— Послушай, я как-то занимался темой, связанной с преследованием, и усвоил кое-какие психологические хитрости. Я изложу несколько теорий.
— Давай.
— Первая верна в том случае, если у тебя есть что-то, что ей нужно, и это ставит тебя под угрозу.
— Ей нужно все, что у меня есть, — вздохнула я.
Люк стал записывать.
— Она стремится заставить тебя страдать. Бессмысленная, но очень сосредоточенная месть.
— Это уж точно, — угрюмо признала я.
— Что она может иметь против тебя?
— Ничего! — воскликнула я. — Я ничего ей не сделала, только оглянулась один раз.
— Оглянулась?
Когда я вспоминала тот день, я снова могла ощутить жар от солнца на своем лице и ее пристальный взгляд.
Я ехала в одном автобусе, а она — в другом, и она уставилась на меня в окно, очень пристально. И потом началось все это.
— Но ты же не станешь делать что-то подобное просто из-за взгляда в окно.
— А она стала.
Люк поскреб подбородок.
— Хм. Она всеми силами пытается узнать о тебе все, что, очевидно, ей важно. Это дает ей преимущество, а тебя делает уязвимой. И это доказывает, что ее действия тщательно спланированы и она потратила немало времени и усилий.
— Видно, у нее не такая уж бурная светская жизнь, — заметила я саркастически.
— У всех преследователей комплекс власти. Они хотят иметь контроль над тобой.
— И манипулировать. Она пытается играть в какие-то игры.
— Замечательно, — похвалил Люк, и я была до смешного довольна.
Он нарисовал цепочку стрелок, связав все пункты вместе в виде круга.
— Все это опять восходит к моей теории, что эта… Женевьева… откуда-то тебя знает и…
— Это невозможно, — перебила я.
— Или же, — продолжал он, — она зациклилась на тебе, потому что уверена, что между вами что-то произошло, и в этом случае она просто обозналась.
— Она никак не могла спутать меня с кем-то другим, — медленно произнесла я. — Она знает слишком много личного обо мне.
Люк присел у доски и стал вертеть в руках пресс-папье.
— Она может оказаться и просто полоумной, которая все выдумала и недолюбливает тебя без какой бы то ни было причины.
— Это очень плохо, — ответила я. — Потому что, если такая идея застряла в ее голове, никакими доказательствами этого не рассеять, и мне уже не удастся договориться с ней.
— Кэт, хочешь совета?
— Конечно же хочу.
— Пока все это происходит, тебе придется быть храброй и выдержать все, что она предпримет против тебя. Не показывай своих чувств, потому что она только и стремится создать максимальное напряжение.
Я поморщилась.
— Значит, проглатывать все это, все нападки и прочее?
— Играй в свою собственную игру и будь благоразумной, спокойной и вежливой. Это будет бесить ее больше всего.
Я задумалась на секунду.
— Предположим, это сработает. Она так хочет достать меня… а я буду изображать, что у нее ничего не выходит.
— И пообещай мне, что не будешь зацикливаться на этих ведьминских глупостях. Если она заставит тебя поверить, что обладает сверхъестественными силами, ты даже не будешь пытаться остановить ее. А она обычная девушка, мерзкая, но тем не менее обычная, и мы победим ее логикой и хитростью, только и всего.
— Логикой и хитростью, — повторила я.
Люк одобряюще показал мне большой палец.
— И вот еще на десерт. Она много о тебе знает, а ты не знаешь о ней ничего, так что теперь наш черед.
— Что ты задумал?
Он постучал себя по носу.
— Журналист никогда не станет раскрывать свои источники! Но я же пообещал, что всегда буду с тобой.
Я жалко улыбнулась. Когда Люк учился в одиннадцатом классе, а я в седьмом, он не дал меня задирать и пообещал, что я всегда могу на него рассчитывать. Этого обещания он никогда не забывал.
— Самое странное в этом, Люк, то, что я совсем не из тех девушек, которым обычно завидуют. Я такая заурядная.
— Не стоит себя недооценивать, — мимоходом перебил он. — Я лично считаю, что ты особенная.
Я никак не ожидала такого комплимента и вытаращила глаза, но он тут же засунул в рот палец и изобразил, будто его рвет.
— В то время как Женевьева, — продолжала я, — может буквально осветить собой комнату, в которой находится. Она обладает харизмой, уверенностью в себе, магнетизмом. Как эти качества ни назови, у нее их полно.
Люк взял меня за руку, успокаивая. Его ладони были теплыми и надежными, но на удивление жесткими.
— Папа втянул меня в строительные работы по дому, — объяснил он, покосившись на свою руку. — И оказался настоящим рабовладельцем.
Мне не хотелось уходить, но Люк взял ключи от своей машины и стал нетерпеливо ими позвякивать. Я осторожно встала и взялась за спинку стула, потому что пространство вокруг слегка накренилось.
— А как же Лаура? — с интересом спросила я. — Она только недавно начала приглашать тебя домой, а ты исчезаешь по каким-то сомнительным делам для меня.
— Она все поймет, я уверен. Будь осторожна, Кэт.
Я вернулась домой, чувствуя себя увереннее. Люк доказал мне, что из этой ситуации можно найти выход. Я буду бороться за то, что принадлежит мне, и больше не попадусь в ловушку. Я приняла таблетки от мигрени и ушла к себе поработать над новыми набросками. Моя доска специально стояла развернутая к нашему саду, который представлял собой небольшой клочок земли с неаккуратной травой и разросшимися кустами, но он все же мог вдохновлять меня. Рваные, расплывчатые облака напомнили мне обломки после кораблекрушения, а следы самолетов были похожи на два перекрещенных копья.
Я как раз придумывала новый орнамент, когда в комнате потемнело и словно ниоткуда появилась птица. Она села на краю карниза и стала смотреть прямо на меня. Похоже, это был ворон — угольно-черный, с большими крыльями и глазками-бусинками. Он несколько раз клюнул стекло и потом как будто упал вниз. Я сломя голову побежала на улицу, думая, что если он ранен, то может стать добычей Джеммы. Но в саду на земле осталось только большое хвостовое перо. Я подняла его и пропустила сквозь пальцы. Оно было глянцево-блестящим. Я поежилась и выбросила его в мусорную корзину.
Внезапно мне захотелось взять кулон и тоже выбросить его. Странно, почему я не сделала этого раньше.
Настроение резко упало, когда я залезла в сумку и обнаружила, что исчез мой брелок для ключей.
В нем была фотография Мерлина, без сомнения, одно из самых ценных моих сокровищ. Когда все высыпалось из сумки в туалете, его никак нельзя было не заметить на полу. В голову закралась непрошеная мысль, что Женевьева могла украсть его. Уже ближе к ночи я поняла, что за весь день никто так и не позвонил, чтобы узнать, что со мной стряслось.
Перед обедом у меня появилась возможность встретиться с Ханной и Нэт. Я проскользнула к их столу в кафетерии. Мои глаза были все еще красными и воспаленными после вчерашнего, и хотя это вышло ненарочно, я гордилась собой так, будто мое выступление достойно «Оскара».
— Вы позволите мне объяснить? — начала я, пододвигая себе стул. Они обе выглядели сбитыми с толку и смущенными и держались подчеркнуто неприветливо. Я запиналась, что тоже не было уловкой: я на самом деле нервничала. — Я… Я должна была рассказать, какие неприятности творятся у меня дома. Я просто уже не справляюсь и действительно стала несдержанной и странной.
По моей щеке скатилась слеза и упала на страшненький пластиковый стол. За ней последовали другие, и я вытерла лицо ладонью.
Реакция была немедленной. Девушки придвинулись и обняли меня с обеих сторон.
— Почему ты не рассказала нам? — воскликнула Ханна. — Мы могли бы помочь.
— Мы знали, что ты очень расстроена, — добавила Нэт. — Ты уже так долго держалась, рано или поздно тебя должно было все достать.
Наше объятие длилось до тех пор, пока я сама не попыталась высвободиться.
— Мама согласилась принять помощь врачей, поговорить и попробовать психологические консультации.
Нэт похлопывала меня по руке, пока та не стала болеть.
— Это же просто здорово! Пойду куплю тебе двойной латте с шоколадной крошкой, и отпразднуем.
— Я не заслуживаю вас двоих, — похлюпала я еще немного. — Спасибо, что вы меня так понимаете.
— Для этого и существуют друзья, — объявила Ханна, и как раз в этот момент в дверь вошла Женевьева. Наши взгляды встретились, и время будто замерло. Она попыталась придать своей физиономии подходящее выражение, когда увидела наши счастливые, улыбающиеся лица, но ей это не удалось. Я могла видеть, как в ней борются ярость и недоверие. Она направилась к нам, пытаясь улыбнуться, но ее улыбка больше напоминала оскал.
Вот теперь настал мой звездный час. Я встала, вытерла слезы и пошла прямо к ней. Когда я заключила ее в объятия, она тут же попыталась отпрянуть, но я не отпускала, безжалостно наслаждаясь ее замешательством. Теперь мы были словно сплетены в странноватом симбиозе, и я почти могла почувствовать, как часть ее крови пульсирует у меня в венах.
