Странная страна Ливан, заражающая любого, ступающего на эти земли, жадным желанием жить и полнейшим фатализмом перед лицом смерти.
И еще будет христианский городок в горах Ливана Дир-Эль-Камар, окруженный плотным кольцом друзов, полных решимости вырезать все население городка до единого, от мала до велика; и на экранах мира, истощенные лица истово молящихся в церквушке городка, до-отказа набитой мужчинами, женщинами и детьми; глухое равнодушие этого мира к своим же братьям, и заявление Бегина о том, что евреи не дадут совершиться резне: двое суток будете вывозить на "Зельдах" и автобусах жителей из городка, и атмосфера ненависти будет до того густой, что лишь отвернешься на миг, как за твоей спиной друз бросится с ножом на христианина, мальчишка будет штыком пытаться проколоть шины, а вокруг по стенам ветер будет рвать портреты Амина Джумайеля и Джумблата с израильскими автоматами "галиль" наперевес.
От холода коченеют руки, христиане жадно хватают из ваших ладоней горсти конфет, и волчьи взгляды друзов на ускользающую добычу пробирают страхом до костей сильнее, чем в самый тяжкий обстрел.
И еще будет миг, когда вас, на Джебель-Барух, сменят досы[126] с пейсами и бородами, всего девять месяцев в армии, и вы возникнете перед ними прямо в облаках, и они будут испуганно спрашивать: «Где мы?», и кто-то ответит: «На седьмом небе»; они испуганно загалдят, не понимая вашего недовольства: дело же в том, что они давно должны были сменить вас, но рабби попросил отсрочить их приход, чтобы праздники они встречали на Святой земле; на радостях уезжаете ночью, вас останавливает на шлагбауме военная полиция, ибо ночью в Ливане двигаться запрещено; звоните комбату, а он буркнет в трубку: «Вы кто? Шакед? Ну так оттесните их, и все дела…»
Проходит время. Рассасывается страх.
По может ли забыть человек, как он шел по краю поля мертвых, видя сухими глазами застывшую графику "Апофеоза смерти", а забвенье, оказывается, было обычной суетой жизни – беготней, работой, утолением жажды и голода – но делая все это, человек более, чем всегда, смотрел вверх, приподняв лицо как слепой.
Взгляд был невидящ, ибо нужно оцепенеть, чтобы сосредоточиться.
И увидеть их молодых, еще и не вкусивших жизни, призрачной цепочкой теней переходящих сухое русло реки Явок [127] в забвенные поля Аида, и слышать как голос диктора ледяной водой хлещет в лицо:
– Ихье зихрам барух! – Да будет их память благословенна!
И в самые страшные мгновения перед тобой прокручивался ослепительный ряд картин – родной дом, солнце, близкие, школа – все это было как оберегаемый в сокровенной глубине талисман в этом Богом проклятом Ливане.
А затем удивление: остался жив. А затем – уверенность: кто-то же должен был делать это дело.
А еще позднее возмущение бесконечными моими пересказами: да ничего такого и не было.
И совсем потом, после, внезапное:
– Папа, это были лучшие годы моей жизни…
И слова эти улетают, как семя по ветру, в сырую сумрачность ранней иерусалимской весны с влажным холодным солнцем, слабой грязью узких улочек, пестротой люда в шубах, куфиях, цветных платках, и старый каменный город кажется древнее самого себя и потому еще прекраснее зубцами развалин и обломами башен, рассекающими время.
Среди толкотни, говора, запаха кофе и дыма кадильниц, в каком-то узком проходе внезапно – девушка тонкой восточной красоты – как луч в портале.
Смеешься, вспоминая, что точно такое виденье возникло перед тобой: первая девушка в Кириат-Шмона, когда впервые вернувшись из Ливана, ты вывалился из автобуса, как вываливается из берлоги грязный и одинокий зверь. Улыбка твоего восхищения испугала ее.
А семя продолжает лететь по ветру.
А горы Иудеи, не ощущаясь, подступают вплотную, обрывая каждую мысль вечностью, щемяще высокой и недоступной.
Оказывается, смерть может быть временем года, образом жизни с долгой болью и короткими радостями, и у детей, которые вернулись в землю обетованную, уже сейчас отсутствующие лица, как у Ангелов, ибо прислушиваются в самих себе к будущему.
5.08.88 г.
Бар-мицва (иврит) – совершеннолетие.
Фетер Иоселе (идиш): отец Иоселе. Речь о Сталине.
«В начале…» – первое слово первого стиха первой главы Первой книги Торы «Бэрешит…»
идиш:
…Лишь только подписываются все души.
Сам Господь кладет казенную печать…
Обряд обрезания.
*идиш:
Годы тянутся, годы летят,
годы бегут без испуга.
Люди все еще продолжают
мучаться,
мучаются они без конца…
идиш: «Ой, Лева, станешь ты глухим, как Ьревно»…
идиш: «Эта дикая коза».
идиш: «Мама, Исак умер…»
идиш:
Как мы можем играть на струнах руками
нашими наши священные песни,
если Иерусалим сожжен
и в рассеянии наши братья…
идиш: опять берутся за евреев.
идиш: «Ты не будешь надо мной смеяться? Скажи мне: мы их видим (в телевизоре), они видят нас?»
«Не принимай так близко к сердцу».
«чтоб ты пережил мои кости».
иврит: саван.
Марк Твен, «Янки при дворе короля Артура».
иврит: «Раз-два»
идиш:
Вертится шалунишка на улице,
выучить ничего не может,
вертится впустую
и делает все, что делать
Место общественных собраний и концертов.
идиш: «Эта потаскуха».
идиш: «Зина, ты закрыла дверь?» – «Закрыла… спи уже, спи…»
идиш:
Забудь уже поколение, что было раньше,
где каждый решал за себя
Лишь дверь закрывает яму,
кладут на нее тяжелый камень…
идиш:
Все это мы видим, полные покоя и умиротворения,
сколько было поколений,
исчезли они как сон,
и костей от них не осталось…
идиш:
…И так умирает богатый и бедный,
и таков их конец,
и на старых их могилах
вырастают новые поколения…
идиш:
Новые поколения,
новые поколения,
новый богач, новое
общество,
новые поколения:
новые
представления,
новые страдания
Мышимед (идиш): выкрест. Мышимейдэстэ – выкрест женского рода. «Зол дайн ман ваксн ви а цыбалэ» (идиш) – чтобы муж твой рос, как луковица (головой в землю).
Лилит (иврит): ночная, царица ведьм.
меция (идиш, иврит): находка, дешевка
«Мишлей» (иврит): «Притчи Соломоновы».
иврит:…Ибо смотрел я в окно дома моего, сквозь решетку мою: и увидел среди неопытных, заметил среди молодых людей юношу, лишенного тонкости сердца: переходившего базар около угла ее, и путь его был к дому ее.(Гл. 7,6-7-8)
иврит:…Ибо мужа нет дома, отправился в дальнюю дорогу: горсть серебра взял с собою, вернется домой в день полнолуния… (Гл. 7, 19–20)
иврит: «…Дом ее – пути в преисподнюю, нисходящие во внутренние жилища смерти…» (Гл. 7, стих 27).
иврит: «…Как в воде лицо к лицу, так сердце человека – к человеку…» (Гл. 27, стих 19).
иврит:
"Под тремя сердится земля, четырех не может носить:
раба, когда он делается царем; глупого, когда он досыта ест
хлеб; позорную женщину, когда она выходит замуж…"
(Мишлей", гл. 30, стихи 21, 22,23)
Суккот (иврит): праздник Кущей, следующий после Судного дня.
брит-мила (иврит): обряд обрезания, вступления еврея в завет с Богом.
иврит: Площадь Древностей.
Время правления римских императоров Веспасиана, Траяна, династии Хасмонеев (отец и сыновья Маккаби и их потомки).
Бат-Дор (иврит) – дочь поколения.
иврит: цитрусовый сад.
(иврит): «Шай» – подарок, «Хен» – милость, привлекательность.
«Морское кладбище» – знаменитое стихотворение французского поэта Поля Валери. ^ ^
Кичман (сленг) – тюрьма.
идиш: Ты знаешь, мальчик, что это такое «талиан» на священном языке?.. Это тот, кто отрубает голову…
