– Ален, ты чего? – Островская насупилась.
– Ничего, машину разбила.
– А… А сама?
– Сама в порядке.
Девицы упорхнули сплетничать и пить чаи.
Начальства не было. Кроме меня. Но меня тоже больше не было.
Подошла Вера, погладила меня по плечу:
– Держись, все будет хорошо!
Волкова приехала после обеда.
– Борисова, ко мне! – к ноге, надо было сказать. Я подняла на нее глаза…
Она тут же поправилась:
– Зайдите ко мне, Алена!
Молодец, а то я могу и укусить.
Потащилась к Волковой.
– Алена, всех отправляйте в отпуск на месяц! Объявляем технологический перерыв, – только сейчас я заметила, что она выглядит хуже меня. И одета в какую-то робу. Куда подевались корсеты Кавалли?
– А как же номер?
– Сентябрьского номера не будет. С завтрашнего дня все гуляют. Отпуск неоплачиваемый.
– Но, Аня…
– Алена, вопросов не надо сейчас! Все.
Я поднялась и пошла к двери, Аня бросила мне в спину:
– А вы, оказывается, умеете говорить по телевизору? Не ожидала от вас.
Редакция пережила эту новость относительно спокойно.
– Месяц отдыха от них за свой счет – это же бонус! – радовалась Вера.
– Понятно, у Волковой выкидыш очередной, – заметила Островская.
– Очередной? – удивилась я.
– Да, а ты не знала разве? На этот раз все шло хорошо, но, говорят, она узнала, что у Волкова серьезный роман, там скандал такой… Слушай, ну расскажи, он правда трахается как бог?
Я теперь хожу в темных очках. В метро, в магазине. Вчера две девочки в переходе на Чистых прудах догнали меня: «Вы из журнала Gloss? Очень похожи!» Я покачала головой и сбежала от них.
И теперь я сидела в самолете, как напыщенная дура, которая прячет свое убожество за оправой. Какая у меня? Ах да, Chanel.
Из кармашка кресла на меня смотрел логотип Gloss. Черт! Моя была идея – чтобы поднять тираж, засунуть его на борт самолетов. Взяли в чартерные. На обложке мы наклеили ярлык «Твой личный экземпляр. Возьми с собой!». Я не могла улететь от себя.
Тетка, сидевшая у окна, тут же вытянула журнал. Я поправила очки. Она медленно листала, читала рекламу. Я не хотела смотреть, но смотрела. Проклятая профессиональная привычка. Мужик разгадывал кроссворды.
– Смотри, Саш!
Тоже Саша.
– Смотри, что тут пишут! Ну и для кого это? Сама она, интересно, как живет?
Боже, это письмо редактора.
– Девушка, можно меня пересадить? – поймала я стюардессу. Тетка злобно воззрилась на меня. – Пожалуйста, все равно куда, я в хвосте могу…
Люди, вы тут ни при чем, мне просто надо пересесть куда-нибудь подальше от себя.
– Нет, к сожалению, самолет переполнен.
Я сдалась. Сиди и терпи. Жарко, как же нестерпимо жарко! Да уж, не персональный самолет Канторовича… Заткнись, дура, заткнись и умри!
Я достала термальную воду – гламур привил мне полезные привычки, которые сохранялись даже в экстремальной ситуации, – брызнула на лицо.
– Девушка! Такие вещи надо делать в туалете! Вы в глаза попали мне и мужу! Саша, ты чего молчишь?!
Дядя Саша был не против меня. Сопел, уткнувшись в кроссворд.
– Извините, пожалуйста. Это термальная вода, полезная. Хотите, я вам дам? Освежает, – я протянула ей баллон.
– Не надо нам! Вы ведите себя прилично! Нахалка какая! Тоже гламурная, да?
Там было про термальную воду, в моем письме редактора…
Отель назывался Kremlin Palace. В редакции никто не хотел выкупать этот непрестижный бартер. Никто не хотел жить в Грановитой палате, есть в соборе Василия Блаженного и купаться на Красной площади. А мне было все равно, и я забрала в отеле рекламы путевку. Да хоть на Лобном месте буду загорать!
Я улеглась, наконец, на шезлонг, скинула тапки.
Почти ничего с собой не взяла. Устала я от тряпок, от вещей, от логотипов, бессмысленного выпендрежа, втянутых животов и подведенных глаз. Шорты, несколько маек, сарафан. Но здесь все рябило от логотипов – футболки Прада, Гуччи, Кавалли, турецкие сумки Луи Виттон мозолили мне глаза.
Рядом со мной присел паренек. Турок.
– Ты из России? В час дня аэробика в бассейне. У нас там красивая команда. – Он прошвырнулся по мне глазами, отмечая недостатки впадины, ямки. И что тебе, малыш, в моем теле? Уйди. – Приходи. Ты очень красивая, секси!
Он поднялся, подтянул плавки с золотыми полосками. Гейдельман такие предсказывал. Я смотрела на его задницу, зачарованная этим 100-процентным попаданием. Парень оглянулся. Оскалил белоснежные зубы. Поджал ягодицы. Он шел по пляжу, поигрывая мышцей. Меня стошнит сейчас…
Обед, ужин, завтрак, обед, ужин, сон. Но сна не было. Я ворочалась во влажной духоте… И ночью, и при луне мне нет покоя. При огромной сытой накачанной турецкой луне. Я что-то машинально жевала, ничего не читала. Я ненавидела буквы, в виде кроссвордов, статей, слов – в любом виде. А цифр здесь не было. Сколько еще осталось – три дня? Слава богу. Но что хорошего ждет меня там? Череда букв, помноженных на цифры.
Мама звонила, я звонила маме. Несколько раз видела на экране следы Веры и Полозова, но не ответила. Иногда оставляла телефон в номере, думая так его подкупить – я не жду, а Саша раз и позвонит… Ага, как же.
– А что ты думаешь, и платят за пиар! Я знаю, у меня знакомая есть, в журнале «Лиза» работает.
– Да, она страшненькая, конечно. Я ее в передаче видела.
Рядом со мной болтали тетки – одна толстая, в панаме, другая – сухая, как головешка.
– Да нет, она ничего, – вступил мужской голос.
– Чего ничего? Тебе все ничего! Я в передаче видела с этой… как она называется? Марусек, Марусек, как зовут твою любимую ведущую, блондинку такую гламурненькую?
– Настя Ведерникова? – раздался тоненький детский голосок.
Я ахнула.
– Купаться пойдем? – загудел мужик.
– Подожди, сейчас! И что говорит знакомая?
– А то, что они там все лесбиянки. А это для имиджа. Так что вряд ли он с ней… Вообще, он, конечно, хорош, такой бычара…
– Я ее журнал Gloss в самолете читала. Как ее фамилия, Борисова?
Я резко вскинула голову, перед глазами поплыли кроваво-черные поп-артовские круги.
– Там она про платья какие-то писала. Я даже такую марку не знаю. Ля Валетта… А ля Рента… Марусек, так как называется платье, которое в журнале рекламировали? Она у нас все читает… Марусек!
– Мам, подожди, я вспоминаю!
– Платье называется Оскар де ла Рента! А вы могли бы говорить потише, вы здесь не одни! – повысила я голос, чтобы справиться с приступом головокружения.
– И мы отдыхаем, девушка! А если что-то не нравится, надо на даче сидеть! Так вот, моя знакомая, которая в «Лизе», говорит, что им там лицо подрисовывают. Этой Борисовой лет сорок пять. Они там с молодыми мальчиками, платят им, – продолжала панама.
– Да чего удивляться, девки сейчас сами себя подкладывают!
Маленькая девочка слушала это. Хоть бы ребенка постыдились!
Тетка мусолила в руках газету, тыкала мне пальцем в глаз. Никогда не прощу семейству Полозовых…
Я поднялась, восстала из пепла. Сейчас я вам дам!
– Дайте сюда газету!
– В чем дело, девушка?
– Сейчас увидите. Газету дайте! – Тетка ошарашенно смотрела на меня. Мужик протянул мне газету. Видимо, я выработала начальственный тон.
Я скомкала, смяла листок, кинула в мусорный бак.
– Девушка, в чем дело? – дядька угрожающе надвинулся на меня.
Я сняла очки. И что делать, драться с ними?
– Вы меня обсуждаете, понятно?! Меня! Моя фамилия Борисова.
Пауза. Еще несколько голов поднялось с лежаков. Я не подумала, как буду теперь жить в этом отеле. Да наплевать! Всего три дня. Будут потом всем рассказывать, что видели звезду.
– Ты чо, дура?! С ума сошла совсем?! – тетка затряслась от возмущения, расплескивая вокруг себя обильные груди.
– Мама… Это она, – девочка потянула ее вниз. Тетка осела.
Да, эффект был ошеломляющим. Слабое утешение. Но все-таки. Я же этого хотела – чтобы меня узнавали на улицах, вот на турецких улицах меня уже узнают. На Красной площади, практически.
Я надела очки, легла на живот, повернулась к ним задом, спрятала голову под кепкой. Смотрите и обсуждайте мой целлюлит.
– Пойдем искупаемся. Марусек, ты куда?
– Я в номер, я сейчас!
Я задремала. Кто-то тронул меня за плечо. Я повернула голову. Марусек, птенец в желтом купальнике, протягивал мне ручку и журнал, открытый на странице с моей фотографией.
– Можно мне автограф?
Мне стало смешно. Милая какая. Зачем я пошла в глянец? Хотела денег, славы и любви. Одно я точно получила.
– Так и писать – Марусек?
– Ой, а вы запомнили? Напишите Марусе от Алены.
Я завернула закорючку на всю страницу, чиркнула по фотографии «С любовью». Она побежала купаться.
В сумке забродил телефон. Неужели? Да хрен! Это был Полозов. Проклятый и забытый. Не буду с ним говорить. Полозов настаивал.
Я схватила трубку:
– Борисова, ты заснула там? Мужик звонит, надо брать.
– Чего ты хочешь, Миша?
– Обиделась. Я так и знал. Ален, за Ирку прости, так вышло, она сама не думала… Если бы видела материал, она бы позвонила. Там Краснова ваша распорядилась. Мы уезжали с Иркой…
