— Н-е-е-т! — протянул класс.
— Боитесь? До чего же вы скучные люди. Тяжело вам в жизни придется. Сколько у нас до конца урока? Пятнадцать минут? Э-э-эх, была не была, свободны. Мне еще шестому «В» задания для контрольной писать надо.
Парни из 9-го «А» играли в баскетбол. Играли на одно кольцо: потели, прыгали, кричали. Девушки «болели», сидя на лавках с той и с другой стороны спортзала.
— Привет, — Лукиных подошел к Готову сзади и положил ему руку на плечо.
— Добрый день, — ответил Готов.
Коллеги пожали друг другу руки.
— Шутов, Каменских, что вы скачете как стрекозлы, нормально играть не можете? — крикнул Лукиных баскетболистам и перевел взгляд на Готова. — Чего не работаешь?
— Окно. Дай, думаю, зайду.
При всей кажущейся грузности и неповоротливости Лукиных, тем не менее, обладал достаточной ловкостью и подвижностью. В свободное время он либо бегал, либо висел на турнике, либо жал штангу. Грубоватая, фамильярная манера общения физрука не очень нравилась Готову, но он не подавал вида.
— Правильно сделал, что зашел, — поманил рукой Лукиных. — Идем, покажу что-то.
Педагоги вошли в небольшую коморку, находящуюся перед раздевалками. На стенах комнатушки — вымпелы красного цвета с изображением Ленина, на полках — несколько алюминиевых кубков.
— Садись, — сказал Лукиных и указал Готову на диван.
Готов с нетерпением ждал, что физрук покажет ему что-то действительно необычное, интересное. В голове промелькнуло: если это пистолет, то Лукиных расскажет, что он секретный агент и попытается завербовать; если это акваланг, то обязательно пригласит летом на подводную охоту; если это свинцовый контейнер с оружейным плутонием, то мысли вообще разбегаются в разные стороны.
Но «необычное» и «интересное» оказалось всего лишь небольшим фотоальбомом с нечеткими фотографиями каких-то школьных забегов, лыжных гонок, футбола. Готов без эмоций пролистал альбом и положил рядом с собой на диван.
— За кого голосовал? — спросил Лукиных.
— В думу?
— Да, нет… в мэры.
— За Аркулова.
— Серьезно? — удивился физрук. — Он же ворюга.
Готов почувствовал легкий укол самолюбия из-за попрания чести и достоинства выбранного им кандидата в мэры города:
— С чего ты взял?
— Как с чего? Это все знают. Он за четыре года себе квартиру и машину сделал.
— Какую машину?
— Ладу — десятку. Квартиру двухкомнатную в новом доме. Да все они там воруют. Этот твой Аркулов коммунальное хозяйство развалил. За электричество в два раза больше платим. Машзавод каким-то частникам продал.
— Я слышал, что на Машзаводе сейчас зарплаты бешеные платят… — нахмурился Готов.
— Так-то оно так. Но выручка-то куда идет? Дяде-частнику в карман.
— А когда завод стоял, куда выручка шла?
— В бюджет, конечно. На нашу зарплату.
— То есть ты хочешь сказать, что раньше ты получал больше, а когда Машзавод стал приносить прибыль, соответственно, меньше. Мне кажется, эти вещи напрямую вообще не связаны. И потом, что плохого в том, что мэр купил себе автомобиль. Нынче у каждого второго личный транспорт. А при зарплате главы администрации и квартиру двухкомнатную купить не проблема. Объясни, может, я чего-то не понимаю, где ты воровство увидел?
— Да разве я об этом говорю? — выкручивался Лукиных. — Неправильная у тебя, Готов, позиция, ты же сам бюджетник. Думаешь, у него фондов никаких нет? Все равно есть какие-то фонды.
Готов недолюбливал глупых людей (себя он относил к умным), но тупых он просто не мог терпеть. Если, к примеру, поведать таким тупицам, как Лукиных, что мэр Аркулов практикует нецелевое использование бюджетных средств и тем самым заграбастал миллионы — тупицы не поймут и, вероятно, могут даже не поверить. Миллионы для них — это нечто неосязаемое, мифическое. Но когда речь идет о покупке автомобиля или шубы для жены, готовы на всех углах кричать, что мэр ворюга.
— Сам-то ты за кого голосовал? — Готов поднялся с дивана.
— За Шляхмана.
— Почему? Считаешь, воровать не будет?
— А ему смысла нет, — расплылся в улыбке Лукиных. Он же бизнесмен, наворовался поди…
Готов вышел из физкульткоморки и завернул в мужскую раздевалку.
Шла перемена. Парней из 9 «А» сменяли парни из 9 «Б». Они молча переодевались и только несколько человек поздоровались с Готовым.
Учитель хлопнул в ладоши и громко скомандовал:
— Все смотрим на меня, Гущин тебя это тоже касается! Внимание!
Ученики прекратили переодеваться, ожидая чего-то серьезного.
— Что там? — ткнул в стену пальцем Готов.
— Девки переодеваются, — ответили ребята.
— Тогда что это? — спросил учитель и направил палец на вентиляционное отверстие, под потолком, на той же стене.
— Решетка, — неуверенно сказал длинноволосый девятиклассник.
— Это, патлатый, не решетка. Это окно в Европу. Становись ему на плечи.
Длинноволосый снял обувь, встал на плечи однокласснику и заглянул в отверстие:
— Ха-ха-ха, пацаны, там Ахмарова голая.
За стеной раздались девичий визг и оскорбления.
— Тише ты, — одернул длинноволосого Готов, — соблюдай конспирацию.
Новое развлечение понравилось подросткам. Они по очереди взбирались друг другу на плечи, чтобы понаблюдать за женской раздевалкой. Хихикали и делились впечатлениями.
Ребята переоделись и пошли заниматься физкультурой. Дождавшись топота, Готов взял чей-то ботинок, спрятал подмышку и направился в свой класс.
В классе черной подошвой ботинка он крупно написал на стене: «ГОТОВ КАЗЁЛ», оставил несколько полос на полу, двери и отнес обувь обратно в раздевалку.
В различных неприятных ситуациях, неудачах люди часто ссылаются на «закон подлости», а о «законе антиподлости» почему-то забывают. На сей раз в силу вступил второй закон. Как все удачно сложилось — в вестибюле навстречу Готову шла завуч.
— Надежда Ивановна, я Вас как раз ищу. Всю школу оббегал, — голос Готова дрожал и срывался. — Вы представить себе не можете, что произошло. Подобное безобразие я вижу впервые. Ни в одной школе я не встречал такого. Я чуть дар речи не потерял.
— В чем дело?! — включила режим «начальство» Сафронова.
Готов взял ее за руку и потащил за собой:
— Это ни в какие ворота не влезает… Надежда Ивановна, неужели это мне надо? Им надо. Я, кроме добра, никому ничего не желаю, а со мной как со скотиной. И Вы, что греха таить, тоже иногда ко мне предвзято относитесь. Пришли. Вот, полюбуйтесь. Только не заставляйте меня снова смотреть на это…
Отвернувшись к окну, Готов всхлипывал. Сафронова качала головой, словно не веря собственным глазам:
— И кто же это сделал?
— А почем я знаю, — рыдал Готов. — Пришел. Думал план на месяц составлю, над диссертацией немного поработаю… Заметил-то не сразу. Я близорук, Вы же знаете… Я не буду мыть! И уроки в этом ужасном месте тоже проводить не буду. Был же разговор насчет сменной обуви.
— Не убивайтесь Вы так, — сказала Сафронова, разглядывая следы на полу. — Техничку сейчас позовем. Уберет. Это, скорее всего, седьмые или восьмые… А кабинет почему открыт был, Рудольф Вениаминович?
— Не знаю, не знаю. Я ничего не знаю. Фомкой или отмычками… Обидно. Этот негодяй будет сидеть на моих уроках, веселиться. А я не знаю, кто он. Надежда Ивановна, у Вас когда-нибудь было схожее ощущение? Обида, душевное опустошение. Я чувствую себя загнанным в угол. Больно.
— Спрошу. Может быть, кто-нибудь что-то видел, — сказала Сафронова, выходя из класса.
Готов упал на колени и забился в истерике. Стучал кулаками об пол и рычал:
— Я… мне… я… мне бы только найти эту падлу!!!
За физкультурой у 9 «Б» следовал урок истории. Ученики заходили в класс и улыбались, завидев на стене черное граффити.
— Не смотреть! Никому не смотреть!!! — с яростью крикнул Готов. — Носы не доросли! Сели все быстро! Сегодня самостоятельная работа. Открываем следующие три параграфа и конспектируем. Короче, как в прошлый раз. В конце урока тетради на проверку. Оценки пойдут в журнал. Мои требования вам известны: грамотное изложение материала и красивый почерк.
Школьники зашуршали учебниками и тетрадями. Учитель открыл книжку с анекдотами и уже через пару минут стал заливаться громким смехом. Девятиклассникам тоже стало весело и интересно, над чем смеется учитель истории.
— Расскажите нам, — попросил Женя Бузин.
— Работай давай, — огрызнулся Готов, — если не хочешь, чтоб к твоей тетрадке у меня возник особый интерес.
Некоторое время ученики конспектировали молча.
Готов заскучал и предложил ребятам на секунду отвлечься:
— Вы, вероятно, не знаете, а ведь я когда-то был хорошо знаком с Владимиром Семеновичем Высоцким. Да-да, тем самым Высоцким. Больше того: мы с ним были друзья не разлей бензин. Случай, помню, был. Однажды мы с Владимиром Семеновичем покоряли Эверест. Я в ту пору страстно увлекался альпинизмом. Романтика, знаете, шестидесятники, мать их… физики, лирики, Окуджава. Высоцкий наверх щемится и щемится, я за ним не поспеваю и не поспеваю. Как собака устал. А за спиной еще веревки, карабины, на поясе ледоруб, как у Троцкого в башке. Закричал Володе: не могу больше, устал! Что мы там наверху забыли?! А он мне: терррррпи! И напевает: если друг оказался вдруг… На гнилуху давит. А еще, слушайте. Стоим с Высоцким в дождь под грибком, пиво пьем. Ливень сильный, гроза. Под грибком сухо. Раньше-то пиво одно «Жигулевское» продавали, не как сейчас. Однако с рыбкой м-м-м-м… да что там, и такое потянет. Вот… к чему это я… а-а-а-о-о… Гляжу, мимо нас девки бегут, пригнувшись. Головы пакетами полиэтиленовыми прикрыли, мокрые как курицы. Нет, курица не птица. Как эти, как там… с хвостом… ну, не суть важно. Я Высоцкого в бок тычу, мол, давай девок позовем, под пивко тыры-пыры, а он так посмотрел на них и так надменно: пррррроститутки. Ха-ха-ха!
