– А ты думаешь – не всех? – удивился Бесчетнов.
– Да и я думаю, что всех… – кивнул Гранкин и добавил, понизив голос до шепота: – Отцу не говори, а только мы здесь с травы и камней еще ведь и мозги соскребали…
Бесчетнов закрыл глаза и поморщился.
– Только не могу понять – зачем? Может, кому дорогу перешли? Может, поругались с кем? – задумчиво проговорил Гранкин.
– А следы? Есть какие-то зацепки? – спросил Бесчетнов.
– Следы – есть, в прямом смысле следы… – усмехнулся Гранкин. – Сейчас будем местных водить, показывать – вдруг да узнает кто. Они ж тут охотники, следопыты, чингачгуки…
Они пошли к берегу. Здесь, на засохшей грязи, отпечаталось несколько разных следов. К ним по одному-двое подводили местных мужиков. Мужики качали головами – не знаем. Когда туда подошли к Гранкин и Бесчетнов, как раз к следу подошел старик в длинном брезентовом, белом от времени, дождевике. Старик наклонился к следу, будто нюхал его.
– Чего там вынюхиваешь, Пескарь? – засмеялся кто-то из местных.
– Да вот думаю, не пахнет ли говном… – ответил дед и с кряхтением разогнулся.
– Чьим? – удивился один из ментов.
– Коровьим… – ответил дед.
– Шутки шутишь… – покачал головой мент. – Ну, есть что сказать?
– Нет… – ответил дед Пескарь, покачал головой и отошел.
Посреди ночи Бесчетнов вдруг проснулся и понял, что Наташа рядом с ним не спит. Она лежала к нему спиной, но он все равно это понял. Они чувствовали друг друга: если он болел, она просыпалась, если она болела – не мог уснуть он. Бесчетнов знал, что вот это и есть любовь – когда люди чувствуют друг друга.
– Не спишь? – тихо спросил он.
– Не-а… – ответила она и он услышал в ее голосе слезы.
– Плачешь что ли? – удивился он.
– Да… – ответила она. – Как представлю детишек этих… Сколько раз Леша приходил с ними в редакцию… Я Акимке машинки искала по всем кабинетам, рисовала с ним. Это кем надо быть, чтобы убить их??
Она всхлипнула.
– Не реви… – сказал он. Он и сам помнил петрушкинских пацанов. Когда-то давно Бесчетнов был женат, но пьянка съела его семейную жизнь. Детей там не было, и долго Бесчетнов думал – вот и хорошо. Теперь он думал, что ничего хорошего в этом нет. Хоть Леха и говорил, что любви нет, а Бесчетнов давно его раскусил: замечал, как тот рвется домой, если кто-то из детей болел, или как по понедельникам Петрушкин нет-нет да обмолвится – мол, с детьми и женой ходили по лесу на лыжах, благодать! Он знал, что Петрушкин записал сначала старшего, а потом и младшего в секцию карате. Бесчетнов иногда завидовал тому, что есть у его товарища все вот эти заботы. Бесчетнов давно, с юности, понял, что себе врать нельзя. Всем можно – бывает, что нельзя не соврать – но себе надо говорить правду, какой бы плохой и неприятной она ни была. И согласно этому своему правилу он признавал, что без детей ему плохо. Ему уже и хотелось вот этого всего – детских штанов, трусов, хотелось по утрам идти с кем-то маленьким в детский сад.
Наташа была много моложе его (ее и до сих пор то и дело разные вахтеры или кассиры принимали за студентку, а то и за школьницу). он подозревал даже, что она иногда видит в нем отца – может, и не того, который погиб, когда ей было всего восемь лет, но того, которого ей не хватало все ее детство.
Он прижал ее к себе. Ее тело с бархатной кожей было горячим.
– Юра… – тихо сказала она.
– Что?
– У меня задержка…
Он помолчал.
– Надо тест купить… – сказал он.
– Я купила.
– И что?
Она замолчала.
– И что? – опять спросил он.
– Он показывает, что я беременна… – прошептала она.
Он усмехнулся.
– Вот и хорошо. Будет значит у нас бутуз-карапуз… – проговорил он.
– Ты не обижаешься?
– На что?
– Ну… – она и сама не знала, на что бы он мог обидеться. – В нормальной семье должны быть дети… Иначе какой смысл?… – тихо сказал он. – Хотя у нас с тобой пока ненормальная семья – надо же в ЗАГС…
Он вдруг подумал – вот только о смерти, о Петрушкинских детях, а уже о ЗАГСе. «Ну, а куда деваться – жизнь…» – промелькнуло у него в голове.
– Спасибо тебе… – прошептала она. – Спасибо…
Она прижалась к нему плотнее, так, как только могут прижаться друг к другу мужчина и женщина.
– А ты что же, думала, я как-то иначе отвечу? – улыбнулся Бесчетнов.
– Не знаю… – он почувствовал в темноте, что она пожала плечами.
– И сколько уже срок? – спросил он.
– Думаю, месяца полтора… – ответила она.
– В марте, значит… – быстро подсчитал Бесчетнов. – В марте будем рожать…
– Я боюсь… – пробормотала Наташа.
– А чего ты боишься? – удивился Бесчетнов. – Все рожают и ничего…
– И рожать боюсь… – сказала Наташа. Помолчала и добавила: – И потом – боюсь…
Он понял, что это она о Петрушкиных. Сказать было нечего.
– Не бойся… – все-таки сказал он. – Я куплю пулемет, и мы на каждой прогулке будем расчищать из него дорогу.
Она засмеялась.
– Знаешь что… – медленно сказал Бесчетнов. – Езжай-ка ты завтра в город.
– Нет! – сказала она.
– Да! – твердо сказал он. – Нечего нашему ребенку в таком возрасте этот фильм ужасов смотреть… Нечего с такого возраста к мамкиным слезам привыкать…
Она помолчала.
– Ну ладно… – сказала она наконец. – Поеду.
Потом поворочалась на плече Бесчетнова и скоро, почувствовал Бесчетнов, уснула. Бесчетнов затаил дыхание, делая вид, что и сам спит, однако не спал. С его места ему было видно окно. «Пулемет… – тоскливо подумал Бесчетнов. – Пулемет… С такой жизнью надо танк покупать, да и то гарантии нет»…
– Ну и где ты был? – накинулась на сына Марина Кулик, когда Тимур, наконец, заявился после четырех дней отсутствия. – Михаил приезжал, сказал, что нет тебя на стоянке, и что он тебе больше работу не даст никогда.
– Да нужна мне его работа! – фыркнул Тимур. Всю дорогу – то пешком, то на попутках – он то и дело вспоминал, как прожил эти три дня. Вспоминать было приятно. Он думал, что можно все и повторить – надо только переждать какое-то время. Дрынов и Крошкин, правда, не понравились ему в конце пути – оба помрачнели и оглядывались на него со страхом.
– Пацаны, вы же не чмыри какие, болтать не будете? – с усмешкой спросил он приятелей перед тем, как разойтись по домам.
– Да ты что, Тимур! – горячо заговорил Дрынов. – Другана сдавать – западло, мы ж понимаем. Верно, Витек?
– А то смотрите, мы теперь повязаны… – многообещающе сказал Тимур. – Я ведь могу сказать, что вы мне помогали.
Дрынов и Крошкин побелели. Тимур захохотал.
– Не ссыте… – сказал он. – Дядя Тимур не сдаст своих мальчиков. Мы же банда?! Банда?!
Крошкин и Дрынов кивнули.
– Ну ладно… По домам… – будто старший, распорядился Тимур. – Заляжем на дно, а там поглядим.
Он шел по деревеньке. Никто не обращал на него внимания, и даже то небольшое беспокойство, которое было у него, улеглось. «Не ищет, похоже, их никто… – подумал Тимур про туристов. – А и будут искать – кто на меня подумает?». он жалел, что туристы попались какие-то небогатые – всего-то и хватило на три дня. «Надо будет в следующий раз машину покруче подыскать…» – подумал он так, как думал бы о том, что надо сменить место рыбалки. Он даже не сомневался, что «другой раз» будет – почему нет, вот он, нетрудный способ получить все удовольствия жизни, не намозоливая рук. Он уже видел себя за рулем сияющего «Круизера» – такие проезжали мимо Перуновки караванами.
Когда вошел в дом, Марина кинулась было на него, но быстро отошла – ей хватало дел. Тимур сел за стол. Козырев, пивший чай, вдруг замер и странно уставился на него. Тимур удивился.
– Ты чего? – спросил он Козырева. Тот молчал, с ужасом глядя на Тимура.
– Ты чего? Не узнал? – ухмыльнулся Тимур.
Козырев побелел, даже губы посерели.
– Э, ты смотри – не окочурься… – загоготал Тимур.
– От тебя… кровью пахнет… – медленно сказал Козырев.
Тимур замер, во все глаза глядя на дурачка.
– Какой кровью, какой кровью… – зашипел Тимур, оглядываясь – не слышал ли кто. Но мать была на улице, в доме они с Козыревым были одни. – Я те щас кипятком глотку-то залью…
Козырев смотрел на него остановившимся взглядом. Тимур вскочил из-за стола, на ходу срывая с себя рубаху и беспокойно осматривая ее – пятен вроде бы не было, да и рубаха не пахла даже, а воняла блевотой – Дрынова вырвало вчера прямо на Тимура.
Тимур бросил рубаху в угол, подошел к Козыреву и тихо, но страшно сказал:
– Молчи, сука! Молчи! А то от меня и твоей кровью пахнуть будет…
Козырев сжался за столом и стал похож на маленького ребенка. Впрочем, подумал Тимур, не похож – мальчишка на берегу кинулся на него с пластмассовым мечом, а Козырев и с вилами не кинется.
Тут вошла мать.
– А у нас-то страсти какие! – сказала она. – На берегу мужика мертвого нашли. Кто-то, говорят, туристов пострелял. Что же теперь будет? Они ж теперь нашу деревню будут за версту объезжать!
