Благодаря взаимопониманию с Аделью я смогла приводить в дом ребенка иностранных врачей. Адель не приветствовала подобные визиты, но и не препятствовала им. А я верила, что "поставленные ими диагнозы заставят персонал пересмотреть свое отношение к детям”.
Кое-что изменилось для наивной Сэры летом 1995 года. На московскую конференцию приехали два кинезотерапевта из Австралии, и Сэра уговорила их посетить детский дом в единственное свободное утро.
— Мы не сможем посмотреть Красную площадь, — лишь посетовал один.
Кинезотерапевты нашли состояние детей в Ваниной группе очень тяжелым. Они не могли понять, почему Андрея и Ваню не учили ходить. Слишком тесные колготки, сказали они, отбивают у детей всякое желание встать на ножки. И оспорили поставленный малышам диагноз — церебральный паралич. Когда мы вышли за территорию детского дома, кинезотерапевт-женщина не сдержала слез:
— Нет никаких причин, мешающих этим мальчикам встать на ноги. Просто ими не занимались.
Следующим шагом стал приезд в дом ребенка врача. Благотворительная группа отыскала работавшего в Москве нью-йоркского педиатра. Доктор Рональд Свангер согласился осмотреть детей.
Однако визит едва не сорвался. В тот день Сэра не могла его сопровождать, и Адель попросту не пустила доктора Свангера на порог под предлогом карантина. Пришлось Сэре уговаривать доктора ехать в дом ребенка на следующий день. На сей раз двери перед ним открылись, хотя Адель, как всегда, спряталась у себя в кабинете, предпочитая не участвовать в подрывающем устои мероприятии и не выслушивать диагнозы доктора Свангера. Как обычно, гостя сопровождала ее заместительница.
Воспитательницы впервые видели такого доктора. Скорее всего, они приняли его за клоуна. В своих огромных очках, из-за которых смотрели дерзкие, на грани нахальства, глаза, доктор Свангер нарушал все мыслимые и немыслимые правила поведения взрослого человека — он сидел на полу и показывал детям язык, а они отвечали ему робкими улыбками.
Артистизмом и неуемной жестикуляцией он очаровал воспитательниц не хуже какой-нибудь кинозвезды. Почему на нем нет белого халата? Где его самоуважение? Вот он сидит скрестив ноги на полу и позволяет детям шарить в его медицинском саквояже. Но стоит доктору коснуться ребенка, и у малыша лицо сияет от счастья. Он даже заставил заместительницу главного врача забыть о своем положении и тоже усесться на пол.
Говорил доктор тихо, мягко, но настаивал на оптимистических диагнозах даже у детей с фаталистичними прогнозами, поставленными в доме ребенка. Все дети из группы неизлечимых имели шанс на лучшую жизнь: одним требовалась операция, другим — усиленное белковое питание, третьим — хоть немного ласки.
Маленький мальчик с синдромом Дауна, по его словам, оказался очень сообразительным. В домашней обстановке он развивался бы еще быстрее.
— Вы могли бы сообщить его матери, что у него явный прогресс? — спросил доктор заместительницу главврача.
Многим ребятишкам требовались незначительные операции на нёбе или глазах. И каждый раз находилось объяснение, почему такие операции не были сделаны: у одного ребенка ветрянка, у другого сердце не с той стороны.
Осмотрел доктор Свангер и Валерию, “синюшную девочку”, которую “скорая помощь” отказалась везти в больницу. После вмешательства Алана и Сэры ее поместили в больницу для обследования, после чего вернули в дом ребенка в ожидании операции. Доктор Свангер обсудил ее состояние с доктором Ильиным. Хирургу удавалось творить чудеса, не имея не только современного оборудования, но даже одноразовых резиновых перчаток и некоторых антибиотиков. Однако никакие чудеса не помогут, если у ребенка отсутствует жизненная мотивация.
— Она может выжить при одном условии, — сказал доктор Свангер. — Когда закончится курс интенсивной терапии, ей будет нужен кто-нибудь, кто сможет двадцать четыре часа в сутки окружать ее заботой, кормить и выхаживать.
Это означало, что Валерии нужна была ее мать.
Сэра с грустью отмечала, что мудрые замечания американского доктора падали на каменную почву Воспитательницы буквально ловили каждое его слово, но не торопились записывать его рекомендации. Они воспринимали происходящее как бесплатное развлечение.
Кажущееся спокойствие доктора Свайгера подверглось жестокому испытанию, когда он подошел к четырехлетней Ане, парализованной от пояса и ниже из-за травмы позвоночника. Несмотря на отсутствие общего языка, врач и ребенок вместе смеялись, шутили и даже обследовали друг другу уши отоскопом.
И все-таки, осматривая спинку ребенка, он не смог сдержать испуга: девочке был необходим корсет, так как без него ее состояние постоянно ухудшалось.
Заместительница главврача сказала, что у нее есть корсет, но он очень тяжелый и девочке не нравится его надевать. Не говоря ни слова, доктор Свангер взял листок бумаги и ручку и нарисовал самый простой корсет, который можно сделать своими руками и с его помощью остановить развитие нежелательного процесса. Кроме того, объяснил он, ребенку нужно кресло-коляска — о таком чуде в доме ребенка даже не слыхали.
Приветливо попрощавшись с Аней, доктор Свангер отправился наверх во вторую группу, где содержались неизлечимо больные дети.
— Аня очень умненькая девочка. Она похожа на Ваню. Они знакомы? — спросила Сэра у заместительницы.
— Они же в разных группах.
— Но им было бы хорошо вместе. Они могли бы поговорить.
— Нет. Это невозможно. Они оба неходячие. Мы делим детей по группам на основании их болезней. И не можем увеличивать нагрузку на воспитательниц ради каких-то капризов.
Ваня явно обрадовался новому человеку, тем более мужчине.
— Кто этот молодой человек? — спросил доктор Свангер.
— Пастухов. Преждевременные роды. У него церебральный паралич, как видите, — сказала заместительница.
Сэра отступила от своей роли переводчицы:
— Доктор Свангер, мальчика зовут Ваня. Мы с ним подружились. Жаль, вы не понимаете друг друга. Он очень хорошо говорит и любит общаться.
— Привет, Ваня. Меня зовут Рональд.
Ваня внимательно следил за губами доктора, присевшего рядом с ним на корточки.
— Молодой человек, у вас небольшое косоглазие. Давайте посмотрим.
Он повернулся к заместителю главврача:
— Здесь нужна самая простая операция. Но ее надо сделать как можно скорее.
— Мы уже думали об этом, — отозвалась она, подыскивая очередную отговорку. — Мальчик слишком слаб.
— Он что, не ходит? — Доктор Свангер выглядел удивленным и тотчас приступил к осмотру Ваниных ножек. Первым делом он снял с него носки, скрепленные с помощью ленты, и тут же обнаружил, что они ему малы. — Я уверен, что мальчику полезно побольше сидеть босиком. Если добавить кинезотерапию, он сможет ходить.
Сэра дословно перевела революционные слова американского доктора. И добавила по-английски, что не разу не видела, чтобы воспитательницы занимались с Ваней. Вслед за австралийцами доктор Свангер не подтвердил страшный диагноз — церебральный паралич.
— Разве его нельзя отдать на усыновление? — спросил он.
Ответа он не получил. Много лет спустя в случайной беседе с заместительницей главврача Сэра наконец-то получила ответ. Та призналась, причем без всяких угрызений совести, что сама уговорила Адель не записывать тогда двухлетнего Ваню в соответствующий список. Это, мол, дело пустое, так как он отстает в развитии и признаки церебрального паралича вот-вот проявятся. Нельзя обманывать приемных родителей. И Адель, как всегда, проявила слабость.
Вот так две женщины решили судьбу Вани. Он попал в группу неизлечимо больных детей, где у него не было шансов на нормальную жизнь — отношение воспитательниц делало из него инвалида.
Все рекомендации доктора Свангера остались невыполненными. Никто не связался с матерью Валерии, не сделал корсет для Ани, не договорился об операции для Вани. Жизнь в доме ребенка № 10 текла по-прежнему. Остались лишь воспоминания о необыкновенном американском докторе, который приехал и немного всех повеселил.
