе не рассказывал. Считал, вероятно, что ей это неинтересно, раз она так холодно говорит с ним по телефону. Не важно, в Швейцарии он или в Бразилии, все равно скоро ему надоест, и он перестанет звонить. Отлично, так будет гораздо лучше.
В начале месяца ей исполнилось двадцать лет. Она даже не сказала Багериану, что у нее день рождения. Не привыкла праздновать его. Для праздника нужны любящие родственники, верные друзья, гладкий жизненный путь со столбами, отмечающими каждый километр, чтобы идти по нему размеренным шагом и позволять себе время от времени передышки. А ее жизнь, наоборот, шла неровно, с неожиданными скачками, переломами, то и дело обрывалась, начиналась с нуля. Какие уж тут дни рождения… Если знаешь, что много раз умирала и рождалась заново.
