Только жене, как самому близкому человеку, да и отцу он вкратце рассказал о случившемся. В его квартиру вошли четверо в штатском, предъявили ордер на обыск и арест, отвезли в тюрьму и целые стуки под перекрестным огнем вели допрос, ознакомили его с такими деталями его деятельности, и даже личной жизни, что он, и так страшно трусивший, был просто в трансе. В первые сутки с ним вели очень вежливый разговор, ни в чем не отказывали, только спать не давали. Его оставили одного, и он повалился прямо на стол, но сон не шел – он был в нервном шоке. Когда через несколько часов группа допроса вернулась, он сходу предложил – любую сумму. Ему назвали полмиллиона рублей. Албаст в отчаянии схватился за голову, крича, что таких денег в жизни не видывал.
– Тогда продолжим ознакомление с вашим досье, – сказал сухо один из присутствующих.
– Нет. Я согласен! – воскликнул Докуев.
После этого для порядка и дабы не нарушать Устав, Докуева нещадно и умело избили и, заставив подписать какие-то бумаги, дали отлежаться ночь, а наутро искупали, приодели, провели с завязанны-ми глазами по длинному вонючему коридору и на машине довезли до подъезда. Обозначив срок и условия передачи денег, попрощались.
Докуевы понимают: операция проводилась на самом высоком уровне, и по большому счету он легко отделался, ибо по стране идут показательные процессы над взяточниками и казнокрадами всех мас-тей. Понимают они и то, что сброс первоначальной информации шел из Грозного и повинен в этом скорее всего Цыбулько, а Самбиев вы-ступил как исполнитель, но исполнитель рьяный, услужливый.
С уполномоченным из Москвы разбираться, мстить – опасно, хоть Докуевы и рвутся с расплатой; его должность по совету и указа-нию Ясуева упраздняют. Сам Цыбулько только рад такому решению и уехав, исчезает из поля зрения и из памяти Докуевых. А вот Самби-ев Арзо? Как с ним быть? Предлагаются различные варианты вплоть до физического уничтожения обоих братьев. Меж самими Докуевыми нет дружбы и сплоченности, и они сами себя боятся, вдруг кто «рас-колется» – и тогда месть от родственников, да и дело может всплыть – тогда тюрьмой пахнет, к тому же Арзо с Букаевыми сватается, а это тоже сила немалая. Для разведки или простого зондажа посылают к Арзо Мараби. В ответ – никакого чувства вины, никаких извинений и тем более страха, только надменность и даже угрозы.
С юности Албаст патологически боится Самбиевых и, если че-стно, хочет все позабыть, как кошмарный сон. Однако младший До-куев никак не угомонится, он с милицейской непосредственностью предлагает различные варианты возмездия: все они коварны, жесто-ки, и главное, претворяются в жизнь чужими руками. У Анасби к Ар-зо свои счеты, и связаны они с Поллой.
Имея столь противоположные взгляды, братья Докуевы так и не пришли бы к общему мнению, тем более что у них с возрастом поя-вилась взаимная неприязнь, зависть, непонимание и даже отторже-ние. Но меж ними стоит, как связующее звено, умудренный жизнью отец. Он знает, что такие вещи прощать нельзя, что Самбиевы из раз-ряда потенциальных врагов перешли в явное противодействие, и они наверняка догадываются о роли Докуевых в их судьбе. Теперь они чуть окрылились и нанесли такой сокрушительный удар, а что будет позже? «Нет, их надо изничтожить, – думает Домба, – или хотя бы так оглушить, низвести, чтоб они еще долго не могли прийти в себя». Конечно, лучше бы сразу использовать предложение Анасби и навсе-гда от них избавиться, но кому это поручить? Если доверить тому же Анасби, то он постоянно в загуле, где-то по пьянке проболтается или хвастанет, тогда возмездия не миновать. Нет, есть другие, может, не такие кардинальные, но не менее эффективные способы, к тому же зачем грех лишний раз на себя брать? И надо действовать также, как Арзо: собрать на него компромат и вначале тряхануть, а потом заса-дить в тюрьму.
Самбиев несколько лет работал старшим экономистом в колхо-зе, каждый день подписывал сотни нарядов, и пусть он взятки не брал, но нарушения допускались, а при скрупулезном подходе к делу каждому человеку можно что угодно «пришить».
За вознаграждение быстро нашлись пособники и путеводители этого дела. Пожизненный главный бухгалтер колхоза – Хацоев – он за деньги и мать родную продаст (жалко что не жива) – так он за одну тысячу все грехи тех времен рассказывает, документы подыскивает, два рядовых бухгалтера, не зная сути дела, сутками работают над ар-хивными нарядами.
По указке того же Хацоева, обратились к персоне бывшего сек-ретаря парткома колхоза – некого Шамилева, – ныне околачивающе-гося в профсоюзе, человека окончательно падшего, спившегося. Этот и за бутылку водки все расскажет и готов даже в суде дать «досто-верные» показания.
Словом, не так как Докуевым хотелось бы, но дело фабрикует-ся: кое-что находится, кое-что выдумывается, кое-что просто так на-вешивается, а в целом, материал для возбуждения уголовного дела набирается. Правда, есть некоторые загвоздки: Самбиев был не пер-вый, не второй, и даже не третий человек в иерархии колхоза, ответ-ственность на него одного не возложишь, и посему придется сочи-нять коллективное хищение, что по закону строже, а по претворению в жизнь – тяжелее. Но как говорится – «горела хата – горел сарай» – за компанию пусть и другим урок будет, а то завылуплялись все, за-горлапанились. Вон, тот же Шахидов, бывший председатель колхоза, ныне председатель районного АПО и потенциальный подельник Самбиева, на выдвижении Албаста кандидатом в депутаты как стал кричать, мол, он недостоин, нечестен и еще что-то в том же роде, так и дело все чуть не сгубил. Если бы все пустили на самотек, как рань-ше, без предварительной агитационной работы и пропаганды, то де-путатство не состоялось бы. И всему виной эти сумасбродные веяния демократии из Москвы. Народ прямо нюх потерял, совести нет, поза-были, чей хлеб едят, на кого работают, из-за кого живут?! Вот Лорса Самбиев чабанит в Калмыкии, так пусть и чабанит, и за собой и брат-ца своего везет (если вскоре не усадим за решетку), а то на чужой хлеб зарятся, на выстраданное, потом и кровью заработанное претен-дуют, перемен хотят, перестройкой грезят, о равенстве и революции мечтают… Нет! Пока он, Домба, жив – не бывать этому, по крайней мере, Самбиевых – вечных голодранцев – он на свое положенное им место посадит, а то распустились вконец. А виноваты в том его дети. Вырастил он их в парниковых условиях, вот и получается по древней чеченской пословице: кто в овчине рос – мужчиной стал, а кто в шел-ках кутался – тряпкой. Если бы его дети были достойными, не посмел бы Самбиев на них досье собирать, в крайнем случае предупредил бы или просто побоялся, а то посмел, и глазом не моргнул. Но ничего – Домба Докуев еще жив и полон сил. Он кардинально поменял образ жизни и будет жить долго, назло этим голодранцам, и в свое благо. Ко всем мероприятиям по укреплению здоровья ему рекомендовали еще одно – говорят очень важное – это плавание и парная. Для этого надо построить сауну с бассейном, и в этом нет проблем, да и не в чем их не было – жизненные невзгоды по сравнению с теми, что он пережил в свою бурную жизнь, – ничто. И тут надо же – откуда не ждал – подвох, и не просто подвох, а измена, воровство. Такую сум-му стащили – треть состояния уплыло. И если бы кто чужой, а то свой, к тому же кто-то из сыновей… Кто? Вот этого он не знает, му-чается.
Албаст с детства был «кладоискателем», что куда ни запрячешь – найдет, отыщет, утащит. Но он никогда не брал все сразу, а понем-ногу, завуалированно, согласно своим нуждам.
Но это было по молодости, а сейчас Албаст – взрослый мужчи-на, обеспеченный человек, и Домба уверен, что он даже богаче него. И тут после московского ареста Албаст просит у отца в долг триста тысяч (примерно столько и пропало). Кстати, теперь, когда дети по-взрослели, все денежные взаимоотношения в семье Докуевых (а дру-гих в принципе и нет) строятся строго на хозрасчете. И вот, когда Албаст попросил у отца помощи, Домба крайне удивился, как это у преуспевающего человека нет полмиллиона?
– Да откуда? – возмущается сын. – Наличные не держу, все в недвижимости, а ее в ликвидность превратить время надо… Да и рас-ходы у нас немереные.
– Да, жена твоя раз надеванное больше не носит, – подсказыва-ет Домба, – да и ты как франт ходишь… Ну ладно, сколько ты про-сишь – нет, а половиной этого помогу… Только смотри, в течение по-лугода верни, ну и про процент не забудь.
Тогда Домба еще не знал о пропаже, а то бы так не расщедрил-ся, и теперь все мучается, гадает, и все-таки ему кажется, что нынеш-ний Албаст такого сделать не смог бы, да и реакция его на ужасную новость о пропаже была, по мнению отца, откровенно вопиющей, участливо-подавленной, вплоть до того, что Албаст много раз воз-вращался к этой теме, строил свои догадки и без спроса отца налетел с подозрениями к Анасби, чем расстроил процесс планомерного до-проса Домбы.
А что же Анасби? Анасби – особый фрукт. Он в детстве и юно-сти никогда ничего не крал – у него не было в этом надобности. Все, что он хотел и не хотел, у него было. Всеобщий любимец, младший сын чеченских нуворишей жил в достатке, если не в роскоши. В от-личие от Албаста, сухопарый, смуглявый, неброский, даже некази-стый; и еще одно отличие – не трус, порой дерзкий. Пожалуй, по-следнее свойство – не наследственный дар (если не от матери), а при-обретенный за спиной резко обогатившихся родителей.
