Вот такое оружие нам и досталось. Интересно, где эти винтовки хранились с 1897 года? Именно эту дату я разглядел на прикладе.
Остальным ничего не досталось. Как объяснили, оружие следовало добыть в бою. Из всех новых знакомых я сошёлся с Анатолием, Никитой, Дмитрием и Николаем. Они по-прежнему видели во мне своего закадычного друга, иногда не понимая моего поведения, но я постарался как можно быстрее вызнать факты из жизни того Вячеслава и вскоре мы вели беседу на равных. Когда я не знал ответа, старался уйти от разговора. Ближе к вечеру, накормив обедом, нас на том же грузовике отправили в воинскую честь. Зачисли меня и моих новых друзей, теперь я уже не боюсь так называть тех парней, с которыми меня свела судьба, в пехоту. Нам показали землянку, где предстояло жить. Начались военные будни. В бой пока не бросали. Три дня мы проходили курс молодого бойца, который заключался в строевой подготовке и стрельбе по мишеням. Уставали жутко, и к вечеру буквально вались с ног, но, придя в землянку после ужина, вели разговоры о нашей скорой победе. Тут-то я и прокололся, заявив, что победа будет не скорой и продлится война почти пять лет. Мои товарищи посмотрели на меня с удивлением.
-Откуда знаешь? - начал Анатолий.
-Не вздумай ляпнуть где-нибудь ещё. Загремишь так, что и костей не собёрёшь! – перебил его Дмитрий.
-Ты не ответил на мой вопрос, - продолжал допытываться Толик.
-Сорока на хвосте принесла, - съязвил я.
-Товарищ Сталин сказал, что война будет недолгой и преимущественно на территории врага, - вклинился в разговор Николай, - а то, что сейчас происходит, случайная неожиданность. Не верю я, что враг ещё пять лет топтать нашу землю будет.
Не знаю, что на меня нашло тогда, но я взвинтился:
-Не совсем пять лет, чуть поменьше.
-Вот видишь, сам же свои слова и опровергаешь, - ткнув меня в бок, заметил Анатолий.
-Так на пятом году мы в Европу войдем, и там врага бить будем.
В землянке воцарилась тишина.
-Правда?
-Ты же, Толя, знаешь, я никогда не вру.
-Нет, ты мне ответь, откуда ты всё это взял?
-Я же сказал, сорока на хвосте принесла.
-Не хочешь, не говори, - обиделся мой друг, - но я-то правду знаю. Как-то, будучи у тебя в гостях, я разговорился с твоей бабушкой.
-Что-то не припомню такого. Бабуля у меня разговорчивостью не отличалась (о том, что она молчунья, я узнал из предыдущих разговоров) - перебил я его.
-Ты в магазин за водкой тогда побежал. Так вот, подходит Елизавета Петровна ко мне и говорит, мол, был дан тебе дар предвидеть будущее. Только вот дар этот тебе скрывать надо. Много бед от него случиться может. Просила приглядывать за тобой. Вот я и начал.
-Шпионил, значит? - гневно бросил я.
-Да подожди ты. Помнишь, как на скачках ты сказал, что «Чалый» первым к финишу придёт?
-Помню вроде, - отозвался я.
-Так вот, сбылось. Второй раз ты удивил нас, заявив, что в финальном матче победит «Динамо», хотя все ставили на «Спартака». Тогда я понял, что права была твоя бабуля. Значит, и в этот раз всё сбудется, - осудительно покачал головой Анатолий, - всё, пацаны, давайте спать.
Следующий день начался с сирены, оповещавшей, что приближаются немецкие бомбардировщики. Не успели мы выбежать из землянки, как над нами пронеслись хищные тени с крестами на крыльях. Раздались взрывы. Послышались крики раненых. Люди метались из стороны в сторону, не зная, куда податься и что делать. Все, кто находился с нами, никогда не видели настоящей бомбёжки. Одним из первых взрывов разнесло штабную землянку, и отдавать приказы было некому. Я, впервые оказавшись в подобном переплёте, порядком растерялся. В суматохе потерялись мои друзья. Одним из снарядов уничтожило и нашу землянку. Кто-то, сориентировавшись, пытался стрелять вслед улетавшим бомбардировщикам, но всё напрасно. Налёт закончился так же внезапно, как и начался. Придя в себя, огляделся. Наш временный городок выглядел плачевно. Кругом виднелись воронки, кучи, выброшенной взрывами, земли. Не увидел я и полевой кухни, на месте которой виднелся чудом уцелевший котёл. Потерянные люди бродили среди развалин, натыкаясь друг на друга и отрешённо разглядывая царящий хаос. Слава богу, мои друзья нашлись. Лишь Никита получил небольшую рану, осколком распороло шинель и слегка задело предплечье. Надо было что-то делать. Наконец, откуда-то появился растрепанный старлей, и отдал команду строиться. Кое-как это удалось сделать. Осмотревшись, поняли, что не все выжили во время налёта. Первым делом нам приказали отыскать раненых, и оказать им посильную помощь. Среди нас был врач, который и организовал нечто наподобие полевого лазарета. Затем подсчитали погибших. Их оказалось семнадцать молодых ребят, в первый и последний раз понюхавших пороху.
Старший лейтенант показал место, где мы вырыли братскую могилу. Тела сложили вниз, предварительно забрав у погибших документы, которые наш командир сложил в планшет. Вот так и закончился мой первый боевой день. Ночевать пришлось у костра, который разожгли на месте нашей землянки. Перекусили буханкой хлеба, полученной нами на пятерых. Утро не принесло определённости. Где-то вдалеке слышались глухие взрывы. Вновь пошёл снег. Похолодало. Нас построили, и мы колонной направились туда, откуда раздавались звуки взрывов. Идти пришлось по заснеженному полю. Ветер задувал под лёгкие шинели. С утра поесть не удалось. Выпили лишь по кружке кипятка. Через час все вышли в расположение частей, где наш старлей сдал нас на руки местному начальству. Наконец-то всех покормили и распределили по свободным землянкам. Вновь мы оказались вместе. Теперь оставалось только ждать.
Ожидание было непродолжительным. На следующий день объявили наступление. Что меня удивило, так это выданные сто грамм водки. Потом пояснили, это обычная практика перед началом сражения. Действительно, выпитое неким образом помогло, притупилось чувство опасности, появилось состояние лёгкости и сопричастности чему-то важному и необычному. Раздались крики командиров «За Родину! За Сталина!» и, покинув окопы, мы бросились вперёд. Раздались выстрелы, появились первые убитые и раненые. Рядом со мной, пронзительно вскрикнув, упал совсем молоденький парень, на лице которого только начал пробиваться первый пушок. Я наклонился, пытаясь узнать, можно ли ему помочь. Вот это меня и спасло. Буквально над головой, недовольно взвизгнув, пролетела пулемётная очередь, зарывшись в замёрзшую землю и подняв фонтанчики заснеженной земли. К сожалению, парню помощь не потребовалась. Устало вздохнув, он закрыл глаза и, дёрнувшись, затих. Поднявшись, я влился в общий поток наступавших. С криками «Ура!» мы бежали к окопам врага. Тут я впервые увидел немецких солдат в шинелях мышиного цвета. Один из них бросился на меня, судорожно нажимая на курок. По всей видимости, механизм заело, и он не мог выстрелить. Инстинктивно я выставил перед собой винтовку с приставленным штык ножом, и мужчина по инерции, пробежав пару метров, наткнулся на него. Остриё вошло в тело, словно нож в кусок масла. Выронив винтовку, он с удивлением посмотрел на меня, схватился руками за мою, выдернул её из тела и, зажав рану руками, завалился на землю. Взглянув на него, я побежал дальше. Вот так я впервые убил человека. И ничего, никаких эмоций. А вот, что происходило дальше, я практически, не помню. Всё прошло как в тумане. Я слышал крики, звуки выстрелов, но это было как будто в замедленной съёмке, а я - одним из актёров массовки.
Вечером, собравшись вместе, мы долго обсуждали наш первый бой. Первые впечатления, говорят, самые сильные. Так случилось и со мной. После этого дня были и атаки, и наступления, приходилось искать новые места дислокации, приходилось убивать, но я всегда вспоминал того, первого, убитого мной. Постепенно ужасы войны стали, как это ни звучит невероятно, привычными. Я смотрел на всё происходящее как на данную нам реальность.
В одном из боёв контузило Никиту, и его отправили в госпиталь. Враг оказывал сопротивление день ото дня всё сильнее. Нам приходилось туго. Бывало, мы отрывались от тыловой обслуги, и нам не успевали подвозить питание. Правда, выдавали консервы и концентраты, из которых мы готовили или суп, или кашу, пили кипяток, нагретый на костре. Пришлось побриться налысо, возникла опасность педикулёза. Помыться просто напросто было негде. Праздником был день, когда к нам приезжала полевая баня и всем выдавали чистое бельё. Вот так и жили. От былой уверенности, что война закончится через месяц другой, не осталось и следа. Анатолий поглядывал на меня настороженно, опасаясь нового пророчества. Во время одного из наступлений пропал Николай. После боя мы искали его сначала среди раненых, потом среди убитых, но всё было без толку. Возможно, его забрала, если он, конечно, был ранен, санитарная команда из другой части. Дай-то бог! Теперь нас осталось трое. Я ещё больше сблизился с Анатолием, оказавшимся простым в общении человеком.
