— Это писал не учитель русского? — похохмил Паша и пожалел, что похохмил, потому что Анна Михайловна отвечала совершенно искренне:
— Нет, трудовик… Талантливый человек! А какие он ложки делает! У меня тоже есть, целый набор…
За стеной молчало пианино. Хорошо хоть его не надо двигать.
— А это ваш актовый зал? — внезапно заинтересовался Паша.
На фото, за спиной растроганной и смазанной юбилярши, красный занавес, тяжелейший, способный и завалить при землетрясении, — бархат пошел темными пятнами и отпечатками, что ли, рук, это наводило на смутные мысли о месте убийства. Выше пришпилены развеселые картонные буковки, ничего не ясно, но Паша вспомнил. Он же был в этом зале — и совсем недавно.
— А в какой школе вы работаете?
— В девяностой.
— Это же здесь, на углу Софьи Перовской, правильно?..
Вот тормоз. Когда они парковались с Максом и Элей во дворе этой школы, оглушительно залитом оранжевым светом (такое ввели повсеместно, кажется, после Беслана), Павел еще подумал — надо же, Наташин район. Спросить, что ли, по скайпу Наташу, не здесь ли она училась… Что здесь работает Анна Михайловна — он и не подумал.
Он с самого начала не очень понимал цель этого выезда. Максим объяснял, что так принято в их фирме — раз в неделю или в две устраивать неформальные встречи, собирать клиентов авиакомпании: угощение, общение… И арендуется для этого один из нескольких постоянных залов (тот, который в нужный вечер свободен) — в окраинном ДК, школе, техникуме…
«Господи, кому это надо!» — в тоске удивлялся Паша, которого попросили быть в белой рубашке, раз уж нет светлого костюма. У Максима такой пижонский элемент гардероба был. И Элечка в белой кофточке.
Оказалось — надо много кому! Собралось человек сорок. Респектабельные мужики. Важные дамы. Все так торжественно рассаживались в актовом зале. Павел даже не сразу заметил, что все они тоже так или иначе в светлом.
А уж когда Максим, взобравшись за трибуну, заговорил, Паша и вовсе начал терять чувство реальности.
Максим, паталогически серьезный — куда делись прежние циничные усмешки, — буквально-таки вещал, заклинал зал, оставалось лишь изумляться его интонациям.
— …Мы — сила! Мы — успешные люди, самые важные люди для этого города! Все, чего мы добились, — это не благодаря случайности или каким-то обстоятельствам… А в мире и нет случайностей! Все дело в том, что у нас — особая карма. Мы привлекаем успех! И не случайно мы собрались сегодня вместе…
Максим говорил, говорил, где-то обволакивая интонацией, а где-то делаясь пожестче, будто впечатывая слова, сверлил зал взглядом. Паша пытался поймать этот взгляд, но безуспешно. Он все старался понять, что происходит. Какое-то шоу? Психологический тренинг? Помимо авиации, Максим занимается и таким, примеряя лавры Кашпировского?..
Но вскоре стало ясно, что и к авиации это имеет самое прямое отношение.
— …Наша карма нас защищает! Мы не упадем! Потому что мы не можем упасть! Это касается всего — и в первую очередь это касается полетов. Авиакатастрофы — не случайность в этом мире. Проблемы с тем воздушным судном, в котором собрались люди со слабой, нежизнеспособной кармой. Мы не такие! И наш самолет не может попасть ни в какую аварию, даже пустяковую. Самолет «АРТавиа» надежен больше чем на сто процентов не только потому, что у нас лучшие самолеты, лучшие экипажи и совершенный предполетный контроль. Он надежен и потому, что это мы с вами обеспечиваем его надежность! Среди нас нет неудачников…
— Дурдом «Ромашка». На выезде… — прошептал Павел себе под нос, чтобы отделаться от наваждения. Ничего не стыковалось: дурашливая аляповатость школьного актового зала, зайчиками украшенного, — с убийственной серьезностью публики, одухотворенное лицо Максима — с его балагурством «в миру»…
— Мы не упадем! Мы не упадем!
Отрешившись на мгновение, Павел едва не рухнул с кресла от глухих раскатов: это заклинание повторял весь зал, сурово, опустив взгляды и позакрывав глаза. Все раскачивались и восклицали, раскачивались и восклицали, как ящик заколачивали.
А тут были люди и из «ящика». Хоть и смотрел на них Паша с заднего ряда, он узнавал некоторых, мелькавших периодически на городском телеканале, крикливом, любящем жилищно-коммунальные проблемы. Вообще же публика сидела разношерстная. Очень полная дама с крупными перстнями, зверски поставленной прической. Наоборот, интересная девушка, к креслу прислонен ноутбук. Два гея. По второму-то ничего особенного не заметно, а первого выдавало лицо. У молодящихся геев почему-то бывает: лица как после автокатастрофы, будто заново собранные и стянутые вечной анестезией… В сидевшем перед Пашей мужике крепкая багровая шея, чрезмерно сжатая воротом рубашки, выдавала, пожалуй, ветерана былинных разборок, успешно вышедшего в итоге в приличные люди. Знаете ли — через треники к звездам.
Коллективная молитва кончилась. Все заговорили друг с другом не просто оживленно, а с каким-то видимым облегчением.
— Господа и дамы, а теперь — скромный кофе-брейк! — Максим сменил тон с патетического на светский, как менял пиджаки. — Наша очаровательная Элина угостит вас…
И очаровательная Элина понеслась очертя голову, чертя шпильками. Может быть, у нее не все было готово с кипятком в дежурке школьного сторожа.
Очаровательный Максим очаровательно пил минералку, ходя кадыком, а встретив глаза Павла — подмигнул Павлу. Взгляд его ничего не выражал.
Такси уже ждало, выхлоп воровато бежал по стоянке, не особенно растворяясь в пространстве: какой холодный день.
Новая «Волга» вся ощетинилась хромом и была даже не желтой, а зеленоватого такого цвета, навевавшего на Пашу не очень хорошие мысли о гайморите. Этими государственными такси никто давно уже не пользовался из-за дороговизны, так и дремали они рядами где-нибудь у подножия вокзала, как крокодилы на солнышке, — но при необходимости в «АРТавиа» вызывали именно их. Не ехать же к клиентам на «убитой» какой-нибудь «шестерке» без опознавательных знаков.
— Поселок Красный Ключ? — спросил Паша, отжав дверцу, а потом и усаживаясь: водитель кивнул.
В «Волге» пахло, как всегда пахнет в «Волгах».
Паше почему-то вспомнилась история, настойчиво повторявшаяся в новостях несколько лет тому назад: когда разразилась война в Ираке, больше всех пострадал в России Горьковский автозавод, ибо подготовил для хусейновского режима партию десятка в три «Волг»-такси, исполненных во всей социалистической роскоши. О том, что их выкупят американские оккупанты, отчего-то даже робко не мечтали. И так трагично об этом говорили, показывая ряды желто-зеленых машин, сверкающих хромом и не лишенных тяжеловесного ЗИМовского изящества. И так растерянно мямлили официальные лица. Словно оставить эти тридцать «Волг» в стране будет национальным бедствием.
— А вы живете в Красном Ключе? — спросил таксист. Они выезжали на проспект.
— Ну что вы! Я похож на олигарха?
Посмеялись…
Ехали в коттеджный поселок, имеющий в городе вполне определенную репутацию.
— Паша, тебе сегодня очень серьезное задание, — начал с утра Максим, достав бумаги. — Сегодня тебе надо обратить в нашу веру девушку из оч-чень благородного семейства.
— Да, святой отец. — Паша склонил голову. Поржали.
— Нет, кроме шуток. Ты знаешь, кто такой Львов?
Ну еще бы не знать. Человек в городе известный, мелькающий в СМИ, особенно когда воспаленно вспыхивало что-нибудь политическое и почтовые ящики наводнялись сомнительными газетками. Евгений Борисович Львов. Близок к власти: раньше он представлял область в Совете Федерации. Занимается бизнесом: совладелец машиностроительного завода. Словом — серьезный человек.
— И у него есть дочка. Дочка периодически летает, в том числе и в Москву. И угадай, услугами какой авиакомпании она отныне будет пользоваться по решению папочки. — Максим тонко улыбнулся. Он позволял себе минимум иронии. — Папочка хочет, чтобы были исключены любые ЧП, любые! Именно поэтому он обратился к нам. И сейчас ты поедешь к ним и оформишь доченьке золотую карту клиента. Они уже проплатили, в день обращения, мигом. А как же? За полную безопасность полета надо платить!
Паша взял бумаги, полистал. Львова Ольга Евгеньевна. Двадцать лет. Студентка местного университета. Как это ни странно.
— А почему она не учится в Москве? Или вообще в каком-нибудь Питтсбурге?
— Не знаю. — Максим пожал плечами. — Значит, ей это не нужно. Ни ей, ни ее отцу. А может, он просто не хочет ее отпускать от себя.
Странно — хотя… Может быть, это — отсутствие лишних понтов — и есть норма? Это, а не Наташины метания по миру, с готовностью все вышвырнуть за борт, как балласт…
Паша вздохнул: таксист на него покосился. Они нудно, нудно стояли на одном из самых дурацких светофоров.
