– Что это за срезы? Кто их готовил? Разве можно дать правильное заключение на основании такой мазни? – И он с возмущением швырнул злополучное стекло на стол.
Старший лаборант, взяв стекло, поглядел его на свет.
– Срезы так толсты, что из них впору бутерброды делать, – негодовал Пирсон, просматривая одно стекло за другим.
– Хорошо, я проверю микротом. В последнее время он действительно что-то барахлит, – недовольно согласился Баннистер. – Мне это унести обратно? – спросил он, указывая на стекла.
– Нет, не надо. Придется работать с тем, что есть. – Старик уже немного поостыл. – Только наведите наконец порядок в лаборатории гистологии, Баннистер.
– Если бы меня не загружали всякой ерундой, – ворчливо огрызнулся Баннистер, направляясь к двери.
– Ладно, ладно, я все это уже слышал, – буркнул ему вдогонку Пирсон.
Не успел Баннистер закрыть дверь, как в нее кто-то легонько постучался, и на пороге появился доктор Дорнбергер.
– Можно к вам, Джо?
– Разумеется, – с улыбкой ответил Пирсон. – Решили расширить свой кругозор, Чарли? Акушер вежливо кивнул Макнилу.
– Мы с вами условились встретиться сегодня, Джо, разве вы забыли?
– Признаться, совсем забыл. – Пирсон отодвинул папку с очередной партией стекол. – Сколько случаев у нас еще осталось, Макнил?
– Восемь.
– На этом пока остановимся.
Макнил стал собирать готовые материалы со стола. Дорнбергер, неторопливо набивая трубку, обвел взглядом неуютный зал отделения.
– Как у вас здесь сыро, – сказал он, поежившись. – Того и гляди схватишь простуду.
– Да, тут полно вирусов гриппа. Мы их специально выращиваем для непрошеных гостей, – шутливо заметил Пирсон и добродушно рассмеялся. А затем, подождав, когда за Макнилом закрылась дверь, спросил:
– В чем дело, Чарли? Дорнбергер решил прямо перейти к делу:
– Я вроде делегата, Джо.
– Что случилось? Неприятности? – Глаза их встретились.
– Все зависит от того, как вы на это посмотрите, Джо, – тихо сказал Дорнбергер. – Речь идет о том, чтобы дать вам помощника.
Дорнбергер ожидал взрыва негодования, но Пирсон принял все удивительно спокойно.
– Даже если я буду возражать? – медленно, словно раздумывая, спросил он.
– Да, Джо. – Дорнбергер решил, что Пирсону лучше знать всю правду.
– Без О'Доннела, разумеется, здесь не обошлось? – не без горечи сказал Пирсон.
– Дело не только в нем, Джо.
– Как мне поступить, Чарли? – спросил вдруг Пирсон. Это была уже просьба о совете, с которой он обращался к старому другу.
Дорнбергер положил трубку, которую так и не успел раскурить, в пепельницу.
– Боюсь, у вас нет выбора, Джо. Ваше отделение слишком задерживает заключения, вы это сами знаете. И еще другие моменты.
Сказав это, он испугался, подумав, что позволил себе слишком много, – теперь бури не миновать. Но Пирсон по-прежнему, по крайней мере внешне, оставался спокойным.
– Да, здесь не мешает кое в чем навести порядок, – согласился он. – Но я мог бы сделать это сам.
“Прошло”, – с облегчением подумал Дорнбергер.
– Вот теперь вы этим и займетесь, Джо, когда у вас появится помощник. – И почти небрежным жестом вынул из кармана карточку с данными нового кандидата.
– Что это? – спросил Пирсон.
– Пока еще ничего не решено. Просто Томаселли подобрал несколько кандидатур. Если интересно, взгляните.
– Да, они время даром не теряют, – промолвил Пирсон, беря карточку.
Пробежав ее глазами, он вслух прочел:
– “Дэвид Коулмен”. – А затем тихо добавил:
– Тридцать один год. – В голосе его были горечь и растерянность.
Был час обеденного перерыва для медперсонала больницы, и кафетерий был переполнен. Диетсестра миссис Строуган внимательно следила за работой тех, кто стоял на раздаче блюд. Сегодня меню было довольно разнообразным, но она заметила, что бараньи отбивные почему-то не идут. Надо будет самой попробовать. Возможно, мясо жестковато. Она знала, как бывает в таких случаях: стоит одному попробовать, как все уже потом избегают брать неудачное блюдо. Вдруг взгляд миссис Строуган остановился на стопке чистых тарелок. Что это? На верхней явные следы остатков пищи. Она быстро сняла тарелку. Опять посуда плохо вымыта. Нет, пора категорически поставить вопрос перед администрацией о замене посудомоечных аппаратов. Так больше продолжаться не может.
В зале кафетерия было шумно, слышались громкие голоса, смех. За столиком обедающие врачи и медсестры обменивались шутками и новостями. Кто-то шумно поздравлял рентгенолога Белла, в восьмой раз ставшего отцом.
– Подумайте только, восемь Беллов Целый оркестр. Когда же это случилось?
– Сегодня утром, – принимал поздравления Ральф Белл. Люси Грэйнджер тоже поздравила счастливого отца, справилась о здоровье матери и младенца, а затем, улучив минутку, сказала рентгенологу:
– Ральф, я тебе направляю сегодня одну мою больную. Это Вивьен Лоубартон, она учится в нашей школе медсестер.
– А что с ней, Люси? – сразу посерьезнев, спросил Белл.
– Сделай снимок левого колена. Опухоль, и она мне не нравится.
Вернувшись в свой кабинет, доктор Дорнбергер позвонил О'Доннелу и сообщил ему результаты своей встречи с Джо Пирсоном.
– Думаю, Кент, что если доктор.., как его там… Коулмен приедет, Джо, пожалуй, готов побеседовать с ним. Но мне думается, впредь Джо должен быть полностью в курсе всего, что касается его отделения.
– Спасибо, Чарли.
Затем доктор Дорнбергер набрал еще один номер. Он позвонил некой миссис Джон Александер, которая, судя по записям, оставленным медсестрой, звонила в его отсутствие. Он условился, что на следующей неделе миссис Александер зайдет к нему в его приемные часы в городе.
Пока доктор Дорнбергер беседовал с миссис Джон Александер, ее муж получал свою первую взбучку от Пирсона. А произошло это так. Как только Баннистер вернул в лабораторию серологии, где работал Джон Александер, забракованные Пирсоном предметные стекла и стал обвинять лаборантов в нерадивости, Александер вступился за них:
– Знаете, Карл, они не виноваты. Они слишком перегружены работой.
– Мы все перегружены, – огрызнулся Баннистер.
– Пора что-то сделать. Существует столько новой аппаратуры, а мы здесь все делаем вручную.
– Ну, об этом бесполезно говорить. Как только вопрос касается денег, можете не стараться – ничего не получится.
Лаборант Александер не стал больше спорить, но про себя решил, что при первом удобном случае сам поговорит с доктором Пирсоном.
В этот же день случай представился. Ему понадобилось подписать несколько заключений, и он спустился в кабинет патологоанатома. Он застал его за разбором почты и прочих поднакопившихся бумаг. Взглянув на Александера, Пирсон знаком велел ему положить заключения на стол и снова углубился в бумаги. Но Александер не спешил уходить.
– В чем дело? – подняв недовольный взгляд, резко спросил Пирсон. – Да, да, в чем дело?
– Доктор Пирсон, у меня есть кое-какие предложения, они касаются работы лаборатории. Я хотел бы изложить их вам.
– Именно сейчас?
Тот, кто хорошо знал Пирсона, на этом бы закончил все попытки, но неискушенный Александер тут же стал выкладывать свои соображения относительно того, как им необходимо купить новую аппаратуру для лаборатории серологии.
– Она стоит денег, – раздраженно оборвал его Пирсон.
– Знаю, сэр, но мы работаем вручную, задерживаем анализы, качество их плохое…
Старик даже встал со стула. Александеру бы остановиться, но он продолжал горячо убеждать патологоанатома, как им необходима современная аппаратура, насколько она облегчит труд лаборантов, повысит качество работы отделения. Он сам видел эти прекрасные машины, они делают отличные срезы… Это было уже слишком.
– Довольно! – почти заорал Пирсон, выведенный из себя подобной дерзостью. Он вышел из-за стола и стоял теперь перед Александером. – Запомните раз и навсегда: я главный патологоанатом больницы, и я руковожу этим отделением. Я не против предложений, если они разумны, но советую вам не переходить границы. Понятно?
Обескураженный и расстроенный, Александер вернулся в лабораторию.
Майк Седдонс весь день буквально заставлял себя сосредоточиться на работе. Во время вскрытия Макнил даже сделал ему замечание:
– Вы отхватите себе кусок пальца, Седдонс, если будете так рассеянны.
Мысли его были заняты Вивьен. Почему он так много думает о ней? Хорошенькая, желанная, но ведь Майк Седдонс не желторотый юнец. Девушек он знает. Но в ней есть что-то, что непонятным образом пленило его.
Вернувшись после занятий в общежитие, Вивьен нашла записку Майка. Он просил ее встретиться с ним на четвертом этаже главного здания больницы, у отделения педиатрии, в 9.45 вечера. Вначале она решила, что не пойдет, – как, в случае чего, она объяснит свое пребывание там в столь неурочный час? Но вдруг почувствовала, что ей хочется видеть Майка.
