Мы подъехали, как нам было назначено — к половине одиннадцатого к нужному зданию, но нам пришлось ждать еще полчаса. Наконец, в одиннадцать, к ажурным воротам, ведущим во двор, подъехал лимузин в сопровождении двух джипов.
— Приехал, — сказал Ренат, — пойдем, через пару минут он будет в своем кабинете.
— У него столько охраны, они, наверное, шагу ему не дают спокойно ступить, — сказал я, провожая взглядом кортеж.
Ренат ухмыльнулся и сделал жест, будто онанирует:
— Да уж, тут не уединишься, чтобы спокойно передёрнуть затвор!
Охранник провел нас в приемную. Здесь Ренат был свой человек, он деловито устроился в кресле и предложил мне сесть рядом. Я же, изумленный богатством убранства просторного холла, принялся рассматривать картины. Их было не меньше десяти, все большие, в золоченых рамках, и на всех один сюжет: волки. Это были одиночные портреты, групповые портреты, семейные портреты, охота на лося, волчья свадьба. Волки всех мастей, возрастов, за самыми разнообразными занятиями.
Коршунов принял нас в своём кабинете, обставленном в стиле ампир с поистине царской роскошью, сидя за массивным столом. На стене позади него висела огромная, от пола до потолка, картина с изображением беседующих на опушке леса старца и юноши в средневековых нарядах. Мы обменялись дежурными приветствиями, и Коршунов позвонил Маланюку — узнать, когда он подъедет. Тот ответил, что минут через тридцать. Я подивился смелости Маланюка, который опаздывает на встречу к самому Хозяину.
Пока мы ждали, он рассказал о перипетиях ремонта (оказалось, это помещение приобретено недавно), о том, что только на отделку и обстановку офиса было выложено три миллиона долларов, и, что удивительно, содержание офиса в Москве, оказывается, дешевле, чем в Петербурге. При этих словах Ренат тонко улыбнулся (потом он сказал мне со смехом, что, очевидно, после окончательного отстранения от дел Блайваса стоимость содержания московского и петербургского офисов выровняется). Коршунов продолжал своим сочным голосом:
— …полюбуйся, моя новая забава…
С этими словами он протянул Ренату фотографию с изображением трёх импозантных девиц, выступающих на сцене.
— …это группа «Основной инстинкт». Сейчас их начали раскручивать.
— Которая из них?.. — спросил Ренат.
— Да никого пока… Красивые девчата, да?! Все девственницы, между прочим. Никак не доберусь кого-нибудь из них оприходовать, всё некогда, — сказал Коршунов безразличным тоном.
Я посмотрел на фото. Группа нимфеток из разряда поющих трусов. Тощенькие, в моём вкусе, я бы вдул.
Приехал Маланюк. Беседу провели в переговорном зале, смежным с рабочим кабинетом. Мне дали слово, и я рассказал о поездке в Вену, о достигнутой договорённости с главными врачами, что на конкурсе они будут голосовать за Совинком. Кроме того, руководитель облздравотдела Анищенко рекомендовал Веберу для этой сделки именно Совинком (об этом мне накануне сообщила Марина).
— …уже перед отъездом из Вены, в последний вечер, мы сидели в кафе, и кто-то из врачей спросил Вебера, являюсь ли я официальным дистрибьютором Сименса. Вебер кивнул головой в знак согласия, и все были удовлетворены этим ответом. Но, по его лицу было видно, что его продолжают мучить сомнения, — такими словами я закончил своё выступление.
— Ермилов звонил Веберу при мне, я слышал разговор по громкой связи, — сказал Маланюк. — Ему было прямо сказано, что твоя фирма должна выиграть конкурс. Не было разговора об авторизациях и прочей мутатени, разговор шёл за конечный результат. Как он это сделает — его проблема. Связей у него достаточно, это он при тебе прикидывается овечкой. Ломается он из-за того, что сговорился с твоими конкурентами, и теперь по этой сделке у него отсос получается. Но это его проблема — надо было думать раньше, на чьей стороне играть.
— А как ваш мент? Чем он дышит? — поинтересовался Коршунов.
— Он ведет себя миролюбиво, — отвечал я. — Денег я ему дал самую малость, ровно столько, сколько услуг он мне оказал за это время. А услуги были очень нужные — так, мои хозяйственные нужды. Но, опять же, он поддерживает конкурентов, он в свое время подстрекал Вебера против меня, и я не уверен, что накануне тендера он не подложит мину.
Маланюк закивал, колыхнув своим чубом, и поинтересовался, кто такой Карман, за которого Вебер прожужжал всем уши, и который распространяет слухи о банкротстве Совинкома. Я вдохновенно заговорил, — и мои слова дышало самой правдивой правдой, — о том, что руководитель горздравотдела Карман ходит в шестёрках у Иосифа Давиденко и это гнусный выжига, интриган и взяточник, смотрящий на коммерсантов, как на дойных коров и распространяющий обо мне слухи, наполненные презренной ложью и выдумкой.
— В общем, так, Ренат, — важно сказал Коршунов, — я буду в Волгограде в течение ближайшей недели. Ты созвонишься со Шварцем, он скажет тебе, какой рейс. Организуете мне встречу с этим мильтоном.
Ренат кивнул: «Хорошо!»
Маланюк предложил обсудить экономику проекта, и я стал рыться в своем портфеле якобы затем, чтобы найти бумаги, а на самом деле, чтобы выиграть время. У меня не было точных цифр, Вебер хоть и пообещал мне скидку 40 %, но до сих пор не прислал мне официальное коммерческое предложение.
Пауза затянулась. Маланюк заговорил тоном дружеского участия:
— Обычно они дают скидку 15–20 процентов. Процентов пять-десять ты должен отнести клиенту в конверте. Если мы распилим десять процентов на троих — Владислав Семенович, я и ты — это будет нормально. Ермилову я отдам из своей доли, это моя забота.
— Нашел, — сказал я, положив на стол проект коммерческого предложения. — Общая сумма трёх тендеров — сто сорок девять миллионов рублей. Мы выставляем наши цены ниже, чтобы покупатели, выбрав нас, могли сказать, что сэкономили бюджетные деньги. Значит, около пятнадцати миллионов мы делим на троих.
Маланюк одобрительно наклонил голову, колыхнув своим чубом «а-ля Элвис Пресли». Лицо Коршунова оставалось непроницаемым. Я почувствовал облегчение оттого, что ожидания моих партнёров оказались вполне приемлемыми и мне удастся уложиться в бюджет.
Тут в зал вошел Вячеслав Тимофеев, петербургский компаньон Коршунова, держа подмышкой портфель:
— Я не вовремя?
Повернувшись к нему, Коршунов протянул руку для приветственного рукопожатия:
— В самый раз, мы уже заканчиваем.
— Тогда мы пойдём, не будем вас отвлекать, — сказал Маланюк, поднимаясь.
Покидая офис, я уже мысленно набивал платёжное поручение, чтобы перечислить на Экссон полную сумму недостачи. Разговор на таком уровне вселял уверенность, что сделка состоялась. Осталось лишь дождаться прихода бюджетных денег на расчетный счет. «Всего-навсего»…
По дороге в аэропорт Ренат воодушевлённо говорил, что, как же это здорово: после успешного завершения этой сделки можно будет искать новые темы, влазить в любые тендеры, выигрывать их с помощью Коршунова (а точнее Маланюка, сам Хозяин не будет заниматься подобной мелочёвкой). Мой брат намекнул, в который раз, что хотел бы стать соучредителем компании — учитывая свою ключевую роль в данной теме, которая может стать для нас основной и по прибыльности превзойдёт продажи продукции Джонсон и Джонсон. Этот вопрос давно витал в воздухе, и пора бы его решить, и я пообещал брату, что в ближайшее время продумаю, как всё это будет выглядеть на практике.
Глава 99,
О моём прибытии в спасительный Волгоград, и о событиях, о которых невозможно не рассказать
Мы прилетели в Волгоград, где я мог находиться в относительном покое. Теперь, самое ужасное для меня было быть в Петербурге, где компаньоны в любую минуту могли меня дёрнуть и потребовать обналичить деньги или перечислить энную сумму с одного из счетов во Внешторгбанке (куда никто, кроме меня, пока не имел доступа). Покуда я тут, за две тысячи километров от них, они управлялись теми деньгами, что были на Экссоне. Они по несколько раз на день звонили мне и интересовались, как дела, в ответ я отмахивался отговорками. Разумеется, я не сидел сложа руки, изыскивал средства где только можно, но всё тщетно.
Мне пришлось, к моему неудовольствию и неудовольствию коллектива Совинкома, оставить на работе Ирину — так как она вдруг стала иметь совершенно недопустимое влияние на Халанского, и опять же, к моей величайшей досаде, всё еще имела влияние на Азимова и полностью контролировала ростовских и ставропольских клиентов, до которых мне недосуг было доехать, чтобы лично познакомиться и впредь только самому с ними вести дела. Все эти клиенты продолжали работать с нами, и даже Халанский, наконец, перечислил миллион рублей — и остался должен ещё 4,5. К моему приезду в Волгоград на счету Волгопромбанка накопилось 3,5 миллиона — перечисления кардиоцентра, волгоградских больниц, а также ростовских и ставропольских Ирининых клиентов. Я взял в налоговой инспекции Советского района документ, отменяющий решение о приостановлении движения по расчетному счету Совинкома, отвёз его в Волгопромбанк и разблокировал счет. Два миллиона было отправлено на Внешторгбанк в Петербург в счет покрытия недостачи, оставшиеся полтора — указанным Ириной поставщикам, чтобы сделать поставку её клиентам. Также были сняты наличные для того, чтобы раздать комиссионные всем указанным клиентам.
