Подойдя к дереву, я обнял его. Грубая кора старой яблони приятно царапала мою потную шею. Я отпустил дерево и сказал спасибо. Мякинен и близнецы не произнесли ни слова. Я медленно подошел к краю участка, проскочил сквозь кусты и легко потрусил к лесной дороге.
Вернувшись домой, я позвонил Мякинену и извинился за свое поведение. Рассказал, как наша семья мечтает о доме, и пожаловался на трудности принятия итогового решения. Мякинен промолчал. Потом он сказал, что врываться к нему во двор – еще не решение проблемы.
– Ваша статья произвела на меня такое впечатление, что я не мог не прийти.
Мякинен растаял от похвалы и рассказал о консультационном бюро для жителей частных домов, которое с удовольствием проконсультирует всех интересующихся вопросом. По его словам, в бюро каждого человека принимают просто как человека, будь он абсолютно уверен в выборе или только на подступах.
Я поблагодарил Мякинена за совет, за проявленную заботу и еще раз покаялся в своем заблуждении. Он хохотнул: всякое бывает, да и не удивительно, ведь они вложили столько средств в этот небольшой дворик.
Не успел пот просохнуть после моего приключения, как я вывел на первой странице блокнота заголовок:
Индивидуальные дома и их обитатели. «Наш дом» / Мякинен.
«Жадные до имущества и частной собственности. Внешняя гуманность, внутренняя пустота. Только завидят постороннего у себя во дворе, уже готовы звонить в полицию. И вместе в тем падки на похвалу, тают словно воск, если речь об их цветочках и кустиках, деревьях и каменных горках. Становится страшно: вдруг и я стану таким же. Нет, не стану. Я хочу дом только ради Хелены и Сини.
Интересная деталь: Мякинен был агрессивен с самого начала, хотя он профессиональный психолог. Человек по сути своей – собственник. Сыновья по приказу отца готовы стать волкодавами, чтобы прогнать чужака, проникшего на их участок. На уроках биологии те же парни сидят, как овечки, в супермаркете у прилавка с фруктами приветливо махнут мне рукой. Хозяйка так и не показалась. Скорее всего, она была на кухне, смазывала куриные окорочка соевым соусом. Я разрушил томную атмосферу их семейного вечера. Я продырявил их воздушный шар, надутый с таким трудом.
В заключение. У всех газон. У всех собака. У всех машина под сто тысяч. У всех по два ребенка. У всех газонокосилка. Все боятся, что кто-нибудь придет и отберет все это.
Журнал „Наш двор" – это трибуна страха».
Закрыв блокнот, я поймал себя на том, что засовываю его вниз, под все прочие бумаги. Идиот. Неужели я сдрейфил, что, когда все это останется в прошлом, блокнот найдут и используют против меня как улику?
В чем? Неужели в том, что я сделал все, дабы вернуть свою семью?
Я оставил блокнот раскрытым поверх бумаг.
С книжной полки взял семейный альбом. Меня интересовали фотографии, на которых мы были все вместе. Таких я обнаружил четыре штуки.
Вынув фотографии из альбома, я вырезал по контуру наши фигуры. Затем выбрал из проспектов фотографию одного дома и разместил нас во дворе.
Хелену посадил под старой березой. Для Сини нашел укромное местечко под двумя серебристыми елочками. Себя приклеил на крыльцо. Взглянул на фото издалека. Аппликация не выделялась.
Мы органично вписались в пейзаж.
Из всех агентств по продаже недвижимости я выбрал «Квадратные метры», исходя из масштаба. В фирме трудились четыре человека. Они специализировались на продаже коттеджей, так что им понятна беда человека, оставшегося без семьи.
Был летний день, воскресенье. Пришло время обручить теорию с практикой, принюхаться.
Я пустился бежать ровными улицами, без подъемов и спусков, пока меня не прошиб легкий пот. Небо было безупречно синим, солнце стояло высоко и жарило вовсю.
На садовых участках трудились внаклонку семьи, выставив задницы торчком, словно павианы. Отец разрыхлял землю, мать разливала кофе из термоса, подросток с серьгой в ухе скучал на пластмассовом стуле.
Я прибавил темп, не глядя по сторонам. Я боялся увидеть еще и другие семьи. Песок шуршал под ногами, я ощутил на лбу первые капли. Пот – подарок тела душе. Пульс 122. Я обуздал тело, к чему мне высокий пульс, пока я не повидал «Квадратные метры».
Прибыв на место без четверти час, я настроил микрофон, спрятанный под курткой.
Агент вынырнула из-за деревьев мне навстречу, протянула мягкую, как тесто, руку, не пожала, а только слегка коснулась. Продает сделанное руками, а не понимает значения первого рукопожатия. Она выразила сожаление, что не владеет полной информацией об этом доме, потому что Ярмо Кесамаа – агент, непосредственно продающий его, – внезапно приболел.
Речь агента текла по-летнему расслабленно, она подчеркнула пышную зелень двора. Один из присутствующих, молодой отец семейства, попытался вступить в разговор, задав несколько уточняющих вопросов о дренажной системе и возможной сырости в подвальных помещениях. Агент обошла трудности, не ответив напрямую. Интонация осталась прежней, ни одна мышца на лице не дрогнула.
Я взглянул на бэдж с именем: Риитта-Майя Лаакио, консультант по продажам.
На продажу выставлялся деревянный дом около 70 квадратных метров, который шведы подарили нам после войны. Дом был небольшой и прагматично красивый. Лучшее, что мы после войны получили из Швеции, не считая группы «АББА» и образца щедрой социальной помощи. Насколько я помню из истории послевоенного жилищного строительства, именно эти дома проектировал финн Лаури Паямиес.
В тексте объявления площадь была увеличена чуть не вдвое, молодой отец к этому придрался. Я слушал вполуха, как Лаакио выкручивалась из ситуации. Держа марку, воркующим голоском она объясняла завышенную площадь наличием великолепнейшего подвального помещения, где можно прекрасно обустроить комнаты для младших членов семьи. Молодой отец перечислил факты, касающиеся проблем сырости, присущих такому типу домов. Риитта-Майя заверила, что в этом отношении дом в полном порядке, и пригласила всех проследовать за собой по узкой лестнице.
Раздавшийся от сидячей работы зад покачивался передо мной, только прошли времена, когда я возбуждался при виде этого явления природы. Сейчас передо мной была задача и цель. Риитта-Майя продемонстрировала возможности подвального этажа. Кто-то затребовал документацию о состоянии помещения. Она с ловкостью фокусника выхватила из пачки бумаг сертификат о работе, проделанной фирмой «Фак-Системс», и одновременно вручила всем свои визитки, в том числе и мне. Риитта-Майя подчеркнула, что ей можно звонить в любое время суток – мобильник всегда включен.
Агентша скрылась в другой половине дома, и я выключил магнитофон.
Пробежав несколько сотен метров, я присел на скамейку в парке. Сделал новый заголовок в блокноте – «Агенты по продаже недвижимости», а под ним:
«Начальная цена заоблачная, так высока, что птице не долететь. Там в высоте плывет самолет, инженер его создал, пилот им управляет. Ни тот, ни другой не чувствуют головокружения, которое переживаю я здесь, на земле, одиннадцатого июля во время воскресных смотрин, глядя на листок, исписанный этой овцой.
Овца блеет, что при помощи небольшого косметического ремонта здесь можно сделать уютное гнездышко. Для сороки или для меня, размышляю я. Неужели овца не знает, что нельзя смеяться над ближним своим? Неужели овца не знает, что в волчьей шкуре я рыщу по степи смотрин, жаждущий и голодный, и всякое вранье, всякое лживое предложение об этом объекте недвижимости – для меня глубокое личное оскорбление?
Этим прекрасным летним днем я воспринимаю финский язык всерьез: не ищу подтекста, не обращаю внимания на логические ударения, не интересуюсь причудами диалектов, не восхищаюсь великолепным подбором слов. Как крыса ищет воду, так я ищу правду. Не для того, чтобы восхититься ею, а чтобы насытиться.
И ты, овца, этого не знаешь и заплатишь за это сполна.
На зеленые луга ты ведешь нас передохнуть, в сень ягодных кустов указываешь нам дорогу, вещаешь об урожае яблок и о том, какой изумительный сок гонит ближайшая фабрика из свежих плодов.
Изолгавшаяся, ты поглощаешь кислород летнего дня из черепа моего…
Риитта-Майя Лаакио, лет 37–43, сухая пергаментная кожа, на шее лопнувшие сосуды – следы длительного употребления алкоголя. Не следит за фигурой, падка на сладкое, возможно, из желания быстрого вознаграждения, что в данной сфере типично. Состоит в непрочном союзе, гражданском браке? Не из свободных женщин. Жительница Хельсинки, но не коренная. Не владеет манерой короткого разговора, подобно местным жителям, правильной интонации добивается напряженно (правда, образец фонограммы только семь минут). Юбка плиссе, свободная блузка, на шее небрежно повязанный шарфик. Одежда защитного стиля. Врет довольно успешно, судя по этому, и доходы приличны. Как она связана с „Фак-Системс"? Выясни. Интересная особа, доп. наблюдения на следующих просмотрах. Звякни ей в неподходящий момент».
