В тот день, 19 февраля 2007 года, в Красноярске аварийно сел «Боинг-757», следовавший рейсом Красноярск — Москва. Как сообщило РИА «Новости» в пресс-службе авиакомпании «КрасЭйр», на борту находились 136 пассажиров. Сразу после взлета сработала сигнализация отказа кондиционирования. Командир корабля принял решение возвращаться в красноярский аэропорт Емельяново. Никто не пострадал.
Пострадал Паша — от невызванного такси, от непойманной попутки, от горячечного тусклого света в маршрутном «пазике», подобравшем его — одинокого — на промышленных окраинах, когда галстук давно уже стал как хомут. «Пазик» катил под какими-то научно-фантастическими, от пышной серебристой изоляции, трубами, послушно тормозил перед узкоколейками, наполнялся рабочим людом, и было так нелепо, что час назад спорили о горностаевой Орловой из фантастических киношных дворцов, в более скромном, но и более реальном дворце… Свет в «пазике» тускнел и разгорался в зависимости от скорости, Паша чувствовал: еще чуть-чуть — и заболеет, поэтому звонку из «цивилизации» внезапно обрадовался. Звонил Игорь.
— Приезжай, а? — Игорь был каким-то жалобным. И, понизив голос: — Тут Даниле плохо.
— Заболел, что ли?
— Не совсем… Давай приезжай.
— Сейчас. — И Паша постарался сориентироваться в пространстве. Уже въехали в город. И он перепрыгивал по маршруткам, с одной на другую, стремительно, как Кинг-Конг в Нью-Йорке.
Данила спал в темной комнате. По крайней мере, лежал. Лицо Игоря было столь строгим и скорбным, что Паша в конце концов выругался:
— Да что случилось-то?!
— Вот. Сам прочитай. — Игорь подвел его к компьютеру, где мерцала, в бледненькой верстке, страничка газеты, если верить логотипу — «Советской Чувашии».
Павел не сразу разобрался, из-за чего же, собственно, сыр-бор.
В далеких Чебоксарах, оказывается, отбыли свой срок и вышли на свободу главные участники давнего и зверского убийства. Почти десять лет прошло: никто бы и не вспомнил. Но помнили, конечно, родители замученного подростка. Совсем постаревшие, беспрестанно за все благодарящие — за стул, за чашку чаю, — они пришли в редакцию, где долго и с повторами рассказывали, как несправедливо малы были сроки, некоторые отсидели совсем недолго, а некоторые не понесли и вовсе никакого наказания. Журналисты помочь старикам не могли. Только напечатать небольшое интервью, чтобы хоть чем-то утешить. С фамилиями. С фамилией Данилы, «одного из нелюдей, избежавшего наказания».
Статья не очень свежая, и не очень ясно, как она вообще попала к Даниле. Игорь так понял, что ее прислал по электронке кто-то из «доброжелателей». Сам он застал Данилу уже выпившим, разбитым и совершенно подавленным.
— Ну что делать?
— Не знаю. Пусть спит пока. Может, жратвы какой-нибудь купим нормальной? А то он тут ест всякую гадость…
— Сколько заботы, — похохмил Паша, и они пошагали до ближайшего магазина, где — куры-гриль, салатики, вино.
В сгустившихся сумерках фонари, если задирать голову, светили до рези, а на кассах толпился усталый трудовой народ. И Паша тоже — усталый, трудовой. Он чувствовал, как сыреет остро заточенная рубашка под мышками — волнующе от дезодоранта.
Потом сидели на кухне, вяло прихлебывая вино.
— Я его впервые таким видел, — рассказывал Игорь с паузами и все-таки немного красовался. Играл в писателя. — Вот веришь, нет, прямо на глазах слезы, и трясет всего. И все повторяет: сколько это терпеть, сколько это еще терпеть?..
— Знаешь, и родителей можно понять, — возразил Паша, стараясь потише. У него не шла из головы газетная фотография, эти жалкие, больные улыбки двух сломленных людей.
— Можно! Я и не спорю! Но Данила-то был ребенком тогда, да и он сам не… Ты и так все знаешь. А сейчас получается, что он всю жизнь как изгой, в него все плюют до сих пор, а он терпит, терпит…
— И взорвется?
— И скоро взорвется.
Данила встал совсем вечером, мрачный, будто потерявший ориентацию во времени, — где он, когда он?.. Ел, запивал. Больше молчал, хотя друзья пытались его разговорить.
Надо было чем-то срочно его отвлечь и порадовать.
— А хочешь со мной в Москву? — предложил Паша.
— А ты летишь в Москву?..
Это была идея Максима. Головной офис «АРТавиа» устраивал очередные двухдневные курсы для своих менеджеров из регионов, вероятно — для новичков, вероятно — для закрепления техник убеждения, внушения, влияния. Словом, общения с клиентами. «А почему бы тебе не поехать? — на днях спросил Максим, получив циркуляр. — Ничему особенному там, конечно, не научат, но так… Прокатишься в столицу на халяву». Лететь предлагалось самолетом компании, жить — в гостинице опять же компании («это обычная общага, губу особо не раскатывай»), так что без расходов. А главное, на регион давали две квоты. «Так что можешь девчонку свою взять, потусите в столице. Больше все равно ехать некому». Паша поджал губы. Он не мог разобраться: то ли Максим и правда забыл, что «девчонка» его в Америке (а расспрашивал однажды), то ли он так тонко, «гуманно» подкалывает.
— …Так что можешь за компанию со мной слетать. Место в самолете и в гостинице все равно пропадает.
— Да ты знаешь… Неохота. Спасибо, конечно. Но что я там забыл, — мрачно отрезал Данила. Непробиваемый. Снова суровый подбородок, снова весь как в броне.
— Ну смотри. Если все же надумаешь — звони…
Полетел в итоге Игорь.
И решили ехать вместе на такси, хоть жили и не рядом, ибо аэропорт — далеко, выволочен за самые за окраины, и до него чуть не полчаса уже на скорости, по пустым под утро трассам. Мелькают столбы, мелькают лампы, заливающие все намертво цветом медной проволоки, да и вся дорога тянется, пожалуй, как эта проволока по черным печальным полям. Где-то вдали, редко, лунный огонек, ферма ли, подстанция. Паша провожает взглядом: какая-то странная, чуть тревожная и слишком трезвая сосредоточенность, какая и бывает, когда проспишь перед стартом часа три.
Узнав, что дешевле им будет выдвинуться вместе, Игорь накануне крайне воодушевился и предложил кульбит: вот они вечером уладят все дела, соберутся у Данилы, ударятся в возлияния, а потом, утром, не просыхая/засыпая/приходя в сознание…
— Дурак ты, — сказал Паша.
— Почему?
— Да хоть бы потому, что мне надо делать дела в Москве, я что — с бодуна туда поеду?! Это тебе… как в Диснейленд съездить…
«Адский Диснейленд», — вспомнилось.
И поехали без возлияний, хотя Игорь, усевшийся на заднее сиденье во вторую очередь, цыгански сверкал в темноте глазами: ему это было приключение. Слетать в Москву чисто так, на пару дней, и даже без вещей. Это вызывало какой-то поджелудочный, от легкого волнения, восторг, который — если кратко — можно охарактеризовать песенной строчкой «Как крутой». А впрочем, Паша был не вполне справедлив и постарался одернуть себя, притушив иронию в глазах — вглядываясь в пляску обалдевших фонарей. Игорь полетел не просто так. Тогда же, на вечерних посиделках, Игорь признался, что давно уже собирался духом, чтобы рвануть — и показать свои нетленки в Москве. И если не сейчас, то когда? Он даже плечи распрямил, когда решился. Цель все-таки красит людей.
Приехали. Во все приземистое здание горело имя города: странный чертежный шрифт, принадлежность шестидесятых — тех счастливых макетных времен, когда герои штурмовали космос, фото их в газетах свирепо рисовались заново тушью и белилами, а читатель какой-нибудь «Детской энциклопедии» (бодренькой и желтенькой) терял всякую границу правды и вымысла, проморгав заголовок «На ВДНХ будущего»…
— Что, по пивку? — спросил Игорь.
Толстая и тушью начерненная таможенница с фальшивым усердием вглядывалась в их паспорта.
— Вообще-то шесть утра! — возмутился Паша.
Все-таки надо было лететь одному?
И — все-таки — сели в буфете, полном транзитных, похмельных, помятых. Уникальное место и время. Когда приличный человек не стесняется, например, пропустить стаканчик: а) ранним утром, б) один, в) вытащенный как на сцену в этот залитый светом, стеклянистый буфет, посреди темных полей да пространств, посреди огромного черного пространства… Небесные врата раскрыты. Тут только проникаешься первоочередным значением и звучанием этого: «воздушный флот». И присевшая за прилавком с подсохшими икринками какая-нибудь измотанная, сонная буфетчица — как беззащитна перед этим черным раскрытым морем, но и как уютно здесь, с людьми, перед шагом в небо.
И лунные «Туполевы» лениво болтаются у причала, едва привязанные к земле.
Взяли два «Гиннесса». Все-таки два.
Хлебнув этой горечи и припадая к едва живому пирожку, Паша, как ни странно, повеселел. Да все у них с Наташей правильно. Этот образ жизни: самолеты, континенты, скайпы. Двадцать первый век. Успешные, современные люди. Все равно они окажутся в итоге вместе, будь то хоть Москва, хоть Штаты, хоть… Да, они будут слетаться и разлетаться. Урывать вечер, чтобы в хорошем ресторане под музыку взахлеб рассказать друг другу о своих делах… Разлететься после этого? Ну что же. Это счастье состоявшихся людей. И так даже ярче, чем в унылом, однообразном, полном взаимного поедания — амебном, нищенском браке…
