Литература начала двадцать первого века с трудом сходила с дороги, проложенной советскими писателями. Повторяю: советскими, – а не русскими писателями советского времени. Я имею в виду прежде всего художественный язык.
«Буря в стакане литературной воды» разыгралась после публикации статьи Ольги Мартыновой «Загробная победа соцреализма», написанной для Neue Zьricher Zeitung и переведенной «ИноСМИ», а затем – более точно – самим автором для OpenSpace. Несколько лет тому назад я выпустила книгу не только об этом явлении, проявляющемся все более четко, но и о его истоках («Ностальящее», М., 2003). Советское, писала я тогда, оказалось «эстетически стойким, если не непобедимым. Постсоветская культура продолжает демонстрировать затянувшуюся зависимость от языка и стиля, от действующих лиц и исполнителей ушедшей эпохи». О. Мартынова задает вопрос, сдвигая ситуацию: «Речь идет <...> о терпимом, если не поощрительном отношении к этому явлению со стороны „литературной общественности“ за пределами старого „красно-коричневого лагеря“ (т.е. если бы Распутину или Белову нравился Захар Прилепин, то в этом не было бы ничего странного или интересного; интересно, когда он нравится Александру Кабакову, Евгению Попову или Александру Архангельскому)». Сейчас, когда я пишу эти строки, по Первому каналу ТВ начинается очередной выпуск новой программы «ДОстояние РЕспублики» – собравшиеся в телеаудитории вдохновенно перепевают популярные советские песни 40 – 50-х годов. А по каналу «Россия» идут «Лучшие годы нашей жизни», продолжаются триумфы Кобзона, Пахмутовой, идет праздничный концерт ко Дню милиции.
Советское – методом погружения.
Действительно, «речь идет о культурном реванше».
Дело не только в том, что не успели дойти до новых писателей уроки Платонова (они и не могли дойти), но в том, что их подменили урокам условного Леонова. Именно об этих уроках прямо свидетельствует и биография Леонова, созданием которой увлекся новый писатель нового века Захар Прилепин. Мне возразят: но ведь Алексей Варламов пишет биографию Платонова. Отвечу: Платонов требует десятилетий жизни, как он потребовал у Льва Шубина, Булгаков – у М. Чудаковой, а писать о нем книгу после книг о Грине, Пришвине, Алексее Толстом, Михаиле Булгакове (автором всех этих жезээловских работ и является Варламов) – совсем иное дело: получается, что в наше конкретное время изготовление литературных биографий поставлено на поток. Главное – чтобы источники были опубликованы и, разумеется, обкатаны. Так писатели дорабатывают двадцатый век. И литературные биографии, о которых речь, именно об этом и свидетельствуют.
Новый писатель, уже двадцать первого века, обращается назад – и не для того чтобы отличиться от него, а за поддержкой.
Итак, одна из самых разрабатываемых прозой двадцать первого века территорий – территория адаптации (литературного века) предыдущего.
Допускаю, что это не совсем корректно, но для того чтобы увидеть уровень новых современных достижений, притязаний и возможностей, попробую сравнить первые десять лет века XXI и аналогичный временной отрезок ХХ века. Для наглядности. Списочным составом. Навскидку.
И вот что получается, если разбить имена на две колонки. Например:
Слева – многообразие имен: поэтов, прозаиков, художников, философов, театральных деятелей и т.п. (а это – еще только первая половина Серебряного века. А справа – наш. Не медный, не латунный, не хрустальный и совсем не титановый. Пока еще определение не найдено, но искать будем; может быть, к концу века и найдем. Что видно сразу и невооруженным глазом – перепад мощностей. Может быть, этот перепад и вынуждает коллег-критиков быть снисходительнее, чем следовало, к упомянутым и не упомянутым мною участникам литературных бегов и забегов, игр и игрищ. А в остальном – другом и многом – совпадения и переклички. Иногда смешные, иногда поразительные.
Вызовем литературно-критический голос оттуда, из первого десятилетия века двадцатого (этот голос, голос двадцатипятилетнего Корнея Чуковского, ровесника Валерии Пустовой, явственно слышен благодаря собранию сочинений в пятнадцати томах, предпринятому издательством «Терра» как раз в двухтысячные годы):
«Вот пришло, наконец, „их“ царствие, спасайся, кто может и хочет!
Но вдруг они (публика. – Н.И.) загоготали, и я, очнувшись, увидел, что слушают меня тоже они. ...царствие готтентотов пришло».
И тем не менее в 1908 году К. Чуковский выпускает книгу «От Чехова до наших дней», в которую включены «литературные портреты и характеристики» многих из перечисленных мною поэтов и прозаиков, плюс Куприна, А. Каменского, Б. Зайцева; о Леониде Андрееве выпускает отдельную книгу. Пишет К. Чуковский обо всем и обо всех, часто несправедливо, но – какое обширное, какое богатое расстилается перед ним литературное поле! Вот заметка «О короткомыслии» (газета «Речь», 1907 г.): «На наших глазах вымирает один из существенных родов российской журнальной словесности – литературная критика. Правда, как раз в последнее время появилось особенно много подобного рода произведений, но они-то и свидетельствуют о своем полнейшем вырождении». Надо же! А нам-то отсюда кажется, что «у них» было все в порядке – не то что у нас (см. дискуссию «Критика в „толстых“ журналах – уход на глубину или – в никуда?» – «Знамя», 2009, № 11).
А примеры, которые приводит (и далее разбирает) К. Чуковский, – это «Силуэты» Айхенвальда и «Книга отражений» И.Ф. Анненского.
Несправедлив? О да!
Но, высказываясь сверхэмоционально, Чуковский свободен и независим: «Сначала просто: Брюсов наездничал, Белый озорничал, Гиппиус манерничала, и никто решительно не смотрел на себя всерьез» (тот же 1907-й).
Перед ним – богатство, к тому же растущее как на дрожжах.
И он к этому разнообразному богатству исключительно строг.
Сегодня – другое дело.
Сегодня с богатством, как бы это поточнее сказать, проблемы, зато от восторгов просто некуда деваться.
И все же – ведь что-то у нас скопилось к концу десятилетия? Ведь сравнения – тем более эпохи, какой стал Серебряный век для истории русского искусства и литературы, – с нашим, еще не отстоявшимся «сегодня» всегда слишком похожи на столкновения в лоб: можно и костей не собрать.
IV. О категориях и поколениях
Литература потеряла былую привлекательность как для читателей (40% взрослого населения России вообще не читают книг – об этом говорят социологические опросы, с того же начал В. Путин встречу с писателями 7 октября 2009 года в музее А.С. Пушкина на Пречистенке1), так и для писателей. Молодые люди выбирают сегодня другие пути для реализации себя в стране и мире.
Утратила свое положение в обществе.
Перешла в разряд занятий необязательных – и в то же время обременительных.
Литературная карьера только в исключительных случаях приносит социальный успех и богатство.
(В списке русских форбс-миллионеров писателей представляли трое: Александра Маринина, Дарья Донцова и Борис Акунин.)
Заработать деньги и обеспечить рост молодому энергичному человеку намного легче в других областях и сферах.
Зачем же тогда политики, телезвезды и телеведущие, модные газетные обозреватели, актеры выпускают в свет свои сочинения? Подтверждать свое реноме толстой книгой с картинками? (Как правило, все вышеперечисленные категории выпускают книги либо увесистые, либо очень увесистые.) Зачем Вл. Суркову сочинять роман? «Околоноля» – подтверждение интеллектуального статуса? Это вряд ли.
А если речь идет просто о писателе... Здесь и возникают трудности с собственной судьбой.
С другой стороны, в последнее – именно – десятилетие наблюдается приток в категорию, как бы помягче это обозначить, и.о. писателей. Иногда – врио. Потому что устают: даже это самое и.о. надо постоянно подтверждать.
Почему так туманно, где имена и фамилии, адреса и явки?
Во-первых, потому что их много, оглянитесь вокруг себя в книжном магазине, а во-вторых, может быть, они небезнадежны.
Писателей двухтысячных лет можно разделить на категории:
– писатель-профессионал, живущий за счет успеха и продажи своих книг;
– писатель-профессионал, живущий нелитературным трудом;
– писатель-профессионал, живущий за счет родных и близких;
– писатель-непрофессионал, живущий своим нелитературным трудом.
Спрашивается, и зачем ему в таком случае литература?
Молодые рецензенты, обозревающие толстые журналы, с особым чувством – удивления или раздражения – отмечают публикации старших (даже сильно старших) коллег. И в обзорах «Ex Libris НГ», и в «ЛГ», например, обязательно заметят и похвалят К. Ваншенкина. В первое десятилетие века он действительно печатал постоянно свои новые стихи и мемуары. Кумулятивный сюжет литературной жизни – прирастание текстами, не меняющими репутации. Как сложилось, так и продолжается: репутация Л. Зорина, А. Битова, Б. Ахмадулиной, Ф. Искандера, А. Вознесенского как сложилась к началу нового века, так и существует, продлеваясь во времени несмотря ни на что.
