– Не надо их отменять. Просто найди других танцоров.
– Да где я их найду?! – снова взорвался импресарио. Хлипкий стол при этом отчаянно заскрипел ножками. – Вы – звезды, народ уже персонально на вас пошел. В лучшем случае я смогу найти каких-нибудь самодеятельных студийцев, и мне потом такую неустойку впаяют!
Лариса не сдавалась. Она продолжала понуро смотреть в пол и поглаживать подлокотник дивана, изображая потерявшую девственность комсомолку, которую разбирают на общем собрании комитета.
– Ну, и что там твой Игорь? – вдруг поинтересовался Кашин.
– Он уже не мой Игорь.
– Понятно. Я всегда говорил, что он полноценный чудак.
– Спасибо за поддержку, – усмехнулась Лариса.
– С ним что-то не так?
– С ним всегда что-то не так. Саш, я от него сбежала вместе с Максимкой, а он начинает меня искать. Я взяла отпуск за свой счет у себя во дворце, но афиши на тумбах меня сдадут в два счета.
– И ты предлагаешь…
– И я предлагаю заменить хотя бы меня одну на время этих концертов. Ребята отработают не хуже.
Кашин выразительно помотал головой – из стороны в сторону, как заведенная кукла.
– Без тебя они развалятся. Я не могу этого допустить.
– Значит, ты говоришь «нет»?
– Два раза «нет».
Лариса опустила голову еще ниже, чтобы не было видно, как она расстроилась. Впрочем, Саша мог определить степень ее расстройства из любого положения.
– Ларик, – сказал он, присаживаясь перед ней на колени, – я все понимаю, но и ты меня пойми. Я без вопросов отпустил бы тебя и даже позволил бы надавать мне за это по шее, будь причина посерьезнее. Но ты элементарно перестраховываешься. Ничего он не сделает, этот твой бывший, а людям, которые покупают билеты, вообще плевать, какие у тебя проблемы. Я удивлен, что тебе это нужно объяснять. Ну?
Он приподнял ее голову за подбородок.
– У-у, да ты совсем раскисла.
Лариса утвердительно шмыгнула носом.
– Называй меня бесчувственным чудовищем, – продолжал Кашин, – но тебе же самой будет лучше, если ты перестанешь прятаться. Неужели ты всю жизнь собираешься от него бегать? Чем раньше вы встретитесь, тем быстрее ты его отфутболишь… ой, прям сопельки у нас какие по щечкам потекли…
Лариса снова шмыгнула и… хихикнула.
– Я вижу, ты согласна.
– Дурак, – буркнула девушка, смахивая слезу.
– Прогрессирую. Позавчера я был «жопой с ручкой».
Лариса хихикнула громче, и это означало, что вопрос был окончательно утрясен. Пожалуй, дэнс-группа «Фокус» отработает четыре концерта в одном из крутейших клубов города, несмотря на всех неправильных мужей, которые могут бродить за его стенами.
На «Пилоте» снова суматоха. Еще недавно зашумела кампания по реорганизации – великий и ужасный начальник поменял местами всех ведущих, обновил репертуар и налег на раскрутку станции – как свалилась новая напасть. «Пилот» теперь участвовал в избирательной кампании.
– Это кошмар какой-то, – ворчала информационщица Машка, усаживаясь перед микрофоном. – Как можно эту муть читать, не понимаю…
– Какую муть? – спросила Аня Гончарова. Они сидели в эфирной студии, готовились к выпуску новостей.
– Про этого фармацевта. Ты послушай: «Льготное обеспечение лекарствами в областном центре будет контролировать компьютерная система. Право на льготы.. ля-ля… с введением единого городского реестра льготников удается… ля-ля-ля… вот – инициатором внедрения компьютерной системы стала известная компания «Лес-фарм», которая готова взять на себя все расходы». Ну, не дешевка ли?
Маша не заметила появившегося в дверях начальника, а Гончарова не успела подать ей знак.
– Как ты это назвала? – спросил Глеб.
Блинову словно ткнули вилкой в зад. Она подскочила на стуле, уронив листочек с новостями, и принялась краснеть.
– Глеб Николаевич, но ведь это безобразие! – верещала она. – Это же джинса позорная, мы никогда этим не занимались! На нас ведь потом другие насядут.
– Не занимались, а теперь будем, – отрезал Глеб. – А тому, кто скажет, что «Пилот» ангажировали, я разрешаю выцарапать глаза. Так, всё, обсуждение закончено… девчонки, будьте умницами.
В продакшн-студии кипела другая работа. Паша монтировал ролик, от которого его уже начинало поташнивать. Когда в кабинет вошел Глеб, парень в сердцах выпалил:
– Глеб Николаевич, это не материал.
– Что такое?
– Им нужна подложка из «Эммануэль».
– На какой текст?
– На простатит.
– Твою мать… Ну-ка дай.
Паша протянул ему бумажку.
– «Мужчинам нельзя простаивать без дела», – начал было читать Глеб, но уже на следующем предложении бросил бумажку в мусорную корзину. – Прервись, будем думать.
Паша с нескрываемым удовольствием побежал за наливать себе кофе.
У Глеба снова голова шла кругом. Он разглядывал результаты последних исследований, согласно которым «Пилот» пошел в отрыв, и плевался, слушая в этот момент в эфире ролики компании Лесневского. Однозначно, в радиотусовке поползут сплетни, что недобитый идеалист Шестопалов позволил-таки себя купить, соблазнившись жирными избирательными долларами. Полный капец! Кирилл крутился под ногами и успокаивал: «Спокойно, мамаша, разберемся», – но конкретных действий не предпринимал.
Глеб вызвал к себе всех рекламных агентов. Он решил, что в связи с изменившейся обстановкой неплохо было бы поставить новые задачи. Во время беседы он заметил, что в глазах рекламщиков действительно появился какой-то блеск. Они почувствовали, что «масть пошла».
Иуды!..
11
– Ночное шоу «Время Луны», программа для тех, кому, наверно, и скучно, и грустно, и некому лапу подать. В студии Вадим Колесников. У нас есть телефонный звонок. Алло, говорите, вы в прямом эфире.
– Здравствуйте. Это Ирина.
– Очень приятно, Ирина. Как вам погода сегодня?
– Отвратительно.
– Согласен. Не будь календаря, я бы решил, что сегодня уже поздняя осень.
– Угу.
– Что так грустно, Ирина?
– Да как вам сказать…
– Ну, уж как-нибудь скажите…
– Кхм… плохо мне.
– Серьезная причина?
– Да. Вчера я похоронила отца.
– Кхм…
– Я не успела с ним проститься… Извините…
– Ничего, Ирина, мы можем прерваться, если хотите.
– Нет, все в порядке, я хочу поговорить…
– Хорошо. Какие отношения вас связывали с отцом?
– Непростые… Мы разругались… после того, как он нас с мамой оставил и ушел в другую семью.
– Вы его возненавидели?
– Я не знаю. Сейчас сложно сказать, но после того, как он ушел, мы практически не виделись. Мама тогда слегла в больницу с нервным срывом, а я не знала, что нужно делать. Да, вы знаете, я отца, пожалуй, ненавидела тогда.
– А сейчас?
– Сейчас… Сейчас мне плохо оттого, что мы не встретились вовремя, не поговорили, не попрощались. Я была ему очень нужна.
– А сколько лет назад он… ну, он ушел к другой женщине?
– Много. Десять.
– И с тех пор вы никак не могли наладить отношения?
– Да. Мы несколько раз виделись, о чем-то разговаривали, обменивались какими-то общими фразами. Больше ничего. А потом он серьезно заболел. Знаете, ведь я могла бы помочь, могла бы что-то изменить или хотя бы просто побыть рядом. Ведь столько лет прошло. Но я была… я слишком гордая была, чтобы простить… Я себе сейчас кажусь подростком, у которого все либо черное, либо белое. Я знаю, что он искал встреч, следил за мной, как я учусь, как взрослею. Писал мне письма, которые я только недавно прочла.
– Почему не прочли раньше?
– Этого не хотела моя мать. Все время говорила: вот твой папашка то-сё, новая подружка надоела, ему домой хочется, вот он через тебя ко мне подбирается. Глупости… А письма я прочла всего несколько дней назад, нашла их в ящике. Оказывается, папа очень сильно скучал, места себе не находил… и вообще, оказывается, не все так просто, как кажется на первый взгляд… Мне бы прочитать это на пару месяцев раньше, и тогда бы что-нибудь я успела, ведь он был… он был хорошим, добрым человеком.
– Ирина, сейчас уже ничего не изменить.
– Я знаю!!! И от этого мне еще хуже…
– Всё пройдет. Вам нужно что-то решить для себя самой и жить дальше. Но сначала поговорите с ним.
– Как?!
– Ну, вы сами почувствуете, как лучше это сделать… можете просто посмотреть на звезды. Или сходите к нему на могилу, останьтесь с ним наедине. Он вас услышит. Знаете, мне кажется, иногда достаточно просто тихо поговорить, и наши близкие и родные, которые не с нами, обязательно услышат.
