Ибо, возможно ли, что, испытав когда-то самую нежную близость с Дженни Кавиллери, я стану теперь жертвой раздвоения личности? Смогу ли я разделить акт любви, быть чувственным и все же лицемерить?
Другие могут это делать и делают. Что я и докажу, так как в моем теперешнем состоянии отсутствия эмоций, это — единственное, что мне остается делать.
В путеводителе сказано, что ресторан в гостинице «Злой волк» в Бедфорд-Хилс имеет вполне приемлемую кухню. Однако, благодаря сельской атмосфере и удобным номерам, она заслуживает оценки «отлично». Укрывшись (так обычно говорится в путеводителях) среда безмятежных зеленых деревьев, она служит убежищем от всех стрессов нашей городской жизни.
Ну а о том, что «Злой волк» — идеальное место для интимных встреч, излишне даже и упоминать. Обед может пройти кое-как, но наверху ждет атмосфера, заслуживающая всяческих похвал. Узнав, что мы направляемся туда, я пришел к выводу, что мои шансы на успех — отличные.
И все же я был несколько раздражен. Кто выбрал это место действия? Кто зарезервировал номер по своей инициативе, ни с кем не посоветовавшись? Кто так быстро ехал туда на моем любимом «Порше»?
Мы свернули с шоссе и въехали в лес по узкой дороге, которой не было конца. Наконец, впереди забрезжил свет. И вывеска: «Злой волк».
Марси замедлила ход и въехала во двор. Все, что я мог различить в лунном свете, это очертания швейцарского шале. Внутри виднелись два огромных камина, освещающих столовую и гостиную. На верхних этажах света не было. На парковке я заметил лишь один автомобиль, белый мерседес SLC. Большого скопления народа не предвидится. Разговор явно будет интимным.
— Надеюсь, еда стоит езды, — сострил я.
— Надеюсь, вы не будете разочарованы, — сказала Марси. И, входя в дом, взяла меня за руку.
Нас посадили за столик у камина. Я заказал напитки.
— Один апельсиновый сок и графин любого дешевого калифорнийского белого, только не «Галло».
— Сезар Чавес[5] мог бы вами гордиться. Вам следовало бы заставить ее проверить, собраны ли апельсины членами профсоюза, — сказала Марси, когда официантка отошла.
— Я не сторожевой пес вашей нравственности, Марси.
Затем я огляделся. Кроме нас здесь никого не было.
— Мы слишком рано? — спросил я.
— Мне кажется, люди приезжают сюда главным образом на уикенд, это ведь очень далеко.
— Да, — сказал я. И, хотя я говорил себе, что не должен ничего спрашивать, спросил:
— Вы бывали здесь раньше?
— Нет, — сказала Марси. Но я решил, что она лжет.
— Почему вы выбрали это место?
— Я слышала, что здесь очень романтично, и это действительно так, правда?
— Да, тут замечательно, — сказал я. И взял ее за руку.
— Наверху в каждой комнате камин, — сказала она.
— Мне все равно, — сказал я.
— А меня согревает. — Она улыбнулась.
Молчание. Затем, как можно небрежней, я поинтересовался:
— Верх тоже забронирован?
Она утвердительно кивнула. И добавила:
— На всякий случай.
Интересно, почему я не пришел в такой восторг, в какой мне следовало прийти.
— На случай чего? — спросил я.
— Снега, — сказала она. И сжала мою руку.
Официантка принесла бокал сока для Марси и графин вина для меня. Огонь, объединив силы с вином, разжег во мне ощущение своего Права Знать.
— Послушайте, Марси, на чье имя вы все это забронировали?
— Дональда Дака, — ответила она с непроницаемым видом.
— Нет, правда, Марси. Мне любопытно узнать имена, которые вы выбираете для регистрации в разных местах.
— То есть?
— Например, в Кливленде.
— Мы опять возвращаемся к Кливленду? — спросила Марси.
— Под каким именем вы регистрировались в Кливленде? — не унимался адвокат Барретт.
— Я вообще не регистрировалась, — ответила она. Без колебаний. И без смущения.
Ага!
— Дело в том, что я останавливалась не в отеле, — небрежно добавила она.
Ого?
— Но вы действительно там были?
Марси поджала губы.
— Оливер, — сказала она, помолчав. — Какова цель этого допроса?
Я улыбнулся. Налил себе еще стакан (дозаправка в воздухе). И попытался иначе.
— Марси, не думаете ли вы, что друзья должны сглаживать острые углы?
Это, по-видимому, возымело действие. Слово «друзья» вызвало искру.
— Конечно, — сказала она.
Быть может, моя лесть и спокойный голос смягчили ее. И я спросил прямо, без намека на какие бы то ни было эмоции:
— Марси, вы что-то скрываете о себе?
— Я действительно была в Кливленде, Оливер, — сказала она.
— О’кей, но вы скрываете что-то другое?
Пауза.
Затем она утвердительно кивнула. Итак, я был прав. Наконец-то все прояснилось. Или во всяком случае, проясняется.
А дальше наступило молчание. Марси просто сидела и отказывалась от дальнейших комментариев. И все же аура ее невозмутимой самоуверенности несколько поблекла. Я, видимо, ее достал. И почувствовал укол сострадания, который тотчас не подавил.
— Ну и..? — сказал я.
Она потянулась через стол и взяла меня за руку.
— Оливер, я знаю, что порой уклоняюсь от прямого ответа. Пожалуйста, относитесь к этому спокойно. Я вам все объясню.
Что это должно означать? Ее рука осталась в моей.
— Уже можно заказывать еду? — спросила Марси.
Ну, что теперь? — спросил я себя. — Успокоиться на небольшой отсрочке? Рискнуть никогда не возвращаться туда, где мы сейчас: на край правды?
— Марси, не могли бы мы сначала коснуться одного из двух небольших вопросов?
Она поколебалась. Затем ответила.
— Если вы настаиваете.
— Пожалуйста, помогите мне решить головоломку, ладно?
Она кивнула. А я начал кратко излагать обвинительные улики.
— Какой вывод можно сделать о даме, которая не дала ни адреса, ни номера телефона? Которая путешествовала инкогнито и останавливалась в неизвестных местах?
Которая никогда не вела — попросту избегала — всяких разговоров о своих делах?
Марси не предложила никакой помощи.
— И к какому же выводу вы пришли? — спросила она.
— Вы с кем-то путаетесь, — сказал я. Спокойно, без тени смущения. Она улыбнулась несколько нервно. И покачала головой.
— Или вы замужем. Или он женат.
Она взглянула на меня.
— Нужно ли мне давать ответ на ваши вопросы?
— Да.
— Ни то, ни другое.
Черта с два, подумал я.
— К чему бы мне тогда встречаться с вами? — продолжала она.
— Вы не очень разборчивы в своих связях.
Это ей явно не польстило.
— Оливер, я вовсе не такая.
— Прекрасно, какая же вы?
— Не знаю, — сказала она. — Я несколько не уверена в себе.
— И много всякого дерьма.
Она не давала никакого повода. И я моментально пожалел, что сказал это.
— Это образец вашего поведения в суде, мистер Барретт?
— Нет, — вежливо сказал я. — Но здесь я не могу поймать вас на лжесвидетельстве.
— Оливер, не будьте таким занудой! Вам на шею вешается довольно приятная и не очень уродливая женщина, но вместо того, чтобы действовать как нормальный мужчина, вы разыгрываете Великого Инквизитора!
Эта шпилька попала не в бровь, а в глаз. Слово «нормальный» меня сразило. Ну и дрянь.
— Послушайте, Марси, если все это вам не нравится, вы можете положить этому конец.
— Разве что-то началось? Я не заметила. Но если вы внезапно почувствовали необходимость отправиться в суд, в церковь или в монастырь — идите!
— С удовольствием, — ответил я и встал.
— До свидания, — сказала она.
— До свидания, — сказал я. Но ни один из нас не пошевельнулся.
— Идите, я оплачу счет, — и отмахнулась от меня, как от мухи.
Но я не хотел, чтобы меня прогоняли.
— Послушайте, я не законченный подлец. Я не оставлю вас здесь совсем одну, у черта на рогах.
— Пожалуйста, не старайтесь быть галантным. У меня здесь автомобиль.
Опять у меня в голове взорвался предохранитель. Я поймал эту лживую дрянь на месте преступления!
— Вы утверждали, что никогда здесь не были, Марси. Как, черт возьми, могла прибыть ваша машина? Посредством дистанционного управления?
— Оливер, — сказала она, покраснев от злости, — это не ваше дело, параноик несчастный. Но я все же отвечу. Ее оставил здесь человек, с которым я работаю. Ибо независимо от исхода нашего свидания, утром мне надо быть в Хартфорде.
— Почему в Хартфорде? — нагло спросил я, хотя, действительно, это было совсем не мое дело.
— Потому что мой воображаемый любовник хочет купить мне какую-то страховку! — крикнула Марси. — А теперь идите и проверьте голову.
Я и в самом деле зашел слишком далеко. Я смутился. Я почувствовал, что нам обоим надо сесть и перестать кричать. Но ведь мы только что обменялись целым набором весьма резких выражений. Так что я был вынужден уйти.
