У меня голова пошла кругом. Эта возглавлявшая компанию женщина могла бы открыть мне ворота в рай и дать пост в своей фирме.
— И что же дальше? — спросил я.
— После драмы она стала необщительной, раздражительной, и теперь общение с ней не приносит того удовольствия, что раньше…
— Ты не справедлив. Ты говоришь о ней как об обвиняемой, — возмутилась Кэти.
Я был начеку, с нетерпением ждал новых сведений, был взволнован надеждами. Я хотел чувствовать себя ровней со своими хозяевами и произнес тоном, который, как мне казалось, очень походил на их манеру говорить:
— Расскажите-ка мне эту историю, а потом я пойду к себе. Мне очень хочется спать.
Рой улыбнулся.
— Видите? Все-таки усталость берет свое! Ладно, я быстренько рассказываю об этой драме. Энджи тоже чуть было не попала в нее. В результате трагедии она продала свой дом за сумму много меньшую его настоящей стоимости.
Кэти пожала плечами:
— И купила другой в том же месте. Еще более дорогой и красивый! Она никогда не проигрывает, даже страдая, она все считает…
— Ты ревнива, — сказал Рой — Уже полночь, ты пьяна и ревнива…
Он подмигнул мне:
— Все женщины ревнуют к Энджи. Ей завидуют. В любви она любит свободу и может себе это позволить.
Они явно хотели продолжить вечер, в их болтовне чувствовалась некоторая медлительность. Достаточно выпив, я чувствовал, что им все сильнее и сильнее хотелось заняться любовью. Я представил, как Рой оседлает эту гнедую кобылку Кэти и, вцепившись в ее горящую гриву, содомизирует ее. Упоминания об Энджи и ее несчастьях заставляли их дрожать от наслаждения и ужаса.
— Расскажи ты, — предложил Рой.
Кэти откинула заросли своих рыжих волос на грудь Рою. Тот отвел руками прядки, которые щекотали ему нос.
— Нет, ты рассказываешь лучше, чем я, — возразила она, словно речь шла о каком-то номере из мюзик-холла, который надо было показать импресарио.
Рой решился.
— Итак, у Говарда были серьезные финансовые затруднения. Недоверчивая Энджи повела себя с ним довольно жестоко и обвинила в том, что он женился по расчету.
Кэти прошептала ему на ухо:
— А скажи, Рой, ты ведь тоже хотел ее? Да?
Ее голова стала приближаться к пупку Роя. Он отстранил ее.
— Подожди немного…
Я спросил себя, что мне надо будет предпринять, если она начнет делать ему минет… Может, они хотели организовать пьяную оргию? В моем состоянии усталости и опьянения я не смогу быть на высоте. Если Рой был любителем наблюдать за сексом других и вообразил, что я сейчас наброшусь на Кэти, то он глубоко заблуждался. Я скорее мог бы заснуть на плоской груди этой девицы.
— Итак, — продолжил Рой, отстранив голову Кэти от своей ширинки, — после двух лет семейной жизни, прекрасным летним днем она отправилась в свой дом на озере Тахо. Возвратившись вечером, она обнаружила, что ворота в парк были распахнуты, а охранник отсутствовал. Она оставила машину в обычном месте, пошла по аллее и очутилась в окружении полицейских и фотографов. Ослепленная вспышками фотоаппаратов, Энджи закричала (он сымитировал женский голос): «Что происходит? Что вам нужно? Что случилось?»
Кэти покачала головой:
— Ты слишком увлекаешься, не надо эффектов… Подумай о том, что ей пришлось пережить…
Рой снова вошел в роль рассказчика:
— К ней подошел инспектор или что-то в этом роде: «Миссис Говард?» — «Кто вы? Что вы здесь делаете? Где мой муж? Где прислуга? Что происходит?»
Рой толкнул Кэти плечом:
— Ты довольна… Все в порядке?
— Ты так хорошо рассказываешь, — прошептала девица — Мне кажется, что я переживаю эту историю.
«— Миссис Говард, будьте мужественны…
— Да что произошло?
— Доктор Говард был убит, ваши слуги-мексиканцы, муж и жена, убиты, ваша собака — тоже. Не надо входить в дом, миссис Говард. Оставайтесь здесь, пожалуйста. Подождите, пока их накроют и увезут.
Она была растеряна…»
— Не комментируй, продолжай!
Рой снова заговорил женским голосом:
«— Кто? Кто это сделал? Когда это случилось? Почему?
— Все ясно, миссис Говард. Убийца ждал вас у бассейна. Когда мы приехали, он еще держал в руках телефон. Не надо туда идти, миссис Говард».
— Ты будешь продолжать или я? — спросила Кэти.
— Я продолжу… «— Кто? — спросила Энджи — И почему?
— Бывший владелец клиники. Он говорит, что его разорил доктор Говард, которому удалось собрать большинство акций только лишь благодаря различным махинациям».
Я вмешался в эту психологическую драму:
— Он рассказал об этом, стоя рядом с трупами?
— Нет, — ответил Рой. — Я опускаю подробности. Благодаря одной статье договора, которую можно было истолковать по-разному, основатель клиники был лишен прибылей от своего революционного продукта. Когда он обнаружил, что у него нет ни цента, он пришел в бешенство. Он потребовал, чтобы Говард вернул ему все деньги. Говард отказался. И спустя несколько часов после этого он был убит! Убийца, некто по фамилии Вольф, заявил, что если бы он обнаружил в доме Энджи, то убил бы и ее тоже. «Если бы вы вернулись пораньше, вы были бы мертвы, миссис Говард».
— Есть от чего испытать удар, — сказал я.
— Да. С тех пор Энджи переменилась. Она стала недоступной, агрессивной и глубоко пессимистичной. Когда-нибудь она покинет Беверли-Хиллз и уедет жить в Кению, где собирается учредить резервацию. «Только присутствие животных успокаивает меня», — любит повторять она. Она может продать все для того, чтобы наилучшим образом обеспечить будущее слонов…
Это был мой шанс! Одинокая богатая женщина, единственная, с кем я смогу здесь познакомиться, была одержима идеей защиты диких животных. На сегодняшний вечер с меня было достаточно. Я встал и попрощался. Кэти, как новорожденный жеребенок, встала на дрожавших ногах и пошла вслед за мной.
— Я провожу вас, иначе вы заблудитесь.
— Отдыхайте, — сказал Рой.
Я хотел упасть на кровать и заснуть. Выйдя из столовой, мы прошли мимо наполнявшегося бассейна.
— Вы можете себе представить воду с оттенком крови?
— Нет. И представлять не хочу.
Она взяла меня за руку:
— Это бросается в глаза? Я приехала из Нью-Йорка в Беркли, чтобы сменить обстановку, а встретила Роя, который захотел, чтобы я осталась с ним. Он похож на избалованного ребенка, сами увидите, когда получше его узнаете…
Она доверительно произнесла:
— Он хочет иметь все! Женщину, которая должна быть занята, когда он занят сам, и свободна, когда ему этого захочется…
Я задумался. Хорошо бы было сделать Кэти своей союзницей. Чтобы заверить ее в моем расположении, я сказал, что они «подходят друг другу».
— Вы полагаете? О, скажите ему об этом! Мне будет так приятно. Понимаете, его постоянно баловала семья, его мать, ему все разрешалось… Но когда он хочет, он просто очаровательный.
Эта слишком быстро приобретенная сообщница мешала мне. Если она начнет ему докладывать: «Эрик сказал, что… Эрик считает, что…» — Рой может рассердиться на меня. Я прервал Кэти и вошел в коридор. Ради развлечения, торопясь поскорее закончить этот вечер, я пошел первым. Она удержала меня за руку.
— Постойте, не двигайтесь!
— Что случилось?
— Одну секунду! Как же вы, мужчины, нетерпеливы…
Я почувствовал, что она скребла ногтем по моему кардигану.
— Вот, — сказала она — Получилось… Маленькая наклейка. Теперь я ее отклеила. Ценник. Он был над вашим воротником.
Она протянула мне прилипший к ее пальцу кусок липкой бумаги. Я едва не поперхнулся.
— Моя служанка, вероятно, не заметила ее, когда укладывала чемоданы, Спасибо.
Я был сражен. Ценник! Оставшись наконец один в комнате, я рассмотрел этот кусок бумаги. Прилежный кретин умудрился указать обе цены: первая, в тысячу пятьсот франков, была зачеркнута, а ниже стояла новая — девятьсот франков. Вот тебе и выгодная покупка! Вся моя жизнь сжалась до размеров этого кусочка бумаги. Я побросал одежду на кресло и, полный отчаяния, посмотрел на свою помятую физиономию в ванной комнате. Тревога, мой извечный враг, снова взяла меня за горло. Я стал анализировать тот риск, которому подвергался, бросив свою работу. А если я надоел Гарро? Если он нашел себе более послушного раба? Я уже представлял себе, как возвращаюсь в Париж, продаю по дешевке свои дорогие ракетки и становлюсь безработным. В конторе не было недостатка в завистниках, которые с удовольствием избавились бы от меня. Там меня ненавидели. Честолюбие было для них оскорблением.
Я говорил по-английски со стрэдфордским или эйвонским акцентом, и за это я дорого заплатил. Я мыл прикованных к постелям больных в доме престарелых в Бирмингеме, я даже вкалывал в доме для умалишенных. Затем мне удалось устроиться мальчиком на побегушках в семью преподавателей английской литературы. Они платили мне уроками. Я спал по четыре-пять часов в сутки, иногда и того меньше, брался за любую грязную работу. Я хотел выучить язык, заставить его проникнуть в мою кровь. Морг в пригороде Бостона тоже был не подарок. Я наблюдал за тем, как украшали покойников, а после этого отправлял их в огонь. Хорошие манеры? Мне пришлось их красть, копировать, подражать.
