Сам дипломат хранился на Казанском вокзале, в одной из ячеек камеры хранения. Сюда доходил шум вокзального помещения. В дипломате рядом с человеком хранились денежные купюры с изображением президента США, а также бумаги, напечатанные на компьютере.
Чаще всего он думал о себе в третьем лице. И растворялся в красной сфере. Но вот его сферу ломало поворотом кода на железной дверце камеры хранения.
Кто-то крутил ручки кода, и дверца распахивалась. Чья-то рука брала чемодан с сидящим там человеком.
По качанию и невокзальному шуму человек из дипломата понимал, что его несут по улице. Его сажают в машину. Красная сфера сжимается, а его сфера хрустит, как сочное яблоко. Качание прекращается. Движение машины. Остановка машины. Еще качание — и дипломат опускают.
Щелчок замка. Человек из дипломата выходил наружу. Человек из дипломата выпрямлялся, приобретая необходимую широту и высоту. Защелкивал дипломат. Он брал в руки дипломат. Теперь он ничем не отличался от проходящих людей.
Он видел, как кто-то садился в машину, но был ли это тот человек, что привез его сюда, он не мог точно сказать. От долгого сидения в дипломате плечи ломило. Как бы это не кончилось радикулитом, думал он на ходу. Тогда я не смогу выпрямиться. Интересно, учли ли они это? Кто они? Об этом он не думал.
Иногда он присаживался на скамейку сквера. Ставил на землю дипломат. Свободно дышал, отдыхал. Смотрел на небо, на деревья.
Пролетали птицы. Чаще всего это были вороны, но бывало, что по дорожке пробегала трясогузка, покачивая длинным хвостом.
Вставал и шел. В правой руке он крепко держал все — и свой дом, и свое прошлое, и свое настоящее, и свое будущее. Миновав несколько кварталов, оказывался у большого здания. Нажимал три кнопки Ж — 5–8. Слышал голос в домофоне:
— Открыто.
Входил и мимо охранника поднимался по лестнице, поворачивал направо в коридор. Пятая дверь, без какой-либо надписи.
Человек с дипломатом входил в комнату. Там, за столами с компьютерами, сидели трое — двое мужчин и женщина.
— Hi!
— Hi!
Он опускал дипломат рядом со столом. Подходил к сейфу. Набирал код. Открывал сейф. Доставал бумаги. Включал компьютер. Человек из дипломата входил в нужную ему систему.
На экране монитора вспыхивали цифры. Цифры сменялись волнами моря. Он видел гостиницы на берегу. Загорелые люди в шортах: юноши и девушки сидели в креслах. Рядом с ними на столиках — бокалы и кружки. Молодые люди смеялись. Потом все это превращалось в цифры.
И появлялся текст: «Отвечая на ваше последнее письмо, сообщаем», далее цифры, цифры и «С уважением». Неразборчивая, но витиеватая подпись.
Цифры на мониторе сменялись картиной лесопарка, где свободно разгуливали слоны, жирафы. В голубизне неба летали птицы. На экране вспыхивало: «Можете уходить».
Первой уходила женщина, потом сосед справа, и наконец другой, слева. Человек из дипломата медлил. Ставил дипломат на стол, рядом с компьютером. Подходил к сейфу, набирал код, денежные купюры и бумаги прятал в сейф. Дипломат оказывался в красной сфере.
Он быстро складывался, и в ту же минуту над ним щелкал замок.
Чья-то рука брала дипломат, дипломат покачивался. Перед его глазами вспыхивали три сферы — розовая, голубая, красная.
Иногда он крепко засыпал. Часто ему снился один и тот же сон: футбольное поле. Он стоит в воротах. Мальчишки гонят мяч. Мяч летит прямо на него. Он хватает твердую покрышку, но мяч вырывается из рук.
И голос матери:
— Такая твоя судьба, Женя.
Ага, значит его зовут Женя.
— Мама, — шептал Женя, — спаси меня.
— Терпи, сынок, — слышал он в ответ.
Однажды вместо купюр и бумаг ему чья-то рука сунула маленький плоский ящичек. Из ящичка слышалось негромкое тикание часов.
Самих часов не было видно.
Без приключений добрался до работы.
— Hi!
— Hi!
Все было как всегда. Но когда вошел в виртуальное пространство, то почувствовал, что в руке у него дипломат.
Он прошел несколько улиц незнакомого города и остановился около голубого особняка. Рядом с дверью на медной дощечке надпись:
«Silvestro».
В ушах — четкая команда: 21–37 — Н — У — 15.
Дверь открылась. Он уверенно поднялся по высокой лестнице.
Второй этаж. Стеклянная дверь. А там, внутри, еще три двери. За столом — секретарша.
— Вам кого? — секретарша с удивлением подняла на него глаза.
— Мне сюда, — уверенно ткнул пальцем человек с дипломатом. Наклонился к секретарше. — Меня зовут Женя. Так мама меня назвала.
Человек с дипломатом решительно оттолкнул секретаршу, прикрывавшую собой дверь в кабинет. Вошел. За большим столом сидел полный лысый человек в черных очках.
— Что вам нужно?
— Сейчас поймешь, — твердо сказал человек с дипломатом в руке. Оттуда все громче слышалось тиканье. Раздался взрыв.
На мгновение все исчезло. Потом возникло пенное море, в котором барахтались человек в черных очках, секретарша, загорелые парни и девушки.
Человек из дипломата не выпускал ручки. Собственно от дипломата осталась только ручка. Он плыл к песчаному берегу. Захлебывался в пене. Голова его кружилась. Выбрался. И, весь мокрый, побрел, не разбирая дороги.
Он подошел к дому, где когда-то жил. На лифте поднялся на третий этаж. Дверь ему сразу открыла жена. Он оказался в голубой сфере.
— Женя! — вскрикнула жена и заплакала.
— Ты знаешь обо мне?
— Конечно. Теперь все это знают.
Она поставила видеокассету. Прокрутила… Человек из дипломата увидел себя, барахтающегося в пене моря. По экрану телевизора побежали буквы:
«То бурное море из лучшего пива „Silvestro“.
Оно действует сильнее, чем взрывчатка. От него кружится голова.
„Silvestro“ сшибает с ног. Но если у вас есть такое же терпение, как у Жени, вы всегда достигнете берега.
Семья Жени получает новую квартиру и сто тысяч долларов.
Передача организована совместной российско-американской компанией „Silvestro“ при участии Партии любителей пива».
Спасибо, Женя. Sorry!
Перед его глазами вспыхнули две сферы — розовая и голубая.
— Мы разбогатели, — смеялась жена. — Понимаешь, Женя? Ты герой.
— Ерунда. Мама мне сказала: «Терпи». Прощай, я ухожу в розовое, к маме.
— Женя, опомнись! Твоя мама давно умерла.
— Может быть, но я ухожу туда, — и он неопределенно махнул рукой.
— Ты не хочешь посмотреть на детей?
— Прости, мне трудно говорить.
Голубая сфера исчезла.
Не оглядываясь, он подошел к двери, хлопнул. Щелкнул замок.
И он понял, что щелкнул замок на дипломате. Чья-то рука подняла его и понесла.
В красной сфере он быстро растворился, исчезнув в бесконечности.
Бугайкин женился поздно. И лет ему было поздновато, за пятьдесят. Правда, он осилил кандидатскую и работал научным сотрудником во ВНИИ Потустороннего Излучения Счастья.
У самого Бугайкина счастье вытеснялось стыдливостью. Он стыдливо глядел на всякое движение в нашей стране, и даже на президента и уборщицу в институте.
При такой стыдливости ему было трудно присоединить себя к иным, не мужским формам существования. Стыдливая улыбка на его лице отпугивала женщин, и они сворачивали с его жизненного пути в сторону.
И вдруг Нина Шульженко из Ближнего Зарубежья напихнулась на него в метро силой давления толпы. Была она в теле. И это тело у нее было все впереди. Она несколько придавила Бугайкина и спросила:
— Я вас не придавила?
Бугайкин хотел засуетиться, стыдливо отодвинуться, но давление толпы усиливалось. И Нина сходу поняла, что тут как раз проходит граница между Ближним Зарубежьем и квартирой в Москве.
— Ой, как хочется в кино, — будто случайно вырвалось у нее.
А Бугайкин стыдливо подумал: «Ведь мне придется на ней жениться». Этих слов он не произнес, да Нине и ни к чему. Через два дня она устроилась подавальщицей в кафе «Махаон». А через три — уже привела в однокомнатную квартиру Бугайкина чиловика, как она называла и самого Бугайкина.
— Он хоть и в годах, а ученый, — говорила Нина пришельцу о своем даже еще не расписанном муже.
Потом Нина с Бугайкиным расписались.
Звали Бугайкина несуразно — Семен Иннокентьевич. Для простоты Нина называла его — дядя Витя, или просто дедуля. Бугайкину она стелила раскладушку в кухне. А какие стыдливые мучения терпел он ночью: ему казалось, что он попал в сферу притяжения луны и она сильно скрипит, его будили птичьи стоны и звериные шепоты.
Потом — утро. Чего делать? Нужно выйти из кухни, помыться, привести себя в порядок. А вдруг он столкнется с гостем? Стыдно. Мало ли что гость подумает… И Бугайкин терпел до института. В портфеле он носил бритву, мыло, зубную щетку, пасту и газету.
