— Здесь всё в порядке, ваша честь. Мы проследили за исполнением. Его сын Фридрих, как уже было сказано, кончил самоубийством. Наследника Густава, тоже Круппа, разбил паралич. Его правнуки…
— Довольно! — оборвал председательствующий. — Кто-то ещё хочет высказаться? — Он обвел совет глазами.
— А ведь помнишь, Альфред, — глядя вглубь зала, начал Роберт, — какие приятные заседания проходили в твоём замке. Из стали и камня. Второго такого в Европе до сих пор нет. Окна там не открывались никогда, даже в самую жару. На стенах не висело ни одной картины. Даже наших портретов. Ты говорил — боишься пожара. Мы прощали всё. Но ты завёл там библиотеку. И заставил нас сменить место. — Лицо говорившего исказила гримаса. — А какой был бридж в винных подвалах! Какой был бридж! А дивный особняк в Крыму, помнишь? Только он и остался от тех лет. С гербом на балконе. Особняк жив. Стоит! Что бы ты ни удумал! Сколько мерзавцев прошло через него. Великое не остановить!
— А я предупреждал, что он начал страдать депрессиями! Месяцами! — прервал его человек в странных очках, тыча пальцем в обречённого. Тот явно силился что-то сказать, двигая мышцами лица. Глаза ни секунды не оставались на месте.
— И ты, ублюдок, решил ускользнуть от возмездия. — Старший с ненавистью глянул на белое от ужаса лицо привязанного к стулу. — Мало ли к чему мы приходим в конце жизни. Все к чему-то приходят. — Он перевёл взгляд на сидящих за столом. — Но выполни то, под чем подписался! — Председатель снова взял лист и потряс им перед собой. — А если отказываешься, прими смерть. Лютую. Таков порядок. Никому, — он пристально посмотрел на Сергея, — никому не позволено нарушать договор! — И, снова обведя взглядом остальных, прошипел: — Только однажды, помните того, с розой?
— Но тогда не было ничего подписано, не было требований, ваша честь! Мы брали обязательства в одностороннем порядке!
— Именно. Именно в том и отличие. Потому и впустую, — уже задыхаясь от гнева, прохрипел сидящий во главе стола. — А этот, — человек в глубине зала вдруг судорожно заёрзал, — позволил себе неслыханное. И что же? В момент свершения справедливости, в самый момент возмездия всё рушится! — Он снова вперил взгляд в Сергея. — А значит… ну!
Все напряглись.
— Прецедент! — выпалил человек с красным платком в нагрудном кармане, и капли пота выступили на его лице. Старший недовольно махнул рукой.
— Предательство! — испугавшись сказанного, тихо проговорил тот, что слева.
— Среди нас? Исключено! Невозможно! — раздались голоса.
— Кого предавать-то? Всё давно предано! — перебил председательствующий. — Осталось только себя. Но и закон вам известен! Вспомните того, у Врубеля на картинах. Чем кончил? Или отшибло всё? — Тон снова стал угрожающим. — Других невозможно, только себя, — выдавил он. — Нет, я всё-таки заставлю вас перечитать книгу Летавра, — его зубы заскрипели.
— Сбой какой-то, может… — осторожно произнёс Роберт.
— Уже ближе!
— В шлюзе дыра! — воскликнул красный платок.
— Наконец-то! — Старший со злостью ударил рукой по столу. — Ненамеренное проникновение в событие. Я тогда сразу догадался. Помните, этот Лорно, писака. Предупреждал ведь, нет книжонки в условиях договора, так ведь убедил вас! Позволили напечатать!
— Вы несправедливы, ваша честь, — неожиданно вмешался левый. — Общим было желание вовлечь как можно больше этих тварей в оккультизм, эзотерику, ну и в наше прямое дело. И результат имеется. Одна передача об экстрасенсах скольких сбивает! И как платят нам организаторы с участниками! Ведь это прямо запрещено их Библией! Не косвенно, как иное, а прямо! А современное искусство? Ублюдков, простите, «наших» становится всё больше и больше. Нельзя не замечать очевидной пользы. Так что ваша оценка не совсем справедлива, — уже тихо добавил он.
— Отчасти соглашусь, — голос старшего смягчился. — Но цена! Всё измеряется ценой. Напомню слова, с которых начинается книга. Они гласят…
— За всё надо платить! За всё надо платить! За всё надо платить! — заорали вдруг сидевшие, перебивая друг друга, словно горя желанием показать, что и они не только держали в руках ту самую книгу.
Главный одобрительным взглядом обвёл членов клана.
— А раз так, — снова начал он, — кто-то виновен и кто-то должен заплатить! Полную цену!
— Должен! Должен! — раздались голоса.
Все повернулись к Сергею. Он сидел ни жив ни мертв.
— Нет! Не с него. Мы даже коснуться его не можем пока… Возможно, это тот, кого мы ждём. От самого. — Задумчивый взгляд на секунду скользнул по гостю. Председатель вдруг резко повернулся к мужу Хельмы. Все с удивлением на лицах сделали то же самое.
— Как? Как такое могло случиться, Регонд? Как смогла вырваться она от тебя?
Тот опустил голову.
— Ты что, был ослеплён? Не видел? Я ведь предупреждал! Так? — Взгляд его перешёл на присутствующих. Те быстро закивали. Старший подался вперёд. — Ослепление значит одно! — уже заорал он. — Близость к свету!
Все вздрогнули.
— Забыл? — Он угрожающе прорычал:
«Но что женщина скажет мужчине, горящему страстью, Надо на ветре писать или на быстрой воде».
— Проперций? Ваша честь? — Сидящий слева подобострастно глянул на председателя.
— Гай Валерий Катулл, что родом из Вероны. Римлянин.
— Из наших? — не унимался левый.
Председатель зло посмотрел на него. Тот сник.
— И зять у него Гней Помпей? — спокойный голос Роберта разрядил обстановку. Старший кивнул.
— Так это стишок о непостоянстве женщин. В самую тему, — палец председателя уперся в соседа Сергея. — Да не в коня овёс.
— Осторожнее! У него ещё семь или восемь стихов «К Лесбии», — к чему-то выпалил Сергей, цепляясь за самую невероятную возможность помочь бедолаге.
— Мы и полагаем, наш парень… — с осторожностью прошептал красный платок, потирая руки.
— Вы не поняли, — перебил Сергей.
— Зарождение любви! — человек в стальной мантии вдруг рассвирепел и вновь ударил по столу ладонью. Свеча напротив погасла. — Даже один росток — гибель! Я слышал, она и сейчас где-то поблизости?
— Да, ваша честь. Её сегодня видели на скалах, — снова с готовностью откликнулся красный платок.
— Кто видел?
— Вот он, — и указал на гостя.
— В клетку жабу! Обратно в клетку! — зарычал главный.
— В клетку! В клетку! — одобрительно закивали остальные.
— Хорошо, — тихо проговорил муж Хельмы.
— Нет! Этим займутся уже они! — Председатель вытянул руку в сторону сидящих слева. — А тебе, Регонд, придется исполнить начало книги. Впрочем, издатель с рыжей бородёнкой из тебя лучше, чем исполнитель! Помнишь? Прошлый роман? — он усмехнулся и щёлкнул перстнями на пальцах.
— А как же день рождения? Я ведь исполнил все! — в отчаянии закричал несчастный пленник из каюты двести восемнадцать. Никто даже не посмотрел в его сторону.
Двери распахнулись, и в помещение, шаркая тапками, вошла исчезнувшая старуха. Сергей успел заметить пустой угол за минуту до этого. Та, что «состарилась здесь», как представил её вчера Роберт. В трясущихся руках она держала поднос с огромным бокалом, наполовину заполненным красноватой жидкостью. Подойдя к столу, старуха поставила поднос перед Регондом.
«Да ты ещё и старушка-проклятушка!» — Сергей ошарашенно смотрел на нее.
— Вспомни, хорошо всё вспомни, Регонд. Это твоя, не чужая, а твоя кровь! Та, какой была до подписания! — воскликнул главный. — Получи же своё обратно! Явор!
— Явор! Явор! Явор! — согласно закивали остальные.
Вдруг Сергей с ужасом увидел, как откуда-то сверху на них начали медленно опускаться белые балахоны. На всех, кроме соседа.
Старуха сжала ладонями бокал и поднесла к его губам. Регонд вздрогнул, тело неожиданно загудело, лицо перекосило от ужаса. Низкий гул, ширясь, заполнил помещение. По судорожным движениям головы было видно, что он старается отвернуться от рук старухи. В этот момент балахоны с шелестом накрыли присутствующих. Кровь, разливаясь по подбородку, потекла мужу Хельмы в рот. Он вдруг странно закачался. Глаза вылезли из орбит. Захлебываясь и тщетно стараясь выдавить из себя содержимое бокала, мужчина сделал глоток, затем второй. Лицо его посинело, изо рта повалил сизый пар, одежда вспыхнула и начала тлеть. Расползаясь, сполохи быстро охватывали оголившиеся части тела. Ещё через мгновение почерневшая кожа на груди с треском лопнула, и кровь брызнула на стол. Регонд страшно закричал, изогнулся и, дергаясь от судорог, запрокинул голову. Раздалось шипение, тело ухнуло, рассыпаясь на тлеющие лоскуты, которые падали на пол ещё несколько секунд. Старуха захохотала. Наступила тишина.
— Все люди подписывают с нами договор. Даже те, кто становится одним из нас, — тяжёлый, глухой голос председателя вполз в немоту стен, заставляя Сергея начать соображать. Впрочем, соображать его заставила старуха, которая, что-то напевая, протирала стол. — У каждого своя степень падения, — продолжал старший. — Одни подписывают бессознательно, другие по неверию или своими поступками. Не подозревая того.
