И она возбужденно засмеялась.
Между тем кучер остановил лошадей. Он тоже громко рассмеялся.
— Это войска, — сказал он. — Они вообразили, что мы карлисты. Но кто это сзади нас, сеньоры?
Он перегнулся назад и быстро повернул экипажный фонарь, так что свет от него упал как раз на нового спутника.
Всадник остановил лошадь и вошел в область лучей. Фонарь светил довольно ярко.
Вдруг Хуанита испустила крик, который не забудет до конца жизни ни один из тех, кто его слышал.
— Это Марко! — кричала она, прижимаясь к сестре Терезе. — И он проехал через это, через это!..
— Никто не ранен? — произнес голос Марко.
— Никто, сеньор, — отвечал узнавший его извозчик.
— А лошади?
— Целы и лошади. Будь они прокляты, они чуть было не перестреляли нас всех. Эти войска приняли нас за карлистов.
— Нет, это не войска, а карлисты, — возразил Марко. — Войска отступили дальше в долину, где и окопались. Послали в Памплону за подкреплениями. Карлисты засели здесь, чтобы устроить ловушку этим подкреплениям. Ваш экипаж они приняли за орудие.
Извозчик почесал себе голову и ругнул хорошенько карлистов.
— Сегодня нельзя проехать в долину, — объявил Марко. — Вам надо вернуться в Памплону.
— А ты что будешь делать? — твердо спросила Хуанита.
— Я пойду пешком в Торре-Гарду, — сказал Марко по-французски, чтобы извозчик не мог его понять. — Здесь есть в горах тропинка, которую знают два-три человека.
— Дядя Рамон в Торре-Гарде? — так же отрывисто спросила Хуанита.
— Да.
— В таком случае я пойду с тобой, — заявила она, уже открывая дверцу экипажа.
— Отсюда будет шестнадцать миль по крутым горам, — пояснил Марко. — Последний переход можно сделать только днем. Мне придется блуждать в горах целую ночь.
Хуанита открыла дверцу и смотрела, как он садился на свою высокую черную лошадь.
— Если ты возьмешь меня с собой, то я от тебя не отстану, — сказала она по-французски.
Сестра Тереза молчала. С тех пор, как подъехал Марко, она не проронила ни слова.
Едва оправившись от болезни, Марко не годился для такого путешествия. Он, очевидно, сильно устал. Хуанита догадалась, что Марко следовал за их экипажем от самой Памплоны и, не найдя войск там, где он предполагал их найти, он помчался дальше, чтобы выяснить причину этого, и незаметно проскользнул сквозь линии карлистов. Представлялось весьма сомнительным, чтобы Хуанита могла совершить пешком путь до Торре-Гарды. В окрестностях было неспокойно. Везде сильно таял снег. И со стороны раненого и молодой девушки было бы безумием идти в Торре-Гарду через проходы, занятые неприятелем.
Сестра Тереза молчала по-прежнему. Марко неподвижно сидел в седле. Свет от фонаря не достигал его лица и освещал только Хуаниту, стоявшую среди пыльной дороги в одеянии монахини. Молчание Марко как бы указывало на его согласие, и можно было подумать, что он только дожидался, когда Хуанита выйдет из экипажа.
Войдя в полосу света, Марко вынул из кармана какую-то бумажку и стал ее развертывать. Хуанита узнала записку, которую она оставила в гостиной Торре-Гарды. Расправив бумажку, он положил ее на запыленный кузов экипажа и написал на ней карандашом несколько слов.
— Поезжай обратно в Памплону, — сказал он извозчику тем повелительным тоном, который сохранился лишь кое-где в Европе от феодальных времен. — Во что бы то ни стало. Понимаешь? Если по дороге встретятся подкрепления, передай эту записку командиру. Непременно передай и притом в собственные руки. Если не встретишь войск, отправляйся немедленно в дом коменданта Памплоны и передай эту записку ему. Наблюдайте за тем, чтобы он исполнил это, — добавил он тихонько, обращаясь к сестре Терезе.
Извозчик стал уверять, что только одна смерть может помешать ему исполнить поручение.
Марко раздумывал. Нужно было сообразить и решить сейчас же тысячу вещей. Ему ведь предстояло вернуться в долину реки Волка, которая была отрезана от всего мира двумя армиями, смертельно ненавидевшими друг друга.
Это молчание было прервано спокойным и тихим голосом сестры Терезы:
— Где Эвазио Мон? — спросила она.
Марко ответил веселым смехом.
— Он попался теперь в долине, — произнес он по-французски. — По крайней мере, мне так кажется.
Стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась. В долине воцарилась глубокая тишина, прерываемая только шумом реки.
— Ты готов? — спросила сестра Тереза извозчика.
— Да.
— В таком случае, трогай.
Она, по всей вероятности, кивнула головой Марко и Хуаните, но те в темноте не могли этого видеть. Словами она с ними не прощалась. Экипаж тронулся, и Марко и Хуанита остались одни.
— Некоторое время мы можем ехать верхом и переедем через реку несколько выше, — сказал Марко.
Ему, по-видимому, в голову не приходило, что следовало бы прежде всего объясниться. Хуаниту охватило самое могучее возбуждение — возбуждение битвы.
— Мы поедем поближе к карлистам? — поспешно сказала она.
Кровь загорелась в ее жилах, и по ее голосу ясно было слышно, что она охвачена нетерпением.
— Придется, — отвечал Марко. — Придется переезжать реку как раз под ними. Надо подвигаться бесшумно. Нельзя разговаривать даже шепотом.
И с этими словами он подвел свою лошадь к одному из больших камней, которые лежали на краю дороги, чтобы было видно, где начинается обрыв.
— Я могу подать тебе только одну руку, — сказал он. — Можешь ли ты сесть на лошадь с этого камня?
— Сзади тебя? Как мы делали, когда я была еще маленькой?
Как большинство испанцев, Марко вырос в седле, Хуанита тоже не боялась лошадей: она вскарабкалась на широкий круп лошади и, обхватив Марко обеими руками, уселась, как в дамском седле.
— Если мы поедем рысью, я упаду, — со смехом шепнула она.
Они скоро съехали с дороги и стали спускаться к реке по крутой узкой тропинке, которую можно было различить только потому, что на ней не было в изобилии росших кругом кустов. Через брод тропинка вела к хижине, которую из вежливости называли фермой: земли при ней едва ли можно было насчитать и акр.
Почва была мягкая, мшистая и, благодаря шуму реки, неслышно было, как лошадь осторожно спускалась вниз. Через несколько минут они достигли воды, и лошадь храбро пошла вброд. На другом берегу Марко шепнул Хуаните, чтобы она слезла с лошади.
— Вот ферма. Лошадь я оставлю здесь в сарае.
Он также слез с седла.
— Подождем здесь несколько минут. Поднимается луна. Может быть, карлисты побывали и здесь.
Небо стало светлеть. Через минуту-другую месяц выглянул из-за резко очерченных вершин холмов и залил долину красноватым светом.
— Нет, все идет хорошо. В хижине все спят. Из-за шума реки они, должно быть, не слыхали стрельбы. Тут мои друзья. Они нас накормят и дадут тебе другую одежду. В этой нельзя идти.
— О, — со смехом заметила Хуанита, — я теперь надела монашеское платье, а его снимать уже нельзя.
И она протянула руки к своему развевающемуся капору, как бы желая защитить его от нападения.
Вдруг Марко обернулся, обхватил ее больной рукой, а здоровой зажал обе ее руки. Потом он быстро сорвал с ее головы капор и бросил его в реку. Накрахмаленный полотняный убор быстро закружился в ее волнах.
Хуанита продолжала смеяться, но Марко не отвечал на ее веселость. Она вспомнила, что однажды она уже угрожала Марко надеть монашеское платье, вспомнила и совет Сарриона не делать этого, так как это может встревожить его.
Оба молчали довольно долго.
— У тебя только одна рука, но зато какая сильная, — сказала наконец Хуанита с напускной веселостью.
И она украдкой посмотрела на него из-под своих длинных ресниц.
Марко привязал свою лошадь к дереву и направился к хижине. В ней, казалось, не было ни запора, ни решеток. Существование этого брода знали немногие, да и река Волк пользовалась дурною славой, и это спасало хижину. Дверь растворилась настежь при первом же усилии, и Марко вошел внутрь. В очаге тлели еще дрова, и в закопченной от дыма хижине стоял какой-то кислый запах.
Марко окликнул хозяина по имени. В соседней комнате кто-то завозился. Слышно было, как чиркнули спичкой. Через минуту дверь открылась, и в ней показалась старуха, державшая над головой лампу.
— Ах, это вы, — сказала она. — И ваша жена здесь! Что вы делаете здесь в такой час?.. Карлисты?
— Да, карлисты, — отрывочно отвечал Марко. — По дороге нам нельзя проехать. Мы отослали экипаж назад и пойдем пешком через горы.
Старуха подняла руки и затрясла ими в знак своего ужаса.
