По сути, если этот процесс дойдет до суда, то при беспристра-стном отношении все обвинение развалится, ибо доказательная база ничтожна, свидетельские показания голословны; если будут глубоко копать, то круг обвиняемых расширится, и в него попадут важные персоны от первого секретаря райкома до многих ревизоров, давно списавших эти дела, документально все заактировав.
Шахидов – не идеалист, он реально воспринимает окружаю-щую действительность и прекрасно понимает, что это не рядовое уголовное дело о расхищении госсобственности, а политический за-каз, исходящий от депутата Верховного Совета РСФСР, ныне перво-го секретаря одного из райкомов КПСС города Грозного, товарища Докуева Албаста Домбаевича.
Шахидов понимает, что силы абсолютно не равные, но сдаться просто так – тоже негоже, и он отчаянно ищет варианты спасения. Кругом зондируя почву, База Шахидов выясняет, что Албаст точит зубы в основном на Самбиева Арзо, а он попал в жернова за компа-нию, но к нему тоже есть претензии за открытую критику.
Для совместного противодействия Шахидов вызывает Самбие-ва из Москвы и надеется, что раз Арзо провернул крупномасштабное дело против Докуева Албаста и изрядно тряхнул его, то Самбиев уже не мальчишка-экономист, и у него имеются значительные связи и «крыша», в конце концов, деньги для откупа.
И вот Самбиев прибыл в Шали на встречу, и Шахидов к разоча-рованию узнает, что у Самбиева нет ни «крыши», ни связей, ни денег, что он простой аспирант-лаборант-грузчик. Шахидов сообщает, что следователь предлагает за десять тысяч замять их дело, пока оно не получило огласки, и не пускать его в судопроизводство.
Конечно, десять тысяч платить ни за что – нелегко, но раз при-спичило, то откупаться надо, и порешили сброситься по пять тысяч. У Самбиева не только пяти тысяч – пяти копеек нет, но он второпях дает добро, полагаясь только на богатых сватов. Единственное, он просит у своего бывшего начальника полмесяца отсрочки взноса, на что Шахидов соглашается и говорит, что заплатит всю сумму сам.
В отличие от Шахидова, Самбиев знает подлинный масштаб нанесенного Докуевым ущерба и поэтому, трезво оценивая ситуацию, осознает, что хотя у него и нет таких денег, но пять тысяч для расчета по грехам оптимальная ставка.
Ища поддержки и просто консультаций, Арзо посвящает в суть дела Россошанскую. Лариса Валерьевна в предпенсионном возрасте и, как принципиальный следователь прокуратуры, не берущий взя-ток, задвинута на задворки реальных событий, дорабатывает стаж в роли статиста. Тем не менее, ей удается кое-что разузнать. Она сооб-щает, что вряд ли молодой следователь, ведущий дело, сможет его закрыть, так как уже есть депутатский запрос от Докуева, и оно нахо-дится на контроле.
Параллельно Арзо посвящает в свои горести и тещу.
– Все это пустяки, – сразу сводит на нет проблему могущест-венная Марха, – отец твоей жены позвонит куда надо, и все уладится. И пять тысяч никому давать ты не обязан. Лучше улетай в Москву и будь рядом с женой. Как ты ее одну бросил в таком положении?
Побыв два дня дома, Арзо возвращается в Москву и там под-робно рассказывает Марине о своих перипетиях, с ней тоже советует-ся, как с юристом.
– Хм, негодник Албаст, – негодует супруга. – Я ему отказала, и он теперь из-за ревности и зависти тебе козни строит… Не волнуйся, мама все расскажет отцу, и он им покажет.
Однако случилось обратное. Отец Марины сам позвонил в Мо-скву, и сидящий рядом с женой Арзо слышит по-военному четкий голос тестя из трубки.
– Не хватало, чтобы я по делам зятя еще по прокуратурам бе-гал! За свои деяния каждый сам должен отвечать! И что это такое? Наворовал – отвечай, не воровал – суд разберется. А меня путать в эти мерзости не надо. Надо же, чтобы в родстве оказался преступник, подсудимый?! Ну и зятек! Ну и будет у меня биография! Только это-го мне не доставало!
Обозлился Арзо пуще, чем на Докуева, на жену дуется, теперь в ней свои беды видит, на ней зло сорвать хочет, но не смеет.
Надежда осталась на одного Шахидова, что он откупится. А как с ним рассчитаться? Где пять тысяч взять? И тут в голову приходит авантюрная мысль. У жены на ушах и руках – дорогой бриллианто-вый комплект. Есть еще один в чемодане запасной, и еще минимум с десяток, как он знает, в Грозном. Надо один комплект продать, и вот тебе деньги.
Целый день бегал Арзо по ювелирным магазинам, дабы узнать, сколько стоят такие драгоценности. А в магазинах такого богатства даже нет – одни безделушки. И в тот же день делясь со своим одно-курсником-армянином, он узнает, что его отец – ювелир и поможет оценить и даже выгодно продать бриллианты.
Напрямую сообщить Марине план Арзо боится и, хитря, гово-рит, что их приглашает в гости однокурсник. Щедро потратившись на торт, цветы и такси, в субботний вечер прибыли к ювелиру. Старый ювелир предупрежден о скрытости оценки; он долго общался с Ма-риной, водил ее по квартире, показывая семейные реликвии, шептал на ушко какие-то смешные реплики, в знак восхищения историче-скими познаниями гостьи целовал пару раз ее руку. После ювелир уединился с Арзо на кухне – якобы покурить, и сходу сказал: «Шесть тысяч – без проблем».
Арзо никогда не обращал внимания на женские украшения, те-перь он осознал магическую, притягательную силу драгоценностей, все их величие, блеск, очарование. Возвращаясь от ювелира, сидя с женой на заднем сиденье такси, он впервые, сквозь сумерки неоно-вых фонарей, любовался большими ушами супруги, отмечал их гар-монию с продолговатым силуэтом ее лица, находил, что без сережек картина была бы не полной, чего-то в ней не хватало: дорогого ему сейчас. В это же время он двумя руками сжимал ее мясистую кисть, забавляясь, пробовал играть с ее кольцом, но оно плотно сидело на толстом пальце.
– Ты так смотришь на меня! – засмущалась Марина.
– Как? – прошептал на ушко Арзо.
– Как я всегда хочу!
В ту ночь Арзо как никогда был ласковым и нежным. Поглажи-вая жесткие, как леска, волосы жены, вкрадчивым, задыхающимся от любви голосом открыл ей свой спасательный замысел.
– Дорогая, любимая Марина, – заканчивал он колдовскую речь. – Я так страдаю от жизненных проблем, что не могу полностью рас-слабившись, ублажать тебя, доставлять нам обоим удовольствие, ус-лащать нашу жизнь. Поверь мне, настанет время, и я взамен этих ку-плю тебе в десять раз красивее драгоценности!… Спаси меня! Помоги мне! Ведь это наше общее дело?!
– Арзо! Милый Арзо! – шептала в ответ Марина. – Что хочешь! Все твое! Твое! Забери их сейчас. Ты ведь жалуешься, что они твое лицо царапают!… Всегда!
Следующий день выходной. Проснувшись, Арзо первым делом осматривает бриллианты, с нескрываемой улыбкой подбрасывает их в руке, бережно кладет на книжную полку. Завтра утром он получит за них шесть тысяч, полетит домой, рассчитается и начнет жизнь сна-чала, с чистого листа, как говорит его любимая жена.
А в это утро, восхищаясь супружеством, страстью прошедшей ночи, смущаясь смотреть друг другу в лицо, пребывая в блаженной истоме, они не торопясь пьют по две порции кофе. Для восстановле-ния сил Марина мужу наливает со сливками, сама предпочитает в это утро только лед – ибо все еще горит от его ласк.
Арзо счастлив, но отдыхать нельзя: ему надо бежать в библио-теку для написания реферата по философии, а к вечеру предстоит рыскать по продовольственным магазинам в поисках провизии.
Как в период «медового» квартала, Марина улыбаясь провожа-ет его, у дверей целуются, влюбленно вглядываются в глаза.
– Не задерживайся, – шепчет она, а потом вдогонку кричит, – у нас пустой холодильник.
В поздних сумерках он возвращается, затаренный сетками с картошкой, яйцами, крупами, молоком. А его никто не встречает. Дверь в спальню закрыта, громко работает телевизор. Арзо прошел на кухню – ничего не приготовлено, даже чашки из-под кофе с утра не вымыты. В это время появляется бабуля, испуганно машет голо-вой, шепотом сообщает:
– Весь день туды-сюды с матерью перезваниваются. О чем-то говорят – не знаю. Но по-моему, тебя поносят, ругаются. И на меня ни с того ни с сего кричать стала. Будто какая муха ее укусила…
У Арзо екнуло сердце. Неужели все рухнуло? Все-таки надежда еще теплится в нем. Он осторожно, чтобы не шуметь, открывает дверь в спальню. Прежде никогда в жизни не замечал и не обращал внимания на сережки, но теперь заметил их сразу: они, громоздкие, гирляндами болтались в больших ушах жены.
Марина не обернулась в его сторону, лежала на кровати, рядом на стуле – огрызок яблока, обертки конфет, а она всецело поглощена экраном. Он почему-то так же как раскрыл, тихо прикрыл дверь. В этот день с утра он ничего не ел, на буфет в библиотеке экономил, каждую копейку считал. Машинально пошел на кухню пить чай, но аппетита не было. В эту ночь он должен был идти на разгрузку ваго-на, хотел уйти из квартиры хоть куда, однако сил даже встать из-за стола не было: он был в крайнем упадке духа. Весь вечер не виде-лись, не общались, и только перед сном, когда Арзо хотел взять в спальне одеяло и подушку, чтобы лечь в другой комнате, четкий, яз-вительный, как обоюдоострый клинок голос резанул слух:
