– Она маленькая девочка. Маленькая, маленькая, крошечная девочка, которую чуть не убил этот урод…
– Мы все солдаты на этой войне. И ты, и я, и она. Неужели я должна говорить это – тебе?! Иди, Данек. Иди.
Он кивнул, распахнул дверь, зажмурился и шагнул. Как в пропасть…
Сонечка по-прежнему не спала, но была так слаба, что находилась на границе беспамятства, – ее веки дрогнули едва заметно, когда Майзель, опустившись рядом с ней на кровать, взял ее руку в свою.
– Ей нехорошо, – тихо, с беспокойством сказал он. – Она вся горит… Нужно позвать врача…
– Нам нужно улетать, как можно скорее. Здесь даже сделать ничего невозможно…
– Летающий госпиталь сядет через час. Еще час – пока реанимобиль доедет сюда. Час, полтора, – назад. И полет… В самолете есть все необходимое. Я распоряжусь…
Он попытался встать.
– Сидеть, – прошипела Елена, надавливая ему на плечо. – Не смей даже думать об этом… Полно вояк без тебя. Они все без тебя знают, их столько лет натаскивали, в том числе и ты сам… И Гонта здесь… Сиди. Ты нужен ей. Твоя сила нужна ей. Не смей отпускать ее, держи ее, держи…
Майзель вышел из палаты и увидел какого-то совершенно убитого парня, сидящего, опустив голову с коротко подстриженными ярко-соломенными волосами, чуть поодаль на кушетке. Майзель шагнул к нему:
– Ты Павел?
– Я, – парень посмотрел на Майзеля красными, полными слез глазами. – А ты…
– Я Майзель.
– Тот самый…
– Тот самый.
– Дракон, значит… – Павел с тоской смотрел на него снизу вверх. – Ну, ниче… Похож, в натуре… Че ж ты поздно-то так прилетел, бля?
Он протянул Жуковичу руку:
– Не нужно, Павел. То, что я себе… Не дай тебе Бог, малыш. А тебе я обязан.
– Да чего… – Павел засопел. И, поколебавшись, пожал протянутую руку.
– Гонта, – повернулся Майзель к Богушеку, продолжая сжимать руку Жуковича, – деньги у тебя…
Павел дико посмотрел на Майзеля:
– Да иди ты нахуй с деньгами со своими!!! – заорал он и выдернул ладонь. – Нахуй мне деньги твои не нужны, понял?!?
Майзель взял его за плечо и тряхнул так, что Жукович поперхнулся:
– Ты что, дурак?! Думаешь, я откупаюсь от тебя?! То, что ты для нас сделал, никакими деньгами не измерить. Никакими, Павел. А деньги возьми. Мы улетим сейчас, пока устаканится все, зубы на полку сложишь, – он взял протянутую Богушеком пачку банкнот и пихнул Павлу в карман. – И не пропадай, слышишь? К делу пристроим, только разгребем чуть это дерьмо. Обещаю.
Павел смотрел, на него, смотрел… Наверное, все же поверил. И сказал, вздохнув:
– Баба твоя – чистое золото, бля. Как она тут всех вокруг барышни строила – это пиздец. Вытащила ее…
– Спасибо тебе, Павел. Ты молодец.
– Да ну… – он махнул рукой, вздохнул опять горестно. И спросил вдруг: – А Лукадрищева ебнули уже?
– Нет, Павел.
– Че, судить, небось, собираетесь? – он скривился насмешливо. – Дал бы ты мне его минут на пять, Дракон, – у Павла на лбу надулись вены и заметались на щеках желваки. – Я бы эту суку ебучую так бы… Это же он приказал, гандон, сука, тварь, я знаю, это он приказал…
– Прекрати истерику, – снова тряхнул его Майзель. – Прекрати, Павел. Будь мужчиной.
– Нахуй все, – всхлипнул Павел. – Нахуй все, бля… Ты знаешь, че для меня Андреич… Они, хуесосы, думали, «ешка» бензиновая… Думали, взорвется нахуй… А ни хуя… Вот барышня и… Успел я, бля…
Он дернулся так, будто залпом выпил стакан зеленки, и посмотрел опять на Майзеля:
– Дай мне его, Дракон. На пять минут. На одну минуту дай. Я его разорву, суку, нахуй…
– Я не могу, Павел, – покачал головой Майзель. – Елена ему слово дала. В обмен на Сонечку и наших заложников…
Павел окаменел. И поднял на Майзеля глаза, спросил срывающимся шепотом:
– Какое… Какое, нахуй, слово?!
– Слово, что мы ему жизнь оставим. Он улетит сегодня, Паша.
– У… Куда улетит?!
– В Корею. К великому вождю Киму… И поверь, ему там…
Павел вдруг отшвырнул руку Майзеля со своего плеча и попятился:
– Нет. Ни хуя этого не будет.
– Павел, – Майзель поморщился, как от зубной боли.
– Ни хуя, – прошипел Жукович. – Это вы ему слово дали. Господа благородные… А я… Бог не фраер, он все видит. Понял, Дракон?! Бог не фраер. Вот те крест святой, хоть ты в нашего Христа и не веришь, – Павел быстро и не очень умело перекрестился.
– Слово надо держать, малыш. Иначе нельзя. Только так.
– Ну и держи. А я… Хуй он у меня улетит куда-нибудь, понятно?!?
И Жукович развернулся.
– Павел! Вернись!
Но Жукович, даже не обернувшись, в два прыжка преодолел отрезок коридора до двери пожарного выхода и повис на руках у подхвативших его «ночных дьяволов»:
– Пустите!!! Пустите, суки!!!
– Пустите его, – сказал Гонта.
Бойцы отпустили Павла, и он рванул вниз по лестнице, на улицу. Майзель развернулся к Богушеку:
– Да?
– Да брось ты, – махнул рукой Гонта. – Пусть побегает, остынет. Нормально все, в цвет. Что ты, запрешь его? Что он может?
– Я его не знаю.
– Брось, – с нажимом сказал Богушек. – Пацан какой-то, сопляк… Брось, Дракон. Иди к Елене, к малышке… я прослежу.
– Смотри не протухни, Гонта, – хмуро сказал Майзель. – Готовьте эвакуацию.
И вернулся в палату, тихо притворив за собой дверь. Подошел, опустился на табуретку рядом с Сонечкиной кроватью.
– Кто там кричал? – спросила Елена, повернувшись к нему.
– Павел.
– Господи… Бедный мальчик…
– Мы о нем позаботимся.
– Ах, Боже мой… Разве он думает об этом сейчас?! Он так привязался к ним… Господи, Данечку, как же это ужасно все…
– Как она?
– Все по-прежнему. Она слышит все, Данечку. Только говорить не может, ей тяжело…
– Укол. Она должна спать.
– Врач сказал, нельзя. Пусть будет пока… Что слышно про наших детей?
– В порядке наши дети, – усмехнулся Майзель. – Домой летят…
– Как вам удалось?!
– Это тебе удалось. Сначала тебе, жизнь моя. А потом уже нам. Вместе с тобой… Нам вместе все всегда удается, ангел мой. Или почти все…
– Все живы?!
– Даже эти оловянные солдатики, что их возили, и те живы, – Майзель усмехнулся. – Все хотят жить и заниматься любовью, дорогая…
– Я помню, – Елена дернула его легонько за ухо. – Ты тоже…
– Обязательно. Теперь и я – тоже…
Дверь открылась, показалась физиономия Гонты:
– Все готово, реанимобиль здесь, сопровождение, самолет ждет. Едем?
– Едем, – Майзель поднялся.
МИНСК, 20 МАЯ. ДОРОГА НА СМОЛЕВИЧИ. УТРО
Павел летел, выжимая из «шестерки» последние соки, по проселкам в сторону Смолевичей. Он догадался, что на трассе его сразу остановят у поста ГАИ – наверняка чехи там уже все перекрыли.
– Хуй ты у меня куда-нибудь улетишь, – рычал Павел, раскручивая тахометр до красной черты и заглушая этим рычанием натужный вой движка. – Хуй тебе в рот, сука, гандон, блядь, пидор гнойный, понял?! Мы десант, от нас не уйдешь, хуй тебе, сука! Все, пиздец подкрался незаметно! Нахуй ты у меня полетишь! Зажарю тебя, сука, блядь поганая!…
Взгляд его упал на телефон, который подпрыгивал на переднем сиденье, норовя улететь куда-нибудь. Павел схватил его и надавил кнопку быстрого набора номера Олеси.
Девушка ответила мгновенно:
– Алло! Пашенька! Алло!
– Олеська! – заорал Павел что было мочи. – Олеська, я Лукадрищева сейчас завалю! Я тебя люблю, Олеська!!!
– Пашенька! – закричала девушка. – Пашенька, где ты, Пашенька?!.
– Я уже! – продолжал орать Павел, уже видя замаячившие впереди постройки аэропорта. – Я сейчас! Не реви, дура, я тебя люблю!!!
И, кинув телефон и надавив на газ, снова заорал:
– Мы! З беларуских! Лясоў! Партызаны! Хуй ты у меня куда улетишь, блядь!
Олеся поняла, что Павел едет в аэропорт, – шестым чувством поняла. Схватив все деньги, что у нее были и сунув телефон в карман курточки, Олеся натянула кроссовки и, вылетев на улицу, бросилась к стоянке такси, к первой же машине:
– Дядечка, миленький!!! В аэропорт, пожалуйста, пожалуйста, скорее!!!
– Ты че?! Больная, что ли?! – удивился таксист. – Че случилось-то?!
– Дядечка, скорее!!! – Олеся заплакала. – Пожалуйста… Там… Там Пашенька…
– Ну, ясно, понял. Пашенька, – усмехнулся таксист. – Пятьдесят.
Олеся швырнула ему в лицо деньги – все банкноты до единой, так, что мужик едва успел среагировать, обежала машину и шлепнулась на переднее сиденье:
– Скорее, пожалуйста, скорее!!!
– Да ладно, успеем, никуда твой Пашенька не убежит, – усмехнулся дядька. – От бы за мной кто так побегал, е-мое…
Они вырулили на проспект. Таксист покрутил рукоятку настройки магнитолы:
– Че за хренотень? Все станции молчат, как воды в рот… Вроде и не профилактика сегодня…
– Это чехи, – всхлипывая, сказала Олеся. – Они здесь уже, началось…
– А ты откуда знаешь?! – вытаращив глаза на девушку, гаркнул таксист.
– Я знаю… Скорее, ради Бога, скорее!
