Наконец ветер умолк, и настал холодный, сырой, зябкий рассвет. Полковник пытался понять, с какой стороны восходит солнце, — это послужило бы для него ценной подсказкой и ориентиром. Запрокинув голову, он посмотрел вверх, но за сплетением ветвей увидел только лоскут неба — такой крошечный, словно Проколо разглядывал его со дна колодца. Лоскут становился все бледнее, но откуда разливался свет, догадаться было невозможно. Над лесом висели плотные облака. Усталый и разбитый, Проколо пошел вперед, надеясь все-таки отыскать дорогу к дому.
Придерживаясь направления, которое он счел верным, полковник шагал между елей, еще пропитанных ночным мраком. Он решил идти строго вперед, никуда не сворачивая. Запели птицы, то и дело из чащи доносились шорохи — судя по всему, это разбегались испуганные звери.
Ближе к шести (он был в пути уже полтора часа) полковник вдруг увидел Бенвенуто: мальчик спал на земле. Проколо опешил.
Теперь, когда замерли его шаги, тишина вокруг казалась почти пронзительной, однако вскоре ветви затрепетали и послышался уже знакомый шепот ветра:
— …бросили в лесу… кажется, где-то поблизости… мальчик, он спит… тут, как известно, можно плутать годами… говорят, его бро…
Словно почуяв во сне чье-то присутствие, Бенвенуто встрепенулся, открыл глаза и огляделся.
— А, так ты здесь? — сказал мальчик.
— Как видишь, — помолчав, ответил Проколо. Голос полковника дрогнул, будто его застали на месте преступления. — Неужели ты не слышал, как я звал тебя вчера вечером?
— Нет, я ничего не слышал.
— Компас разбился, — прибавил Проколо, — и я заблудился. Брожу тут с самого рассвета. Но так и не понял, куда идти.
— Что же нам теперь делать? — спросил Бенвенуто.
— Попробуем отыскать дорогу домой.
И они отправились в путь. Не пройдя и пятисот метров, Проколо отчетливо услышал, что наверху, среди макушек деревьев, начались прежние пересуды; более того, ветер набрал силу, разнося по чаще дурную весть, и даже шорох шагов не заглушал его голоса:
— …без сомнений, его бросили… такому поступку нет оправдания… наверное, это он завел мальчика сюда… вот именно, его бросили в лесу…
Стараясь растворить шелест ветра в других звуках, полковник пошел быстрее, громко заговорил, задал мальчику уйму вопросов. Бенвенуто лишь удивленно смотрел на него. Довольно скоро, однако, Проколо остановился, чтобы перевести дух. Ветер продолжал завывать, но Бенвенуто как ни в чем не бывало шагал вперед.
— Бенвенуто! — закричал полковник в гневе. — Ты что, оглох? Не слышишь, что говорят там наверху?
Мальчик прислушался и сказал, что ничего особенного не уловил.
— Значит, мне померещилось. — Полковник успокоился. — От усталости порой чудятся престранные вещи.
Потом ветер затих. На душе у полковника тем не менее было тревожно. Помимо сплетен, его заботило, как выбраться из этой чащобы. Они шли уже долго, но ландшафт не менялся, их обступали все те же деревья, неотличимые друг от друга, с неба струился все тот же тусклый белесый свет.
Время от времени полковник останавливался и звал Маттео и Бернарди. Но оба они повиновались приказу и ничем не обнаруживали своего присутствия. День клонился к вечеру, а лесу не было конца и края.
Наконец на зов Проколо откликнулась сорока, хрипло прокричав с макушки ели.
— Полковник Проколо? Полковник — это ты? — спросила она.
Проколо остановился и посмотрел наверх. Птица повторила вопрос, но полковник не отвечал. Он был уверен, что сорока-часовой умерла в ту ночь, когда он подстрелил ее, — сомневаться не приходилось. И все же у него закралось подозрение, в голове мелькнула нелепая мысль: а вдруг это и вправду птица-сторож, которую он убил, и вот она зовет его с дерева. Поэтому полковник молчал.
Правда, он быстро отверг эту догадку и, когда сорока в третий раз обратилась к нему, ответил сухо:
— Да, это я. В чем дело?
— Я слышала крики, — пояснила она, — а увидев тебя, сразу поняла: вот он, знаменитый полковник. Слух о тебе дошел ведь и до меня. Я прилетела проведать свою сестрицу, она служит у тебя часовым. Целый век не виделись.
— Ну и дела, — сказал полковник, слегка смутившись. — Выходит, ты прилетела только ради этого?
— Только ради этого. Издалека, кстати. Мы с родичами живем в Испании.
Полковник молчал. А чуть погодя спросил:
— Ты там высоко сидишь. Не видать ли моего дома?
— Вижу большой дом посреди лужайки. Не знаю, правда, твой ли это дом.
— Скажи-ка, — обратился к сороке полковник, — а в какой он стороне?
— Ясно, — смекнула та. — Хочешь, чтобы я указала тебе дорогу?
— Вот именно. Мы заблудились.
— Да уж вижу. Немудрено. Заблудиться тут — пара пустяков. И кстати, случается всякое: иным даже пришлось распрощаться с жизнью, умерли в чаще от голода. Говорят, тут находили скелеты.
— Вот ведь как, — сказал полковник.
— И больше всего попадалось детских скелетов, — заметила сорока. — Порой сюда заводят ребятишек и бросают их, бедняжки умирают от голода. Если, к примеру, кто-то решил избавиться от ребенка… Старый Лес дремучий, самое подходящее место.
— Ты на что намекаешь? — ледяным тоном перебил ее Проколо.
— На что намекаю?
— Да, к чему вся эта болтовня? — спросил полковник, искоса поглядывая на Бенвенуто. Но мальчик, казалось, не прислушивался к разговору, он еле держался на ногах от усталости.
— Ни на что я не намекаю. Просто передаю то, что мне рассказывали. Ну пойдемте же, если вы еще не раздумали.
Сорока перелетала с дерева на дерево, направляясь к дому; то и дело она оглядывалась, чтобы посмотреть, не отстали ли полковник с мальчиком.
Около часа Проколо и Бенвенуто шагали молча, стараясь не потерять из вида птицу. Наконец полумрак рассеялся. Они вышли из Старого Леса. Дальше росли деревья помоложе. И вскоре полковник заметил тропинку, что вела к дому.
— Всё, хватит! — крикнул он сороке и остановился. — Теперь мы и сами найдем дорогу.
— В таком случае до свидания, полковник! — ответила та и вспорхнула с косматой еловой лапы. Медленно описав в воздухе два круга, она полетела прочь.
Но вдруг Проколо спохватился:
— Эй, птица! Погоди! Мне нужно кое-что сказать тебе.
Сорока поспешно вернулась и присела на длинную ветку в двух метрах над головой Проколо.
— Ты куда сейчас собралась? — спросил полковник.
— Я же объясняла, что хочу повидаться с сестрицей, она у тебя сторожем служит.
— Не стоит труда, — сказал Проколо. — Нет больше твоей сестрицы.
— Она покинула эти края? Я не знала. И куда она подалась?
— Никуда. Она умерла. Однажды ночью дала ложную тревогу, и я выстрелил в нее из ружья.
Сорока молчала. Грудь ее трепетала от частого, неровного дыхания. Потом она пробормотала:
— А я проделала такой длинный путь… Три года не виделись… теперь придется лететь обратно.
— Да, незадача, — сказал Проколо. — Но поступай как знаешь. Если хочешь, оставайся. Станешь часовым вместо сестры…
И он быстро зашагал к дому, Бенвенуто следом.
Сорока ничего не ответила. Пройдя сотню метров, Бенвенуто обернулся: птица по-прежнему, не шелохнувшись, сидела на ветке.
А вечером, когда Аюти пришел из Нижнего Дола поговорить с полковником, над молчаливым лесом разнесся стрекот — такой же, как раньше. Это был крик нового часового.
Спустя несколько дней полковника навестил Маттео. Проколо сидел у себя в кабинете и начищал готовальню.
— Ну что, какие новости? — полюбопытствовал ветер тоном, в котором явно недоставало почтительности.
— Никаких, — ответил Себастьяно Проколо. — Дело не выгорело, я все провалил и к тому же, боюсь, подставил самого себя.
И полковник рассказал Маттео, что произошло в лесу, не забыв упомянуть и о шепоте неведомого ветра; очевидно, кто-то заметил, что Бенвенуто остался один, и весть разлетелась по чаще. Подозрение, судя по всему, пало на него, на Проколо.
И еще полковник добавил, что со своего возвращения он больше не слышал позорящих его имя сплетен. Возможно, ему все померещилось, ведь он тогда порядочно устал.
Маттео слегка разочаровался в полковнике и даже не попытался ободрить его. Зато сказал, что духи Старого Леса жадны до новостей и часто обсуждают совсем незначительные происшествия недели напролет.
Эти слова, конечно, вырвались у Маттео от досады, от желания отомстить полковнику за нанесенные оскорбления. Как бы то ни было, Проколо насторожился. После этого он несколько дней кряду бродил по Старому Лесу и прислушивался, не доносится ли сверху предательское бормотанье ветра. Но ничего, что могло бы выставить его в невыгодном свете, не услышал.
Однако тревога его не улеглась. Он опасался, что в лесу Бенвенуто откроют правду и мальчик разболтает все приятелям. И полковник нередко следил за племянником, тайком шел за ним по пятам, когда тот отправлялся в лес, и порой доходил вот так до Спакки, где товарищи Бенвенуто почти каждый день устраивали игры.
