— Компьютерами интересуешься? — спросил он тогда, чтобы как-то оживить разговор.
И сын засыпал терминами, стал рассказывать о том, что сам пишет программы.
— Эта машина позволяет и с иллюстрациями работать, мне папа недавно купил, — непринужденно обронил он и тут же сам спохватился, посмотрел со страхом. — То есть Ярослав Михайлович.
— Да ты не переживай. — Николай положил ладонь на узенькое плечо. — Если хочешь, называй его папой, я понимаю.
— Ты не обижайся, пап, я уже привык, ведь бывает же у человека два папы, правда? — Щеки сына покрыл пятнистый румянец. Совсем такой же, как у него самого в детстве.
Потом они посидели с женой в просторной желто-синей кухне. Она предложила выпить, он отказался. Поговорили о ничего не значащих вещах — общих знакомых, погоде… О его жизни она не спрашивала, ему про нее все было понятно.
— Ты, Коля, конечно, можешь приезжать, общаться с Димкой, я не против, — тоном, из которого было совершенно ясно, что ей эта идея не нравится, сказала она. — Только звони всегда предварительно, чтобы я была готова, да и Ярослав чтобы знал. Не хочу ничего делать за его спиной. А потом дочка родится, нам будет немного не до визитеров, ты же понимаешь…
— Ты уже знаешь, что дочка? — спросил он, чтобы не спросить чего-нибудь невпопад.
— Да, УЗИ делала, врач говорит — дочка, — счастливо разулыбалась Галина.
К метро он шел, яростно размахивая полупустой сумкой так, что чуть не сшиб какую-то старушку. Извинился, сделал бессмысленный крюк по незнакомым улицам, долго сидел в каком-то сквере, пытаясь справиться со своими чувствами.
Получилось, что у него теперь нет не только жены, которая еще четыре года назад, когда он вернулся из очередной командировки, объявила, что встретила другого, что ей это все чертовски надоело, что она хочет нормальной, обеспеченной, спокойной жизни, как у всех… Теперь у него отняли и сына, его Димку, которого он так ждал когда-то, фотография которого всегда была в нагрудном кармане — белоголовый, широко улыбающийся малыш с распахнутыми глазами…
Ему не приходили в голову обычные горькие мысли, которые после хорошо принятого «на грудь» бесят всех мужиков на войне: «Мы тут кровь проливаем, а они там…» Он знал Галину — она никогда не стала бы обманывать, «гулять» в его отсутствие. Просто встретила достойного человека и все решила сама. А его поставила перед фактом.
С самого начала, когда он, зеленый младший лейтенантик, встретил веселую спортивную девчушку с коротко остриженными темными волосами и смешливыми глазами, они договорились: всегда быть честными друг с другом. И если их великая неземная любовь пройдет, тот, кто поймет это первым, первым же и скажет… Тогда они были уверены, что их красивый договор никогда не вступит в силу, потому что такая любовь не проходит, не умирает.
Она и не стала лгать. Сказала, как отрезала: любовь не может ждать вечно — жизнь и без того коротка, чтобы бездарно ждать годы, да и ждать-то неизвестно чего… Она всегда была реалисткой, Галина…
Катя проснулась от веселого повизгивания Жука и детского голоса, который приговаривал:
— Хороший песик, хороший!
Накинула халатик, выскочила на крылечко. Незнакомая девочка лет шести с двумя толстыми короткими косичками гладила Жука по пыльной шерсти, тот блаженно щурился.
— Девочка, ты чья? — весело спросила Катя, так ей понравились серьезная толстощекая физиономия и уверенный вид девчонки.
Та подняла на Катю серые глаза и важно сказала:
— Я Колпакова Оля. А вы — тетя Катя?
В этот момент в распахнутую калитку въехала прогулочная коляска с таким же толстощеким мальчуганом лет двух. Ее везла молодая женщина, про каких принято говорить «цветущая» — пышущая здоровьем, не худая и не толстая, с открытым улыбающимся лицом.
— Ленка! — крикнула Катя. — Так это твоя Оля Колпакова? — Она спрыгнула с крылечка и обхватила гостью.
— Ну моя, а чья же? — Оставив коляску, Лена бросилась в объятия подруги. — Сто лет прошло, а ты совсем не меняешься, не толстеешь! — с оттенком зависти говорила она. — А меня видишь как после этих короедиков разнесло!
С Леной они дружили столько, сколько Катя помнила себя. Сначала маленькая серьезная девочка приходила к ней, когда Катю надолго оставляли у бабушки. Потом она помнила Лену тоненькой и такой же серьезной бабушкиной ученицей, которая тем не менее всегда готова была на самые рискованные приключения и каверзы, за которые им и попадало двоим. Потом Лена превратилась в красивую целеустремленную девушку, которая сама хотела стать педагогом, училась в институте, но на третьем курсе внезапно вышла замуж за свою первую любовь — Вовку Колпакова. И как только он закончил пограничное училище, уехала с ним в тьмутаракань — Дальневосточный пограничный округ. Они изредка переписывались, но не виделись семь лет, за которые Лена успела дважды стать мамой.
— Ты как, надолго? В отпуск или насовсем? — Катя теребила подругу, засыпая ее вопросами. — А папа ваш приехал или вы одни?
— Папа приехал, — важно сообщила Оля, пока Лена переводила дух. — И уехал на рыбалку с дедушкой.
— Я же в позапрошлом году приезжала с Олюшкой. — Лена грустно кивнула на старшую дочку. — Тебя не застала, а Екатерину Васильевну навещала. А в этом году видишь как… На похороны не успели.
— Да, похоронили бабушку, одна я теперь осталась из всех. — Катя покачала головой, взяла Олю за руку. — Ну, пойдемте в дом, будем чай пить, я же только встала, а вы ранние пташки. Наговоримся, все-все мне расскажете…
Марианна торопливо вышла из дома, нервно метя хвостом. Она не любила и побаивалась маленьких детей — от них можно было ждать всяческих неприятностей.
Жук в позе верного оруженосца сидел перед самым крылечком, втайне рассчитывая на угощение по случаю прихода гостей.
— Сидишь ждешь, — иронично промурлыкала Марианна. — Не жди, это тебе не Бабушка, чтобы конфетками разбрасываться. Внучка и сама сладкого не ест, и тебе не даст.
— Почему это? — обиделся Жук. — Завтракать все равно пора.
— По-научному собак вообще один раз в сутки кормят, — равнодушно заявила Марианна. — Это ты тут разъелся на дармовых харчах. Непонятно вообще, за что тебя кормили столько лет, какой от тебя прок?
— Как это какой! — взвился Жук. — Я всегда! На посту сижу, извещаю, если кто пришел, за порядком слежу. Это ты зачем в доме, раз мышей не ешь, непонятно! Графиня Мурсаро!
— Монсоро, балбес, а не Мурсаро, — хмыкнула Марианна. — Не гавкай, не привлекай лишнего внимания. Нам с тобой о деле надо думать, а не лаяться.
— Так что можешь на меня рассчитывать, Катюш, я сестру Наташку приведу, еще кого-нибудь из девчат. — Лена усаживала Никитку в коляску, тот сосредоточенно долбил совочком по подлокотнику. — Короедиков маме оставлю, помогу тебе и приготовить, и столы накрыть. Сама знаешь — на девять дней народу меньше придет, чем на похороны, зачем тебе на кафе деньги тратить, дома все сами сделаем.
Катя благодарно кивала — предстоящие девятидневные поминки еще вчера были для нее серьезной проблемой. Но Лена умела легко превращать самые серьезные проблемы в обыденные дела — это ее свойство Катю всегда восхищало.
— Ну, мы пошли, до завтра! — Лена весело покатила коляску, Оля все с тем же важным видом шла рядом. Никитка, перевалясь через подлокотник и рискуя вывалиться из коляски, махал ручкой, пока был виден.
…Поминки шли тихо, сидящие за столом чинно ели, произносили добрые слова в память Екатерины Васильевны. Большинство из них Катя не знала, кое в ком узнавала дальних бабушкиных или дедушкиных родственников. Многих ей на ухо называла Лена, которая успевала и следить за столом, и командовать подругами. А те бесшумно меняли блюда, ставили чистые тарелки, раскладывали закуски.
— Николай Евграфыч, новый директор школы, — шептала Лена, глазами указывая на маленького благообразного мужчину в криво повязанном галстуке. — Он историк, вел у нас уроки, а теперь в начальство выбился… Марина Геннадьевна, математичка, вредина ужасная, но математику преподает так, что репетиторов не надо… А это тетя Глаша с Первомайской, Катерина Васильевна у нее молоко брала…
Люди выпивали положенные три стопки, вежливо прощались, на их место садились новые. Пришел инвалид Барыбин, долго что-то бубнил в коридоре, от него сильно пахло перегаром и грязной одеждой. Но Лена и тут оказалась на уровне — назвала Петром Сергеевичем, извинилась, что за столом нет свободных мест, вежливо проводила на кухню, налила полстакана водки, дала закусить… Катя смотрела на подругу и поражалась — как у нее все ловко, правильно и необидно получается.
Николай сел за стол во вторую смену, не ел, молча выпил стопку, время от времени издалека смотрел на Катю.
