Совсем немного пути оставалось до становища Мэбэта. Вот уже в глубине приподнятого над руслом берега показался серый дымок очага. Движением руки вожак остановил людей. Явного предчувствия опасности не было, но мысль о пропавшем разведчике вдруг мелькнула в голове Няруя. Не тратя времени на обдумывание решения, а повинуясь врожденной повадке воина, он решил напасть немедленно и всем войском.
Вайноты, приготовив оружие к бою, выстроились в одну длинную неплотную линию и двинулись к становищу. Когда показалась верхушка большого чума, Няруй остановился и пустил в небо первую, сигнальную стрелу с черным оперением. Было видно, как стрела, направленная умелой рукой, разорвала серый дымок очага. Вайноты ждали появления врага или хотя бы ответного выстрела, но не дождались ни того ни другого.
— Сдается мне, что в становище никого нет, Мэбэт сбежал со своим выводком! — крикнул Няруй и жестом приказал двигаться дальше. Вся линия вооруженных людей быстрым шагом начала приближаться к жилищу любимца божьего. Становище действительно казалось безлюдным, только три оленя, стоявшие поодаль один от другого, жевали рассыпанный перед ними сухой мох.
В большом чуме, из которого струился дым, Вайноты обнаружили Ядне. Жена врага сидела у очага и занималась шитьем: по виду она ничуть не испугалась появления людей с оружием. В двух других чумах было пусто — даже очаги остыли.
— Где твой муж и твой сын? Где наша девушка Хадне? — спросил Няруй.
Ядне ответила почти равнодушно:
— Почем мне знать, где они? Должно быть, ушли воевать с вами.
— Их не было…
— Почем мне знать, — с тем же равнодушием повторила Ядне. — Мужчины не говорят женщинам, как и где они собираются воевать, — это их, мужчин, дело.
— Вставай, пойдешь с нами. — Няруй приблизился к жене врага и крепко схватил ее за капюшон малицы. Злость проснулась в вожаке Вайнотов.
— Так-то Мэбэт любит тебя, что в первый день войны бросил на волю врагов. Может, ты уже слишком стара для него?
Он рванул капюшон, отчего Ядне упала на бок, но встала сама и вышла из чума.
К тому времени уже все Вайноты были в становище. Воины беспорядочно шатались, еще не понимая, что происходит. Некоторые уже примеривались к добыче. Чумы у Мэбэта добрые, сплошь из новой ровдуги, даже по низу не прилаживал он бересту, как это делают не очень состоятельные хозяева. И в самих чумах найдется что-нибудь интересное — котлы, одежда, шкуры, меха, может быть — оружие. Да и жена Мэбэта не так уж стара и вполне сгодится в добычу.
Но сам Нябуй был далек от корыстных мыслей.
— Послушай, женщина, — произнес вожак негромко. — Я не знаю, куда спрятались Мэбэт, его сын и куда они спрятали украденную девушку нашего рода. Но я не верю в то, что этого не знаешь ты. Бог войны — злой бог. Не дразни его, Ядне, он очень не любит, когда его дразнят, особенно женщины.
Жена любимца божьего неожиданно улыбнулась словам врага.
— Напрасно, — покачал головой Няруй. — Ты все равно скажешь нам, где Мэбэт, его сын и наша Хадне. Только прежде мы будем делать с тобой то, чего не выдерживают даже мужчины. Мы начнем ломать тебе кости, из твоего лица сделаем маску для праздника и еще много чего сделаем — среди моих людей есть большие мастера…
Подбежал воин:
— Не пора ли собирать добычу, Няруй?
В ответ вожак заорал на него с такой злобой, что воин отскочил:
— Вы жадны, как бурундуки, и глупы, как росомахи, — война еще не началась, а уже говорите о добыче!
Он был прав — война еще не начиналась. Тем же громким и злым криком Няруй приказал воинам осмотреть все окрестности становища, замечать каждый след, каждую упавшую ветку и обо всем сказать ему. Воины бросились выполнять волю вожака.
— Думай, — сказал он Ядне. — Я дам тебе немного времени для размышления.
В голове вожака вновь проснулась мысль об исчезнувшем разведчике. И эта странная тишина, эта предательская тишина… Нет, война еще не начиналась.
Вернулись посланные осматривать окрестности становища.
— Вот, Няруй, что я отыскал там, в лесу.
Один из воинов держал в руках длинный, почти в два человеческих роста, прямой сосновый ствол, у комля толщиной с руку взрослого мужчины и остро заточенный на конце.
Вожак осмотрел находку, и острое чувство опасности мгновенно взбодрило его. Это не просто ствол: по светлым затесам видно, что его срубили и заострили совсем недавно, может быть вчера, и, несомненно, это дерево — оружие, случайно оброненный осколок неизвестного замысла Мэбэта.
— К чему эта вещь? — вслух подумал Няруй. — К чему эта вещь? — почти криком спросил он Ядне. — Когда твой муж рубил деревья, отвечай! Отвечай!
Няруй вынул из ножен кривой блестящий нож, очень похожий на тот, что Мэбэт подарил Хадко после удачной большой охоты, и поднес лезвие к подбородку женщины.
— Это кол для медвежьей охоты?
— Может быть… — сквозь зубы прошептала Ядне.
Тонкая струйка крови змеилась по ее горлу, затекая за ворот малицы.
— Отпусти меня, убери нож, я все скажу тебе.
Няруй убрал нож. Пригоршней снега Ядне вытерла шею, отшвырнув порозовевший комок, но вместо ответа вожаку из ее рта вылетел тугой, пронзительный, переливающийся свит. От неожиданности Вильчатая Стрела отпрянул.
Ни он, ни другие Вайноты не успели увидеть, как три оленя, которые безучастно жевали мох, так резво рванулись на свист хозяйки, что едва не порвали ременные постромки, длинные концы которых были умело спрятаны под снегом. И тут же плотные ряды заостренных сосновых стволов мгновенно и страшно вырвались из-под снега, и все становище Мэбэта стало похожим на пасть исполинской щуки. Воины вскрикнули, как один человек, ошалевшие олени Вайнотов бросились, не разбирая пути, и первыми легли на густой смертоносный частокол.
Так началась война.
Вьюгой заметались люди, когда в них полетели стрелы, — они летели с разных сторон, откуда-то сверху, будто с самого неба, упорно и беспрерывно, как тяжелые капли из черной грозовой тучи. Рука великого стрелка щедро раздавала Вайнотам смерть, и они падали, пораженные в лица и шеи. Некоторым удавалось прорваться сквозь частокол, оставляя на заточенных остриях клоки одежды… Среди этого воя и бессмысленного бега Няруй не увидел, как скрылась Ядне. Самообладание, пропавшее на миг, вернулось к вожаку. Криком и ударами он останавливал метавшихся воинов, и наконец ему удалось сбить оставшихся в отряд, построить в кольцо и заставить стрелять. Но Вайноты отстреливались, не видя врага, и гибли. Когда от войска, сравнительно большого для такой странной войны, осталось не более пяти человек, поток стрел с неба внезапно прекратился.
Трупы валялись по всему становищу. В частоколе зияла брешь, продавленная тяжестью убитых оленей, но никто из оставшихся Вайнотов не воспользовался ею, чтобы сбежать. Брешь пригодилась Ядне — она выбежала из дальнего чума, в котором пряталась, пока длилась стрельба, и, перескочив через оленьи туши, бросилась в тайгу.
Вслед ей ушла стрела, ударила в спину и опрокинула лицом в снег. Там, где упала Ядне, виднелось лишь тонкое древко с бурым оперением.
Няруй не успел заметить, кто из его людей стрелял, — но тут же узнал об этом, когда услышал откуда-то сверху шершавый звук тетивы, и рыжеусый воин, бывший от него по правую руку, с пронзенной шеей повалился на бок.
Няруй вспомнил — это был тот самый, который спрашивал — не пора ли собирать добычу.
— Это последняя, — донеслось оттуда, откуда летели стрелы.
— И мой колчан пуст, — был ответ.
Тяжелые снежные шапки сползли с ветвей большой лиственницы и приглушенно ударились в сугроб. Вслед за снегом с ветвей спрыгнул человек и, не торопясь, пошел в сторону становища. Няруй узнал — это был Хадко.
Тот же звук — и на землю спустился Мэбэт. Они были веселы и, находясь далеко друг от друга, переговаривались свободно, в полный голос.
— Я же говорил тебе, что и костяные наконечники сгодятся, а ты не послушал меня. На войне, как на свадьбе, не надо жадничать.
— В следующий раз я буду щедрее тебя, отец…
Они шли навстречу остаткам отряда Вайнотов, закинув луки за спины, не защищаясь и не прячась. Воин, стоявший рядом с Няруем, поднял лук, и белое оперенье стрелы медленно приближалось к его правой щеке — резким движением Няруй толкнул стрелка, и тетива ослабла. Вожак сам не понимал, что заставило его пресечь этот выстрел.
